отрицательно покачал головой и виновато опустил глаза. Пощупав через некоторое время пульс, Боткин бережно опустил окровавленную руку царя и произнес: «Государь император скончался». Княгиня Юрьевская рухнула без чувств на пол.
Он рассказывал с таким волнением, будто все это произошло только что, вчера или позавчера. И когда он замолчал, его дыхание было частым, как у запыхавшегося человека.
– А Петр Первый как умер? – спросил я.
Он, похоже, не удивился, уверенно заговорил после небольшой паузы:
– Тяжело умер. Мучился долго. Бурная жизнь Петра Алексеевича принесла ему к пятидесяти годам не одну болезнь. Но более всего он страдал от уремии. Незадолго до кончины он ездил на минеральные воды, только и во время лечения не соблюдал режим. Его непоседливая, деятельная натура требовала действия. Он собственноручно ковал железные полосы на Угодском заводе Меллеров, спускал очередной фрегат, потом отправился в долгое и утомительное путешествие. Он слег лишь в последние три месяца жизни, но все равно в дни облегчения невозможно было удержать его в постели. В конце октября тысяча семьсот двадцать четвертого года он вместе с другими тушил пожар на Васильевском острове, а в ноябре заглянул на свадьбу немецкого булочника, немало выпил там. В декабре отправился на судоверфь инспектировать закладку нового фрегата. Но самочувствие царя ухудшалось. К середине января приступы уремии сделались ужасными. Царь кричал громовым голосом, часто терял сознание. Двадцать восьмого января Петр скончался в невероятных муках. Это случилось ранним утром.
– А Иван Грозный? – не унимался я.
– Иоанн Васильевич? – Он пристально глянул на меня.
– Судьба уготовила ему страшную кончину. В начале тысяча пятьсот восемьдесят четвертого года у него открылась неведомая хворь, какое-то гниение внутри. От царя исходил неприятный запах. Иоанн был напуган. По церквам и монастырям велено было молиться за царя, от его имени обильно раздавалась милостыня. Знахари со всех краев России, множество иноземных лекарей пользовали царя, но это не приносило облегчения. Царь то падал духом, неистово молился, приказывал выпустить заключенных из темниц, то возвращался к прежней необузданности. Однако, болезнь усугублялась. Тело царя покрылось волдырями. Запах стал невыносим. Семнадцатого марта царя отнесли в баню. Мылся он с удовольствием, после бани почувствовал себя лучше. Он сидел на постели. Велел подать шахматы. Сам принялся расставлять фигуры. И когда попытался поставить на свое место белого короля, неожиданно потерял сознание, упал на постели. Поднялся переполох. Срочно призвали знахарей. Но только их помощь не потребовалась. Царь был уже мертв.
Я не сомневался – он рассказал мне то, что произошло на самом деле. Меня интересовало другое.
– Это случилось тут, в Кремле? – спросил я.
– Да.
– И вы были тогда здесь?
Он долго не отвечал, потом как-то простенько прозвучало:
– Был.
Я не мог этому поверить и, в то же время, чувствовал, что он не обманывает меня. Это была правда. Непонятная, странная. И, все-таки, правда. Я соображал, что делать дальше? И тут у меня мелькнуло: а будущее? Он знает, что будет? Я не успел задать вопрос, потому что он проговорил:
– Знаю.
Я уже не удивился, что он слышит мои мысли. Вновь ощутив непонятный азарт, спросил неверным голосом:
– И когда… я?
– Не жди от меня ответа.
– Почему?
– Не пришло время.
Ладно. Попробую выяснить другое.
– А почему наша встреча неслучайна?
– Потому что она должна была состояться.
– Это ничего не объясняет.
– Это объясняет все. – Хозяин странного кабинета поднялся. Он был выше меня ростом. Темные глаза смотрели бесстрастно. – Тебе пора, – проговорил он. – Мы еще с тобой встретимся.
Я тоже поднялся, как-то машинально окинул комнату взглядом, словно пытаясь получше запомнить ее. Я не стал подавать ему руку. Я чувствовал, что этого не надо делать.
– До свидания, – пробормотал я и, повернувшись, пошел к выходу.
На следующий день, проходя по тому коридору, я толкнул знакомую дверь. Я с замиранием ожидал, что она откроется, что я вновь предстану пред ним, этим странным человеком. Я хотел этого. Дверь была заперта. И через день, и еще через день. Я понял – если дверь и откроется, то не скоро. Что-то должно прежде произойти.
Разговор со странным человеком не выходил из моей памяти. Я поднял старые газеты, прочитал заключения о болезни и смерти, вернее, кончине многих людей, сделал копии, которые собрал в особой папке. Потом пришлось завести другую, третью.
Через некоторое время я обнаружил, что говорю с Алексеем, своим давним другом, о смерти – мы с ним выпивали по давней традиции.
– Ты помнишь обстоятельства кончины Брежнева? – спросил я.
– Нет, – ответил мой приятель, давно сменивший профессию грузчика на предпринимателя, владельца нескольких магазинов. – Откуда я могу помнить? Мне было тогда не до Брежнева. Помер, и ладно.
– В отличие от Сталина, которого панически боялись до его предсмертной секунды, Брежнев вызывал одни насмешки. Он был настолько болен и немощен, что последние годы за него правило ближнее окружение. По сути, смерть положила конец его позору. Заключение о его болезни и кончине гласит: «Брежнев Леонид Ильич, тысяча девятьсот шестого года рождения, страдал атеросклерозом аорты с развитием аневризмы от брюшного отдела, стенозирующим атеросклерозом коронарных артерий, ишемической болезнью сердца с нарушением ритма, рубцовыми изменениями миокарда после перенесенных инфарктов. Между восемью и девятью часами десятого ноября тысяча девятьсот восемьдесят второго года произошла внезапная остановка сердца…»
Я почувствовал, что с особой торжественностью произнес текст заключения о болезни и кончине Брежнева. Это случилось как-то само собой. Я удивился. И тут ко мне пришла странная мысль, что я готов к обещанной встрече. Я понял – встреча скоро состоится. Я ждал ее.
