– Ну, я собиралась вызвать такси! – соврала Клодин.
– И что бы ты сказала водителю? Чтобы он отвез тебя на вечеринку, которая может оказаться ловушкой?
Гарриет стянула резинку с хвоста и тряхнула своими рыжевато-каштановыми волосами. С обеда они успели отрасти минимум на дюйм.
– Это не решения, это ошибки.
– А что такого страшного в ошибках? – рявкнула Клодин. Она отвернулась к окну и пробормотала: – Впрочем, откуда мне знать? Мне же не дают их совершать!
После этого наступила тишина, нарушаемая только позвякиванием приходящих эсэмэсок.
Гарриет кашлянула.
– Я тебя прекрасно понимаю.
Клодин, не веря своим ушам, обернулась к матери. Потрескавшееся сиденье голубой кожи протестующе скрипнуло.
– Ты меня понимаешь?
Динь!
Гарриет крутила золотое обручальное кольцо у себя на пальце.
– Я ведь была совсем как ты, когда была помоложе. Я не выносила, что мама и старшие сестры мной все время командуют. И я стала после школы работать официанткой, накопила денег и в лето перед колледжем отправилась путешествовать с рюкзаком по Европе. И мне было так хорошо на воле, что я решила там остаться. Следующие два года я работала в ресторанах, понемножку учила разные языки, встречалась с самыми удивительными людьми.
Клодин испытывала восторг и огромную зависть. Наверное, так себя чувствуют те, кто умеет летать. Почему мама об этом раньше никогда не рассказывала?
– И что же заставило тебя вернуться?
– Мужчина по имени Кларк.
Гарриет улыбнулась, внезапно сделавшись похожей на девчонку – наверное, так она выглядела в те дни.
– Мы познакомились в кафе в Амстердаме и целые две недели путешествовали вместе, а потом он вернулся домой, в Америку. Он умолял меня поехать с ним, но я отказалась. Я сказала себе, что никогда не стану следовать за ним – и ни за каким другим мужчиной. И вот он уехал, а я осталась.
Клодин развернулась лицом к матери.
– И все? Он не пытался заставить тебя поехать с ним?
– О, твой папа был для этого слишком умен! – хмыкнула Гарриет. – Он сказал мне, что я совершаю большую ошибку, а потом отошел в сторону и предоставил мне возможность ее совершить. Короче, через четыре дня я уже сидела в самолете.
Она помолчала и взяла Клодин за руку.
– Но теперь твой папа уже не тот. Он сильно размяк с годами. Помнишь, как он плакал на третьей «Истории игрушек»?
Клодин хихикнула.
Гарриет вздохнула.
– Самое трудное в работе родителя – это видеть, как дети совершают ошибки. Инстинкт велит тебе их защищать. Но ты права, Дини. Иногда приходится отойти в сторону и позволить вам совершать ошибки. Самое большее, что мы можем, – это быть рядом, чтобы помочь вам расхлебать заварившуюся кашу.
Динь!
– Кто-то пытается до тебя достучаться.
– Это, наверно, Клео и Мелоди хотят знать, где я…
Клодин выключила телефон. Все равно они рано или поздно догадаются…
– Пристегнись.
– Что-что?
– Давай живей! – Гарриет завела мотор. – Поехали уже на твой День Варенья.
Сердце у Клодин забилось чаще.
– Как?
– Может, ты и права, – сказала мама, включая отопление. – Может, все обойдется. Но я все-таки буду рядом, на всякий случай.
– Спасибо, мамочка! – И Клодин крепко-крепко обняла Гарриет. И спросила: – А можно я за руль сяду?
Гарриет расхохоталась.
– Ну и нахалка же ты! – ответила она, медленно выезжая задом со стоянки.
– Стой! Стой! – послышался знакомый голос.
Гарриет нажала на тормоза.
– Если уж ты твердо решила ехать, дай я поведу! А то ты же водишь, как…
В окне водительской дверцы появилась запыхавшаяся Ляля.
– Ой! Миссис Вульф! Извините… Я… я… я думала, это не вы…
Щеки у нее покраснели. Клодин никогда еще не видела ее такой румяной.
Клодин подалась вперед и замахала рукой:
– Вся в порядке, Ляль! Мама за нас!
– Ну, ты же не хочешь, чтобы такое чудесное платье пропало впустую? – сказала Гарриет.
Ляля заметно смутилась.
– Запрыгивай! – распорядилась Гарриет. – Мы уже и так опаздываем!
Вампирша с восторгом послушалась, втиснувшись на переднее сиденье рядом с Клодин.
– Ур-ра-а! – завопили они, когда Гарриет вырулила на шоссе и помчалась навстречу тому, что, возможно, было первой – и самой кошмарной – ошибкой в жизни Клодин.
Это было здорово!
Глава 21
Игра в прятки
Поезд со скрежетом остановился на станции «Орегон-Сити».
– Еще одна остановка, и мы на месте! – объявил Билли.
Фрэнки сунула руки в карманы черных джинсов в облипку и отвернулась от окна. Она всей душой стремилась в Портленд, но почему-то думать могла только об этой станции. Для того, чтобы миновать ее и не заискрить, требовалось спрятать подальше не только руки, но и свои воспоминания.
Темные миндалевидные глаза Билли озабоченно сощурились.
– Ты в порядке?
– Высоковольтно! – ответила Фрэнки. Лучше бы он поменьше о ней заботился, а просто взял и поцеловал ее! Тогда бы Орегон-Сити ассоциировался у нее с его губами, а не с губами Бретта… И она наконец смогла бы двигаться дальше.
Увы, Билли-Видимый был не из тех ребят, которые делают первый шаг, да еще в поезде. В отличие от Билли-Невидимого этот, новый Билли, всю неделю старался продемонстрировать, что он – джентльмен. И где-то по дороге их дружба превратилась в ухаживания.
Начать «официально» посещать школу он мог не раньше следующего семестра. Тем не менее каждый день в 15.35 Билли ждал у школы с черной розочкой и предложением проводить Фрэнки до дома. Он помогал Вивеке выгружать из багажника купленные продукты. И перед тем, как лечь спать, всегда писал эсэмэс: «Спокойной ночи!» Они теперь меньше смеялись, зато больше разговаривали. В конце концов, теперь, когда он стал видимым, прежние шалости были ему недоступны. Зато теперь он сделал своей визитной карточкой броскую внешность и безупречный стиль. И больше всего Билли восхищались ее родители. С Бреттом они бы ее в Портленд на концерт Леди Гаги ни за что не отпустили.
