Николай Кузнецов

ранний час, на Дойчештрассе было многолюдно – спешили на службу офицеры, чиновники, мелкие служащие оккупационных учреждений. Кузнецов и Каминский еле успевали отвечать на приветствия и самим приветствовать проходящих военных. У всех сумрачный, угрюмый вид – эти прохожие уже знают о ночном взрыве…

Восемь часов сорок минут. У главного подъезда суда останавливается крытый грузовик: эсэсовцы привезли арестованных в суд. Струтинский осторожно ощупывает под сиденьем автомат и гранаты. Грузовик с эсэсовцами здесь совершенно ни к чему сейчас. Но Кузнецов и Каминский продолжают как ни в чем не бывало оставаться на своих постах. Кузнецов, конечно, тоже встревожен появлением грузовика, но не отменять же из-за него операцию.

Восемь часов сорок пять минут. Откинулась на мгновенье занавеска в окне парикмахерской – это Анчак подает знак, что скоро, через две-три минуты, он закончит бритье. Каминский небрежно сдвигает фуражку на затылок. Это тоже сигнал и означает то же самое, но предназначен Кузнецову.

Восемь часов пятьдесят минут. Занавеска откинута совсем. Каминский приподнял фуражку. Кузнецов взглянул на часы и неторопливо направился к главному входу в суд – Струтинский завел мотор…

Из дверей парикмахерской выходит Функ. Небрежно отвечает на приветствие проходящих. Обыкновенный человек, с невыразительным, словно стертым, лицом. Неужели это он, мимо которого в толпе пройдешь, не обернувшись, отправил на эшафот тысячи людей? Да, это он. Главный палач Украины Функ.

Кузнецов, готовясь к операции, хорошо изучил расположение коридоров и комнат в здании суда. Сейчас ему требовалось единственное – войти в дверь одному, не столкнувшись ни с кем из сотрудников. Иначе чем объяснить, что, оказавшись внутри здания, он не пошел ни на второй этаж, ни в боковые коридоры первого, а просто плотно прижался к стене сразу за дверью? Разводчик понимал, что сотрудники суда постараются занять свои рабочие места в кабинетах раньше (хоть на несколько минут), чем прошествует в свой на втором этаже главный судья.

Кузнецов стоял не шелохнувшись. Справа послышались шаги – кто-то шел по коридору к двери. Шаги приблизились и удалились, уже по лестнице.

Восемь часов пятьдесят девять минут. Хлопнула входная дверь. Функ! И тут же – три выстрела в упор из надежного офицерского «вальтера»…

Быстро, но без суеты Кузнецов подхватил выпавший из руки Функа портфель и спокойно вышел на улицу.

Эсэсовцы у подъезда видели, как из здания суда вышел пехотный офицер и уехал на сером «адлере», но не обратили на него никакого внимания. Кто-то из них рассказывал что-то веселое, остальные гоготали во все горло и слабых звуков выстрелов не слышали.

Машина стремительно унесла Кузнецова и Струтинского, но Ян Каминский некоторое время еще оставался на своем посту возле парикмахерской. С его слов известно, что происходило дальше.

Тело Функа на лестнице возле главной двери обнаружил, конечно, первый же посетитель – не служащий – верховного суда Украины. Это произошло спустя две-три минуты после свершения акта возмездия. На втором этаже здания суда распахнулось настежь окно, и чей- то истерический крик огласил площадь:

– Президент убит! Президент убит!..

Поднялась тревога. Эсэсовцы у главного подъезда связали, видимо, убийство Функа с уехавшим на автомобиле офицером и устремились в погоню. В двух-трех кварталах от Парадной площади они действительно нагнали такой же серый «адлер», в котором ехал какой-то майор. Ничего не понимающего офицера выволокли из машины и по дороге к гестапо избили до полусмерти. Майор, в конце концов, доказал свою полную непричастность к убийству верховного судьи. Этим он озлобил гестаповцев до самой крайней степени, поскольку тем было ясно, что время, потерянное на злосчастного майора, позволило лицам, действительно убившим Функа, бесследно раствориться в лабиринте ровенских улиц.

Выполнив задание, Кузнецов и Струтинский два дня отсыпались на хуторе Валентина Тайхмана, а отдохнув, решили вернуться в Ровно. Предварительно, само собой, в который раз были заменены номерные знаки машины. Командование предусмотрело, что этих обычных мер предосторожности на сей раз недостаточно. Само звание Пауля Зиберта – обер-лейтенант – после покушений на Даргеля и Функа было как бы скомпрометировано. Можно было заранее предугадать, что по всей округе немцы устроят сплошную проверку обер-лейтенантов, сколько бы их ни оказалось.

Поэтому Кузнецова на хуторе уже ждал специальный нарочный из штаба отряда, доставивший Николаю Ивановичу новые документы и новые погоны. Отныне он становился гауптманом Паулем Вильгельмом Зибертом. Кузнецов по этому поводу пошутил, что, глядишь, при таком росте (второе звание за год) войну он закончит полковником.

В Ровно, на улице Коперника, автомобиль остановил патрульный пост.

– Ваши документы, господин гауптман!

Кузнецов предъявил свои новые документы (выглядели они, однако, вовсе не с иголочки), а также путевой лист. Внимательно просмотрев бумаги, проверяющий офицер разрешил следовать дальше.

Не успели они отъехать метров на триста – снова окрик:

– Хальт! Документы!

Зиберт удивился.

– В чем дело? У нас только что проверяли.

Жандармский офицер ничего не ответил. Только просмотрев документы, сказал:

– Не волнуйтесь, гауптман. Сегодня вас будут останавливать часто. Мы разыскиваем