— Прижать шестьюдесятью одним солдатом!..
— Надо было прежде подумать. Во всяком случае, нам ничто не мешало вызвать подкрепления. В конце концов, они здесь для этого и находятся.
— Брандт сейчас не будет рисковать своими людьми.
— Ну хватит. Если вы начинаете ругаться от страха, то нас ждет горячее лето!
— Это не страх, но то, что нас ожидает… Даже если удерживать деревню два дня подряд, на третий — когда мы уйдем — партизаны придут вслед за нами.
— Значит, я прав. Теперь, когда они в пределах досягаемости, можно попытаться прижать их.
— Полагаю, ты знаешь, как это сделать?
— Может быть… Представим, что через два-три дня войсковая колонна отправилась бы из укрепленного пункта № 4. Мы укрываемся в пустых грузовиках и, не раскрывая этого, оставляем перед отъездом в якобы покинутом опорном пункте свой гарнизон. Дальше посмотрим.
— Видишь ли, Хайнц, меня уже тошнит от этого. Когда я подумаю о двухстах тысячах таких парней, как ты и я, живущих, как крысы, под Сталинградом, проклятых и загубленных парней, которые попали в невыносимые условия, у меня возникает желание потянуть время, заткнуть себе уши.
Собеседники замолчали.
Ханс Фертер с силой распахнул дверь: атакован укрепленный пункт № 4. Он вернулся дождаться новостей. В полночь по радио с облегчением сообщили, что партизаны отошли.
Клаус передал полковнику Брандту идею Хайнца, которая не без труда была принята. Но на решение повлияло обнаружение пропавших ранее без вести солдат, трупы которых были подвешены за ноги вдоль дороги на Добрянку.
Через два дня большая колонна грузовиков, на вид пустых, отправилась из Яролишева в укрепленный пункт № 4. Все грузовики ночью тщательно охранялись, но не настолько скрытно, чтобы молодой русский партизан не заметил коммандос, укрывшихся под замерзшими от мороза полотнищами.
По прибытии Клаус и Хайнц попросили у командира гарнизона сделать две вещи: проверить все оборонительные позиции и найти добровольцев, готовых присоединиться к коммандос.
Укрепленный пункт располагался вытянутым прямоугольником, разделенным надвое дорогой. По краям его сторожили два блокпоста. Опорный пункт опоясывала полоса взаимосвязанных пулеметных гнезд и траншей, подкрепленная колючей проволокой и минными полями. Но ночная атака обнаружила опасные бреши во внешнем оборонительном обводе, и после тщательного изучения обстановки Клаусу очень захотелось вернуться в Яролишев. В центре укрепленного пункта стояла деревянная башня, окруженная частоколом из бревен и досок. Она служила командным и наблюдательным пунктом.
Вызвались двадцать два добровольца, в том числе три унтер-офицера и два санитара. На месте оставили все боеприпасы.
Воспользовавшись царившим возбуждением, Клаус и Хайнц добились быстрого минирования домов, расположенных по периметру. Это все, что они смогли сделать до ночи для создания второй линии обороны.
Затем восемьдесят три человека разделились на пять взводов. Один взвод находился в секторе башни, и один приходился на два блокпоста. Каждый взвод выделял двух разведчиков.
Преодолев немало трудностей и благодаря «вкладу» Эрнста Райхеля, Клаус снабдил рацией каждую группу. После отбытия колонны грузовиков все люди быстро поели и разошлись по боевым позициям.
Гюнтер сопровождал коммандос и устроил свой лазарет в погребе, который знавал и лучшее время.
В одиннадцать часов вечера дома сотрясли несколько взрывов. Клаус, лежавший в этот момент, внимательно слушал. Последовали другие взрывы. Чутье его не обманывало: взрывы происходили на дороге, и их было довольно много. Колонна не смогла дойти затемно ни до Добрянки, ни до Яролишева.
Он с трудом поднялся и подошел к рации.
— Внимание, у микрофона командир батальона… Боевая готовность, повторяю, боевая готовность.
В этот момент вошел Хайнц:
— Вот оно… И это моя ошибка.
— Во-первых, это не в первый раз. Во-вторых, это должно было произойти…
Яковлев не мог поверить: наконец они заперты там, загнаны как крысы. Он знал, что фашисты будут биться как бешеные, но им все равно конец. Весь район возвратился к жизни, и немецким гарнизонам не изменить положения вещей. Его люди преисполнены боевым духом, и рано утром от этой опасной банды не останется и следа.
Впереди у Яковлева была целая ночь, и не стоял вопрос о том, чтобы действовать слишком быстро и бесполезно расходовать жизни партизан. Сначала надо подойти как можно ближе к внешнему оборонительному рубежу, уже достаточно ослабленному, и после этого начать штурм. Надо тщательно продумать расположение огневых позиций минометов и пулеметов, а также скрытно вывести людей на рубеж атаки.
На КП укрепленного пункта все были напряжены. Клаус, Хайнц и унтер Байер изучали обстановку. Клаус нервно блуждал взглядом по карте, размышляя. Между тем Хайнц, полузакрыв глаза, что-то чертил в своем блокноте.
— Все предосторожности, принятые здесь нами, ничего не дали. У меня впечатление, что Яковлева предупредили о нашем выходе из Яролишева. Он нападает на нас до восстановления укрепленного пункта. Хитро и очень опасно для нас. Как по-твоему, Байер?
— Считаю, что нам нужно держаться до конца, господин гауптман.
Хайнц передал свой блокнот Клаусу:
— Дорога, где были взрывы, в двадцати минутах ходьбы от нас. Сейчас они готовятся к нападению… Кроме того, я разделяю мнение Байера, что нужно держаться до конца… Но взгляни на этот чертеж, мы по прямой в семнадцать километрах от Алешенки.
Клаус в свою очередь внимательно посмотрел на чертеж:
— Выдержим две атаки, может быть, три. Но потом все рухнет, и до рассвета еще далеко.
— Ты предлагаешь смыться? — спросил Клаус.
— Да… После второй атаки, например. Когда мы будем еще не слишком потрепаны. Хорошо рассчитав свой удар, мы можем прорваться прямо на восток. До того, как Яковлев соберет своих парней, и при условии, что мы не будем использовать пути, по которым они нас смогут преследовать на санях… Стоит попробовать.
— Во всяком случае, я чувствую, что это наш лучший шанс выпутаться. Посмотрим, что выйдет, я подготовлю приказы об отрыве.
По выходе из башни у Хайнца и унтера Байера перехватило от ветра дыхание. Оба молчали. Хайнц поднялся в наблюдательный пункт и приказал пускать осветительные ракеты. Двое других часовых помогали ему вести наблюдение.
Синеватый свет осветил окраины укрепленного пункта, но Хайнц ничего не заметил. Он дал сигнал огневым точкам:
— Прицел 800. По моей команде… Огонь.
Послышалось несколько скрипов, и стрельба прекратилась.
— Прицел 600. По моей команде… Огонь.
В этот раз Хайнцу показалось, что снег зашевелился. Трассирующие пули пулеметов, казалось, разрывали белые, медленные хлопья.
Он снова уменьшил прицельную дальность. На этот раз попадание было точным.
— Внимание, всем огневым точкам! Прицельная дальность не более пятисот метров. Выжидать до последней возможности.
Курт Рейнхардт, находившийся на блокпосте у дороги, считал свое положение весьма неудобным. Он соорудил подобие капюшона, чтобы поберечь лицо от мороза, но его подбородок снизу неимоверно чесался. Он проверил наличие боеприпасов и оглянулся на своих автоматчиков, внимательных и неподвижных.
Унтер Байер наблюдал за чередой своих солдат, залегших с винтовками, автоматами, пулеметами.
