находится опасный преступник, и, естественно, Уильям не хочет, чтобы кто- то еще, помимо членов семьи и его людей, оказался замешан в этом деле.
Кейт бросила взгляд на Реджи, который сидел рядом перед своей тарелкой. Он никогда не вмешивался в их перепалки, и Кейт его ни капельки за это не винила.
— Но, мама, это же Берти…
Старый смотритель — абсолютно безопасное создание. Мать ударила по подлокотнику кресла.
— Не будь дурой. Почему ты все время споришь, даже когда все делается исключительно для твоего блага? Ради твоего доброго имени!
— Прости, мама.
— Он, как всегда, в первую очередь заботится о тебе, Кэтрин, как когда-то заботился Уоррен.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты помнишь того ужасного мальчишку? Как, бишь, его звали? Питер?
Кейт моргнула. Имя Питера не произносили в Дебюсси-Мэноре больше восьми лет. Ей тогда было четырнадцать, а Питер, которому было шестнадцать, положил на нее глаз. Он немного напугал ее, потому что взялся преследовать с огромным упорством. Каждый день он поджидал ее у кухни Дебюсси-Мэнора, следовал за ней по пятам, а однажды затащил за дерево и слюняво поцеловал в губы, отчего она потом много дней чувствовала себя грязной.
Питер пошел к ее братьям, чтобы испросить разрешения ухаживать за ней официально, но те, прознав, что он внебрачный сын купца-угольщика, отказали ему и велели больше никогда к Кейт не приближаться. С тех пор Питер больше не досаждал ей, а через несколько месяцев поступил на службу в армию — и не вернулся с Ватерлоо.
— Да, мама, — тихо ответила она. — Я помню Питера.
— Твой брат и теперь защищает тебя, в точности как сделал это тогда. Ему очень важна семья.
Кейт не сомневалась, что Уилли и впрямь считает Гаррета злодеем, поэтому не винила его за то, что он пытается ее от него уберечь. Но Уилли — изменник, прелюбодей. Если уж семья для него так много значит, то зачем он обманывает молодую жену?
Покусывая губы в нерешительности, Кейт смотрела на Реджи.
Джон ушел: он проводил ее наверх после того, когда она относила Гаррету ужин. Дождавшись, когда он покинет дом, Кейт перенесла Реджи вниз, в спальню, и подготовила брата ко сну. После пяти басен он все еще не спал, поэтому она спела ему колыбельную, поглаживая по спинке через тонкую ночную рубашку.
В конце концов, Реджи все-таки заснул, и Кейт расчесала волосы, глядя на то, как трудно он дышит. Она не знала, помогает ли ему вообще микстура, которую прописал доктор. Лучше ему не становилось, но ведь симптомы болезни могли проявиться от тысячи вещей: зима на носу, а Реджи всегда делалось хуже, когда устанавливалась сухая и холодная погода.
Даже глядя на брата, она явственно ощущала ту прочную золотистую нить, которая соединяла ее с Гарретом.
Глупо испытывать к нему такие сильные чувства. Кейт раньше никогда не считала себя глупой. Она всегда была благоразумной девушкой. Так почему с Гарретом все благоразумие, которым она так гордилась, исчезает?
В присутствии Гаррета она забывала обо всем на свете. Отдавалась на волю чувств. Отбрасывала все ограничения. Осознание этого должно было бы напугать ее до полусмерти. Вместо этого у нее возник порыв пойти к нему.
Каково это будет — забыться в его объятиях?
Она подумала, что это, наверное, наслаждение, какого она никогда не испытывала. Самый восхитительный опыт в ее жизни.
Она всегда это чувствовала, с самого начала, с того момента, как наблюдала за ним у пруда, а он и не подозревал об этом. Где-то в глубине души она твердо знала, что вот этот самый человек, один- единственный на свете, может стать для у нее целым миром.
Что же такого особенного есть в Гаррете Лонгмайре? Совершенная красота и шрамы, которые напоминают, что он всего-навсего человек, а не божество. И еще его благородство, его самообладание, которое он проявил, когда она так смело предложила себя ему, а он явно ее хотел. Или то, что он не требует ее помощи для организации побега?
Несмотря на недоверие, которое она теперь питает к старшему брату, у нее все же есть обязательства перед семьей и даже перед леди Ребеккой. Эти обязательства она тащила на плечах, как тяжелые мешки зерна, и никогда бы их не бросила.
Гаррет открыто сказал ей, что ничего серьезного и продолжительного между ними быть не может, он посоветовал ей найти человека, который сумеет позаботиться о ней так, как он сам не в состоянии.
По правде говоря, он ничего ей не предлагал. Так почему же она чувствует себя так, словно он уже дал ей все?
Как быстро она привязалась к этому человеку. Сколь многое поставлено на карту. Ее родной брат жаждет повесить его, а он, в свою очередь, хочет убить ее брата.
Кейт действительно понимала острую потребность Уилли в отмщении. Она росла рядом с ним и Уорреном, видела их вместе, завидовала крепости их уз.
В раннем детстве, в те времена, когда Кейт еще ничего не знала об индивидуальности, она видела Уилли и Уоррена как нити одного целого.
Возможно, в этом ее детском видении и кроется частица мудрости? Может, Уоррен забрал с собой половину души своего близнеца? Вдруг именно смерть Уоррена навсегда лишила Уилли тех черт, которые он демонстрировал людям, которыми на деле не обладал: честности, чувствительности, здравого смысла? Способности любить? Не сошел ли Уилли с ума после смерти брата?
Кейт крепко зажмурилась, отгоняя эту мысль.
Вне зависимости от того, в здравом он уме или нет, Уилли пойдет на что угодно, лишь бы отомстить за Уоррена. Кейт прекрасно это понимала и меньшего от Уилли не ждала.
Она уронила расческу на колени. Пока она шла домой, в голове ее созрел некий план, однако она все еще колебалась. Слова, сказанные Уилли вчера вечером, никак не шли у нее из головы. «Не имеет значения, что он будет говорить или делать: всегда помни правду».
Кто же это будет: ее семья или Гаррет? Кому она поверит? Как вообще возможно сделать выбор в такой ситуации?
Если она воплотит свой замысел в жизнь, будет ли это предательством семьи?
Конечно же, да. Это будет ужасное, извращенное предательство, и если мама и Уилли узнают правду, они возненавидят ее навсегда.
Кейт порывисто встала, чтобы положить расческу на место — на столик у изножья кровати. Она наклонилась и поцеловала Реджи в щеку.
Вина давила на плечи и сковывала ноги. Возможно, она потом возненавидит себя за то, что собирается сделать, но решение уже принято. Она обманет родных ради человека, которого знает всего несколько дней. Ради человека, чью фамилию она впервые услышала только вчера, чье происхождение для нее загадка, чье прошлое так же грязно, как проселочная дорога в Кенилуорт.
Она предаст семью ради мужчины, которого умоляла, чтобы он овладел ею.
Слезы подступали к глазам, когда она оставила Реджи. Однако, выйдя из комнаты, она не повернула в подземелье, а пошла в противоположном направлении. С трудом переставляя ноги, она поднялась по лестнице на первый этаж и через зал для слуг попала в общий коридор. У главной лестницы она остановилась и осмотрелась кругом.
Перед ней темнела лестница красного дерева. Кейт, бесшумно ступая босыми ногами, поднялась по ней и повернула сначала в один коридор, потом в другой. На полпути по заднему коридору дома она замерла перед одной из дверей. Потом повернула ручку и вошла.
В помещении царила темнота, но Кейт жила в этом доме сколько себя помнила и всегда была любознательна, так что прекрасно изучила каждый уголок Дебюсси-Мэнора. Поэтому если бы кто-то даже в кромешной тьме велел ей повертеться на месте сто раз, а потом отвел бы в любую комнату, она за считанные секунды, опираясь только на осязание и обоняние, точно определила бы, где находится. В
