самого себя. Искупление — это плата за что-то, за какую-то вину. Но взгляд виновного направлен в сторону от того, кому он причинил вред. Каяться можно, только если смотреть в сторону от жертвы, в широком смысле.
Какими должны быть действия помощника в таком случае? Он должен повернуть виновного лицом к тому, перед кем он провинился. Тогда вы увидите, что произойдет. Готов ли клиент пройти по этому пути? Хватит ли у него на это сил? Если он пойдет по этому пути и посмотрит на того, перед кем провинился, изменится ли что-нибудь, придет ли в движение? Иначе ничего произойти не может. Иначе все останется, как есть. Если ничего не меняется, нужно остановиться. Тогда это станет серьезным.
Истинный порядок помощи содержит в себе конфликт. В традиционной психотерапии, разработанной Фрейдом, укрепилась определенная модель помощи. Наша работа ставит такую модель под вопрос, причем в ее основании. Это неизбежно ведет к конфликту. Многие расстановщики являются последователями традиционной психотерапии и остаются заложниками ее устоев. Они зачастую не в состоянии двигаться вперед в своем развитии и остаются на определенном уровне. Некоторые считают себя вправе критиковать нашу работу или мой метод, поскольку он противоречит тому, чему их учили.
Традиционная психотерапия предполагает, что клиент приходит к психотерапевту и говорит, что он болен или нуждается в чем-то. Что происходит в этот момент? Происходит перенос на терапевта, аналогично переносу от ребенка к его родителям. Что тогда происходит с психотерапевтом? Происходит контрперенос, терапевт начинает замещать для клиента его мать или отца, как для ребенка. Очень часто клиент в таком случае ожидает, что сможет наверстать то, чего не получил в детстве, что в лице терапевта он найдет лучшую мать или лучшего отца. Некоторые терапевты идут на это и действительно чувствуют себя так, будто они лучшие матери или отцы для своих клиентов.
Только подумайте, что происходит в их душах. Что происходит в душе клиента и в душе терапевта? Может ли такая терапия быть успешной? Она обречена на провал. Между терапевтом и клиентом возникает связь, причем эта связь неразрывна. Лишь немногим клиентам удается сказать: «Хватит». Зачастую при этом они испытывают некоторую злость, потому что результаты оказываются слишком малы. Но именно это означает рост. Злость — это признание несбыточности детских надежд клиента. Прощаясь с детскими надеждами, клиент становится самостоятельным и взрослеет.
В процессе переноса и контрпереноса возникают так называемые терапевтические отношения. Что это такое? Это отношения «родители — ребенок» и ничто иное.
Маленькие дети могут получить от родителей все что угодно. И родители дают своим детям все, что могут, с любовью. Но когда дети вырастают и продолжают требовать от родителей то, что требовали маленькими, родители отказывают им. Тогда дети злятся и так становятся самостоятельными.
Позднее они идут к психотерапевтам и пытаются повторить старый трюк. И когда же они станут самостоятельными? Когда терапевт сорвет их планы. Он должен поступить так же, как и родители, чтобы прекратить терапевтические отношения.
Что происходит с терапевтом, когда он поддается переносу «родители — ребенок»? Он становится бессилен что-либо сделать. Находясь в позиции превосходства, он не в состоянии расти. И то, что он может предложить, как правило, несерьезно, слишком несерьезно. Это можно иногда наблюдать и в группе. Когда я поработал с кем-то и работа оказалась очень волнующей, часто после к нему подходят другие члены группы с выражением участия, будто они лучшие терапевты. И они чувствуют себя большими. Но что при этом происходит в душе? В этот момент они превращают клиента в ребенка и отнимают у него силу. Итак, понимание того, что самая опасная помощь — это помощь в условиях переноса «родители — ребенок», — это революционное понимание.
В случае помощи, как я ее представляю, необходимо строго препятствовать тому, чтобы клиент занимал позицию ребенка. Например, когда клиент говорит: «Я так плохо себя чувствую». Тот, кто жалуется, не хочет действовать. В таком случае любое утешение клиента — это оправдание его бездействия. Он просто оправдывает собственное бездействие. Наибольшей любовью здесь будет — хотя это часто воспринимается как жестокость — оставаться со своей силой, быть ясным, обращаться с клиентом как со взрослым. Такая любовь требует большего как от терапевта, так и от клиента.
В этой связи я бы хотел сказать кое-что еще. Я веду себя очень сдержанно, потому что я уважаю поле. Если кто-нибудь подходит ко мне во время перерыва и говорит: «У меня есть вопрос», что он делает с моей душой? Я погружаюсь в работу целиком и мне необходимо поддерживать концентрацию. Когда меня отвлекают вопросами из любопытства, я отклоняю такие вопросы. Я обязан это делать в своих интересах и в интересах нашей общей работы.
Вина
Хеллингер выбирает заместительницу для клиентки и ставит напротив нее мужчину.
Клиентка покачивается и как будто падает назад. Она отступает назад, в то время как Иисус протягивает к ней руки приглашающим жестом. Затем она начинает смотреть на пол и сжимает кулаки.
Она смотрит на свои кулаки, расслабляет ладони, наклоняется вперед, становится на колени, склоняется низко до пола, закрывает лицо руками и жалобно стонет.
Хеллингер просит одну из женщин-участниц лечь перед клиенткой на пол на спину. Заместитель Иисуса опускает руки.
Клиентка выпрямляется, садится на пятки, глубоко дышит. Снова склоняется до пола и всхлипывает. Хеллингер просит заместителя Иисуса сесть на свое место.
