меня конфетти, двинулся пешком через весь город к небольшому дому на Кот де Азур, где через три часа мне была назначена встреча. Я решил не брать такси, а пройтись по праздничным улочкам Ниццы, чтобы впитать в себя аромат праздника. Когда еще сюда попаду, на это торжество беспечности? Я шел, и вокруг меня все смеялось и пело. Беззаботные пешеходы перебегали перед машинами, которые их предупредительно пропускали. Водители, останавливаясь, перекидывались шуточками с хорошенькими горожанками. Так я, окруженный атмосферой доброжелательности и веселья, не спеша шел к своей цели. Внезапно в голове возник тревожный голос Нои:
— Опасность!! — и меня отшвырнуло от бровки тротуара. В двух сантиметрах от моего бедра пронесся силуэт легкового автомобиля, который, проехав около десяти метров вперед, начал разворачиваться на месте на полном ходу. Дико воя и вращаясь вокруг оси, машина надвигалась на меня со смертельной неотвратимостью. За стеклом пронеслось бледное лицо водителя, смотрящего на меня с ужасом. Меня еще раз отбросило с траектории движения автомобиля. Я отлетел на три метра и ударился спиной о стену дома. Впрочем, ударился — это не то слово, я просто не почувствовал удара. Было такое впечатление, что все мое тело было обложено подушками. Но машина продолжала стремительно приближаться. В результате ее бампер врезался мне в грудь, и я, как в замедленной съемке, увидел бегущие по корпусу ручейки загорающегося бензина. Сразу в лицо ударило пламя взрыва. Мелькнуло сакраментальное: «Ну все…» А параллельно еще одна мысль: не слишком ли часто в последнее время начало повторятся это «Ну все»? Однако эту безысходную мысль прервал ехидный голос моей телохранительницы:
— И долго вы еще намереваетесь разлеживаться, уважаемый Андрей Егорович? Уже вон люди начали собираться. Как считаете, если вы прямо перед ними выйдете из пламени, живой и невредимый, вас припишут к лику местных святых? Или, на крайний случай, хотите дать интервью о своем чудесном спасении местным акулам пера, которые сейчас слетятся как вороны на падаль?
Ее циничный смешок привел меня в чувство. А ведь действительно, главной потерей всего происшедшего, судя по ощущениям, был только мой полностью порванный и обгорелый костюм. И Ноя была права. Надо срочно и незаметно исчезать с этого места. Известность мне совершенно ни к чему. Чертыхнувшись, я прислонился к стене. Хотя вокруг меня бушевало пламя, но я, находясь в каком-то коконе, ничуть не ощущал его жар. В голове опять прошептал голос:
— Люк, балбес, люк под твоей задницей. Просто встань с него и открой. Или мне люки тоже за тебя открывать?
Погрозив в уме Ваджре кулаком, я быстренько, стоя на четвереньках, приподнял люк и проскользнул в узкую шахту.
Пока я двигался по канализационному проходу, управляемый своей спасительницей, успел обменяться с ней мнением, что же произошло на самом деле.
В голове у меня возник образ пожимающей плечами женщины, который уже без всякого задора произнес:
— Это и есть еще одно из проявлений сопротивления здешнего мира, Андрей. То, о чем я тебе раньше говорила. Случайность. Опасная случайность…
Пробежав с десяток метров после ее слов, я сказал только одно слово:
— Спасибо.
В ответ пришел немного удивленный и радостный ответ:
— Пожалуйста…
Из подземелья я вылез метров за пятьсот от места аварии и, сделав независимое лицо, двинулся к отелю. В него я ввалился, благоухая канализацией, в рвано-прожженной одежде. Очень надеюсь, что меня приняли за одетого в карнавальный костюм. Очень надеюсь.
Когда я через сорок минут, чистый, выглаженный и пахнущий кельнской водой, спустился в холл, мне никто не сказал ни слова. Тактичные все же люди в Ницце.
Решив, что больше рисковать не стоит и что карнавала мне на сегодня достаточно, попросил вызвать такси. И таки успел к назначенному мне часу.
Дверь открыла пожилая горничная. Я назвался, и меня проводили на второй этаж. Попросив немного подождать перед дверью кабинета, горничная пошла доложить хозяину. Вернувшись, она указала мне на дверь и сказала:
— Проходите.
А потом, понизив голос, прошептала:
— Только не очень долго, пожалуйста. Николай Николаевич очень нездоров.
Я вошел. За столом, стоящим возле окна, сидел хозяин дома — кавалер орденов святого Георгия 3-й и 4-й степеней, герой Кавказской кампании 1915 года, генерал от инфантерии в отставке Николай Николаевич Юденич. Генерал выглядел плохо. Он постоянно кашлял, и лихорадочный румянец покрывал бледные щеки. Было видно, что Юденич болен. И болен очень тяжело. Указав мне на кресло, стоящее напротив стола, генерал сказал:
— Прошу вас.
Когда я сел, Юденич внимательно на меня посмотрел и, сдерживая вновь начинавшийся кашель, проговорил:
— Вы передали в фонд нашего «Общества ревнителей русской истории» пятьдесят тысяч франков, Андрей Егорович, и попросили о встрече. Я вас внимательно слушаю.
— Николай Николаевич, то, что я сейчас буду говорить, очень важно для вас. И я бы хотел вам предложить, чтобы при нашем разговоре присутствовала ваша супруга.
— Даже так? Ну что же…
Юденич взял со стола колокольчик и позвонил. На его звонок явилась все та же горничная, которая открыла мне дверь.
— Катюша, позови сюда Александру Николаевну. Передай, что мне надо с ней переговорить.
Через несколько минут в кабинет вошла женщина, которой одновременно можно было дать как тридцать, так и пятьдесят лет. Она тревожно посмотрела на генерала и сказала:
— Что произошло, Коленька?
— Вот, познакомься, — указав на меня, сказал Юденич, — господин Егоров. Он попросил, чтобы при нашем с ним разговоре присутствовала ты.
Я встал и молча поклонился.
— Мы вас слушаем, Андрей Егорович, — повторил Юденич.
Я немного выдержал паузу, а потом проговорил:
— Николай Николаевич, у вас же третья стадия туберкулеза? Что говорит ваш лечащий врач?
— А откуда вам это известно? — было вскинулся генерал, а потом, сразу как-то осев в кресле, проговорил: — Впрочем, это уже не важно… Да, у меня третья стадия, и лечащий врач говорит, что мне осталось не больше года… Как видите, вы разговариваете с обреченным… Вы что, пришли сюда, чтобы это выяснить?
— Нет, Николай Николаевич, то, что вы тяжело больны, я и так знал.
— Так к чему тогда такие вопросы?
— Мне просто надо было удостовериться, что вы отдаете себе отчет, в каком находитесь положении, господин генерал. Теперь я убедился, что вы не закрываете на свою болезнь глаза, не обманываете себя.
— И что же из этого следует?
— Из этого следует, уважаемый Николай Николаевич, что я хочу предложить вам лечение с полным выздоровлением. Абсолютным выздоровлением.
— Что вы сказали? Абсолютным выздоровлением? Чушь, от третьей стадии не выздоравливают, господин Егоров. Вы или шарлатан, или авантюрист. Или…
Я мысленно улыбнулся. Все пока шло по сценарию, и поведение генерала соответствовало его психопортрету. Пора было провести маленькую демонстрацию с небольшим отклонением от истины. Главное, чтобы поверил и согласился на лечение. Для него в моем номере отеля уже находилось все необходимое. Ноя целых два дня синтезировала лекарства, и в результате получилось нечто такое, о чем она с некоторой ноткой хвастовства заявила, что, не будь такой скромной, она бы легко получила Нобелевскую премию этого мира по медицине.
