— У вас все готово?
— Так точно.
— Давайте команду своим людям.
Внезапно из-за спин задержанных послышался голос начальника ИНО:
— Может, им дать почитать копии донесений «Иванова» и «Фермерши», Вячеслав Рудольфович?
Председатель ОГПУ, продолжая рассматривать арестованных, непонятно усмехнулся:
— Ты думаешь?
Послышались шаги, и появившийся в поле зрения Артузов, подвинув себе свободный стул, сел напротив допрашиваемых:
— Советские ученые утверждают, что чтение развивает способность быстро соображать и расширяет кругозор. Да и вообще очень полезное занятие в любом возрасте.
Менжинский с деланным сомнением взглянул на начальника разведки и показал пальцем на избитых чекистов:
— Ты считаешь, что оно пойдет на пользу их умственным способностям?
Начальник ИНО вздохнул:
— Учиться никогда не поздно.
Помолчав в ответ несколько секунд, председатель небрежно произнес:
— Ну, тогда дай. И еще копии его рапортов, — он показал подбородком на Молчанова, — по «Седому» тоже дай. Только вначале пусть их в порядок приведут.
Проговорив последние слова, Менжинский встал и начал неторопливо прохаживаться по камере.
С них сняли наручники, а Эйтингон профессиональным движением часто повторяющего одну и ту же процедуру человека быстро вправил оба плеча Кондратьеву.
Кто-то подошел к Молчанову сбоку, и он почувствовал, как в плечо кольнуло. Серебрянский протянул начальнику секретно-политического отдела таблетку и почти участливо произнес:
— На, вот, положи ее под язык. Только не глотай. И не ешь потом сутки сахар, а то загнешься.
Через несколько мгновений Молчанов почувствовал, что боль отступила и голова способна соображать.
Поняв, что они пришли в себя, Артузов поднялся из-за стола и бросил каждому на колени по тонкой папке:
— Читайте.
Ничего не понимающие арестованные трясущимися руками перевернули первую страницу. Это была передышка. Передышка перед дорогой в ад.
Председатель ОГПУ продолжал молча вышагивать из одного конца камеры в другой, терпеливо ожидая, пока его подчиненные не ознакомятся с документами. Когда он через некоторое время повернулся к ним, на него смотрели глаза совершенно других людей. Людей, нашедших дорогу назад из преисподней и решивших никогда в нее больше не возвращаться. Любыми способами. Это были глаза людей, быстро все понявших и принявших для себя определенное решение. И еще, как ни странно, в их взгляде была благодарность.
Менжинский устало улыбнулся:
— Теперь осознали, почему вы никого не можете поймать? Дошло?
Начальник особого отдела покрутил вокруг головы пальцем и прохрипел:
— Чисто?
Председатель ОГПУ в ответ усмехнулся. Этот всегда схватывал быстрей всех:
— Три часа назад проверяли, перед тем как вас сюда привести. Говори смело, Марк Исаевич.
Контрразведчик повернул свое в кровавых разводах лицо к Артузову:
— Что с парижским резидентом? Все шло через него, как я понимаю?
Начальник ИНО равнодушно махнул рукой:
— Резидент и сотрудник, курировавший «Иванова» с «Фермершей», срочно отозваны. Оба сейчас сидят в соседнем крыле. В одиночках. Здоровье у них сегодня ухудшится. С летальным исходом. Так что утечки не будет.
Начальник особого отдела, поморщившись, вздохнул:
— А я-то, дурак, все не мог сложить этот пасьянс. Теперь все встало на свои места. И непонятное поведение Берзина с его тайнами и невозможностью отследить его разговоры по телефону, — он указал пальцем на подшивку рапортов по «Седому», — и активность высшего руководства РККА, о которой я докладывал. И все их разговоры и непонятные встречи. Как, оказывается, просто… Коминтерн и армия, которая выполнит силовое прикрытие операции. Все сходится. Красиво задумано. И выхода Усач нам не оставил. Или мы его, или он нас…
Думающий в это время о чем-то своем начальник секретно-политического отдела, взглянув исподлобья на председателя ОГПУ, внезапно спросил:
— Информацию перепроверяли?
Менжинский внезапно разозлился по-настоящему:
— Хрена ее проверять, Жора? Ты что, совсем… — он попробовал подыскать слово, потом махнул на это рукой, — по стране взрывы идут, обкомы горят как свечки, милиционеров убивают профессиональным ударом рукой в сердце. Заметь, рукой, а не ножом. Таким ударам только люди из нашей особой группы обучены. Остальных этому просто не учили. Вон тебе перепроверка, иди, посмотри на Пассаж, полюбуйся. Одни головешки торчат. Какие еще факты нужны?! Тебе скоро под кресло бомбу положат или вон на этот крюк повесят уже по-настоящему, — он пальцем ткнул в потолок, с которого свешивалось на цепи нечто похожее на громадный рыболовный крючок, — а ты о какой-то долбаной перепроверке говоришь. Честное слово, Жора, я думал, ты умнее…
Молчанов примиряющие поднял ладони:
— Да понял я уже все, Вячеслав Рудольфович, понял. И за науку спасибо, что показал, что нас в итоге всех ждет.
Председатель в ответ сардонически усмехнулся:
— Не стоит благодарности, всегда пожалуйста, товарищ Молчанов. Обращайтесь, если что…
Начальника секретно-политического отдела внезапно затрясло. Сказалось нервное напряжение. Он ощерился осколками выбитых зубов и захохотал:
— Простите, — прохрипел он, — не сдержался — но какая же все же Усач сука… Ну и кому после этого верить?
Он встряхнул головой и несколько раз глубоко вздохнул и выдохнул, беря себя в руки.
Менжинский равнодушно взглянул на подчиненного:
— Да ладно, не демонизируй его. Просто это прекрасно задуманная и качественно выполненная комбинация. Профессионально выполненная. Учись. Как профессионал я просто аплодирую задумке и исполнению. Какие масштабы, выверенность. Это тебе не слухи собирать и за них сажать.
Командир ОДОН, до этого молчавший, внезапно произнес:
— Я тоже согласен. Что я должен делать?
Серебрянский, внимательно наблюдающий за всеми троими и анализирующий их поведение, расслабился. Начальник особой группы получил однозначный и недвусмысленный приказ председателя, что сомневающиеся выйти из камеры живыми не должны.
Кондратьев был последним, кто принял решение. Остальные, это было видно, решение приняли сразу, прочитав шифровки из Франции. Менжинский, получив незаметный сигнал своего диверсанта, что все в порядке, проговорил:
— Если вы все поняли и осознаете, что в случае бездействия вернуться сюда, — он небрежно обвел рукой камеру, — это просто дело времени для нас всех, то я предлагаю вам следующий план…
Я закончил смотреть последние кадры записи совещания в кабинете у Менжинского и повернулся к Стасу:
— Похоже, что во внутренней тюрьме он им сделал предложение, от которого невозможно отказаться?
Нога согласно кивнул головой:
