постоянно будет пытаться из себя вытолкать. Неприятности будут продолжаться до тех пор, пока ты будешь жив. Считай, что жизнь твоя — это теперь сплошная НЕУДАЧА. И ЕДИНСТВЕННЫЙ СПОСОБ ИЗБАВИТЬСЯ ОТ НЕЕ — ИЗМЕНИТЬ ЭТОТ МИР. Поэтому выбора у тебя особенного и нет.
Я горько рассмеялся:
— Ну, прямо как у тещи из анекдота: и плохо — плохо, и хорошо — не хорошо. — Я мотнул головой, отбрасывая тяжелые мысли. — Кстати, что это было, когда у нас пытались вначале забрать шкатулку, а потом просто убить?
— Это значит, что твой мир и новый настолько взаимосвязаны, что его воздействие начало проявляться в твоем. Можешь быть уверен, что искали не именно меня как твоего защитника, или тебя как человека, могущего вернуть мир на старую колею развития. А искали просто очень важную и кому-то нужную вещь или нужного человека. В пустыне тебя могли остановить просто потому, что до кого-то дошла весть, что по той дороге, по которой вы ехали, будут везти шкатулку, в которой какие-то особые драгоценности. Когда ты появился дома, то вдруг в службах защиты твоего государства прошла информация, что именно по этому адресу скрываются очень опасные преступники, которых давно ищут. Но ты сумел от всех ускользнуть и дойти до своей цели, решившись открыть шкатулку.
Она задорно улыбнулась, потом добавила:
— Пусть и таким экзотическим способом. Можешь называть это как хочешь. Возможно, судьбой, кармой, фатумом — суть от названия не изменится.
— А как мне защитить своих людей?
— К сожалению, никак. Постоянно я им помогать не смогу. Они должны беспокоиться о себе сами. Единственное, что я могу для них сделать, так это дать им обычное для них оружие и доспехи, с помощью которых они смогут себя защитить. Но не больше.
— Ладно, допустим, я изменю вектор развития этого мира. Как мне понять, что я это сделал, и что потом?
— Ты сам поймешь, когда ты это сделаешь. Или не сделаешь. Я не буду и не могу говорить тебе, правильно или не правильно ты поступаешь, просто потому, что этого не знаю. Я буду помогать тебе и оберегать, вне зависимости от твоих поступков. Ты обладаешь свободой выбора. Твое согласие еще не означает, что ты будешь поступать правильно. Оно просто шанс для ветви на возврат к общему развитию. Не больше. Но и не меньше. А что потом? Потом ты сможешь просто остаться жить в этом мире. Если он, конечно, еще будет существовать после твоих поступков. И если ты останешься жив. Но дороги назад просто нет. И последнее. То, что ты называешь своим домом, сейчас находится в неком коконе, который парит над этой ветвью миров. Ты можешь зайти в него и выйти в любой точке пространства того мира, который для тебя открыт. Время в коконе всегда течет перпендикулярно с минимальным смещением по вектору времени мира, доступного для тебя. Это значит, что, зайдя сюда и пробыв, допустим, час или сутки, ты, выйдя отсюда, для стороннего наблюдателя появишься через несколько секунд, не больше. И не беспокойся за источники энергии здесь. Они просто есть.
Мы опять несколько секунд помолчали, глядя друг на друга:
— Ноя, а кто ты такая? То, что ты защитник, я уже понял. Но откуда ты? Расскажи о себе подробнее.
Она вздохнула:
— Я просто такой же «лейкоцит», правда, со свободой воли. Но только всей ветви миров, а не отдельного мира. Появляюсь там и тогда, где и когда в этом требуется необходимость. Как ты наверно понял, появлялась я уже не один раз, поскольку у меня много имен. Ты не первый, кого я обязана была защищать…
— И много было таких, как я?
— Достаточно…
— А например?
— Например, говоришь… Будет тебе например. Одиссея из вашей мифологии помнишь?
— Помню, конечно.
— Очень хорошо. Как ты думаешь, кто он? И где он болтался, пока его искали в поход на Трою, и потом целых двадцать лет?
— Вначале прятался, не желая уезжать от молодой жены… Потом добирался до дома…
— Ага, прятался… добирался. Двадцать лет на корабле, где за год можно все пешком обойти. ТОТ бы Одиссей точно наломал дров, если бы его не заменил такой же, как ТЫ… Троя до сих пор процветала бы, и Рим бы никогда не появился. А вы бы все еще приносили человеческие жертвы.
— И что, такой же, как я, который вместо Одиссея? Что он первым делом сделал?
Она хмыкнула:
— Первым делом он прирезал того царя-пастуха. Потом рванул из дома. Побыстрее. Они хоть и похожи были, но не настолько, чтобы родная жена не смогла отличить одного от другого.
Ваджра лукаво на меня взглянула:
— Можешь вспомнить, что с ним потом было, после взятия Трои?
— Ну, приключения всякие…
— Да уж, приключения. Это была череда неприятностей, которую можно назвать одним словом — НЕУДАЧА. А ведь это была уже затухающая волна, агония мира, после падения Трои. И кто ему помогал все время из этих неприятностей вылезать?
— Кто, кто… Что?!!! Так ты Она и есть??!!
Ноя поморщилась:
— Это просто одно из имен, не больше. Ты лучше вспомни, что он в конце жизни сделал.
— Весло закопал там, где его называли лопатой.
Она тяжело вздохнула.
— Из тебя все приходится вытаскивать калеными клещами. Скажи, где весло могли назвать лопатой?
— В месте, где никогда не видели моря.
— Делай последнее усилие…
— В пустыне…
— Ах, молодец. Какой ты догадливый… Где ты меня нашел?
— В… Угу. Понял…
Она рассмеялась.
— Правильно. Шкатулку он там оставил. В храме Индры, который есть в каждом мире этой ветви. Меня там всегда оставляют, когда исчезает во мне необходимость. А сам «Одиссей» вернулся назад. Через столько лет он уже мог смело выдавать себя за того царя-пастуха. Тем более что еще при первом возвращении я ему подсказала и про его шрам на ноге, и про то, из чего была сделана его кровать.
Последовала еще одна долгая пауза. Все было сказано откровенно и прямо. И я решился:
— Нам надо все хорошо обдумать.
Она кивнула головой.
— Конечно. Я была бы удивлена, если бы у вас такого желания не возникло.
Проговорив это, моя гостья просто исчезла.
Я несколько мгновений задумчиво смотрел на опустевшее место, потом повернулся к своим людям:
— Ну и какое у кого будет мнение?
Все мрачно и как-то отрешенно молчали. Я их очень понимал. Не каждый день тебе говорят, что больше никогда не вернешься к своей прежней жизни и твой привычный мир навсегда для тебя закрыт.
Кто-то произнес просительно:
— Эх, водочки бы сейчас. Грамм по сто, для разморозки сознания, а, командир? А то что-то в голове полный кавардак.
Я хмыкнул. Предложение было дельным. Как раз для такой ситуации. Поэтому, несмотря на «сухой закон», принятый среди нас, пока мы «в деле», полез в бар и достал из него пару бутылок живительной влаги. Тому, что она там оказалась после всего разгрома при штурме, я решил уже не удивляться.
