Я кивнул и немного отодвинулся в сторону, чтобы и она могла взглянуть на незнакомцев. Когда она отошла, я опять приложил ухо к окну.
— Ш-ш-ш! — шикнул вдруг один из мужчин.
— Что такое?
— Ты разве не слышал? Под окном вроде бы что-то хрустнуло.
— Чепуха! Ты, Карл, пожалуй, скоро станешь совсем невыносимым. Следи лучше за игрой! Тебе решительно нечего опасаться: ты же не нарушил закона. Во всяком случае, до сих пор!
— А ты веришь, что все хорошо кончится?
— Да, можешь быть совершенно спокойным. Все пойдет как по маслу. Немец — пронырливый парень. Он знает, что и как делать!
— Но он ведь совсем не немец!
— Конечно, нет, это я знаю. Между прочим, я его терпеть не могу.
— Я тоже. У него… у него… такие ледяные глаза.
— Думаю, что с таким типом лучше жить в мире. И сейчас он не враг нам. Во всяком случае, пока мы выполняем его приказы и не пытаемся вмешиваться в дела, нас не касающиеся… Так ходи же, дружище! Не гляди хмуро и не хандри!
— Что-то не хочется больше играть, пойду лучше спать.
— О'кей, я тоже немного устал. Нужно только сходить во двор и запереть дверь гаража.
Тут я услышал, как они встали из-за стола. Потихоньку отошел от окна, и мы с Катей прошмыгнули по саду к лестнице, а затем быстренько спустились вниз на пляж.
По пути к дому я рассказал ей обо всем, что услышал. Поразмыслив, мы пришли к выводу, что все это — весьма таинственно. Но ни одному из нас не пришло в голову, о чем шла речь в этой загадочной истории.
— Кто они? Контрабандисты?
Катя считала это вполне возможным, я же так не думал.
Но если они не контрабандисты, то кто же тогда?
9
На следующее утро я проснулся с какой-то пустой головой. Лишь через несколько минут вспомнил, что произошло вчера вечером.
Скосив глаза в сторону кушетки, увидел, что Очкарик еще спит. Вчера он уже давал храпака, когда я возвратился домой. Растолкав его, я рассказал последние события. До поздней ночи мы не могли заснуть, пытаясь предположить, какие же цели преследовали те подозрительные типы.
Сегодня вечером должна наступить развязка! Что бы там ни было, это произойдет в одиннадцать часов, как мне стало известно из подслушанного разговора.
Сейчас мне снова пришлось будить друга.
— Очкарик! — позвал я.
Он попытался повернуться на другой бок лицом к стене, но я встал с постели и растолкал его.
— Что случилось? Да прекрати же ты!
— Проснись! У нас уже нет времени на раскачку. К концу дня мы должны разоблачить эту шайку контрабандистов!
Очкарик рывком поднялся.
— Да, да. А то я уже подумал, не приснилось ли мне все это.
Глаза его опять было закрылись, но он приложил все усилия, чтобы проснуться окончательно.
— Нам нужно обязательно встретиться сначала с Эриком, — сказал я. — Он ведь теперь только один ничего об этом не знает. А затем, как ты думаешь, не поговорить ли нам с Ларсеном?
— Пока, пожалуй, не надо. Сперва сами разберемся, что и к чему.
— Дело в том, что я считаю: на этот раз нам одним не справиться, — добавил я.
— Да, и я так думаю. Жаль, что Ларсен до сих пор сердится на нас. Может быть, нам даже не удастся убедить его в достоверности происходящего. Ведь мы, в сущности, и сами-то знаем не много.
Быстро одевшись и слегка сполоснув физиономии, мы позавтракали и поехали к Эрику.
Тот был вне себя от радости, когда выслушал мой рассказ.
— И все это разузнал ты?! — воскликнул Эрик. — А я уж и не думал, что нам в ближайшее время предстоит пережить что-либо захватывающее! А тут шайка контрабандистов!
— Мне все-таки что-то не верится, что они контрабандисты, — возразил я.
— А кто же это тогда, дружище?
Ответа на данный вопрос ни у кого из нас не было.
Погода в этот день была холодной и ветреной. Мы втроем поехали к Кате. За нами и на этот раз увязался Шнапп.
Остановившись около Катиного дома, мы стали трезвонить велосипедными звонками. К ней мы заходили редко, так как побаивались ее отца, но не потому, что он относился к нам недружелюбно, а из-за его окладистой бороды: она невольно наводила на нас страх.
Услышав наш сигнал, Катя вышла в сад. И мы рассказали ей о принятом нами решении сообщить обо всем Ларсену. Она согласилась, что так, пожалуй, будет лучше.
— Даже если нам не удастся убедить его в серьезности всей истории, — добавила она. — Но подождите минутку, мне надо сказать отцу, что я ухожу.
И вот мы все вчетвером направились к Ларсену. Однако, подъехав к его дому, остановились в нерешительности: входная дверь была закрыта. На прикрепленной к ней табличке овальной формы виднелась надпись: «Л. Ларсен. Полицейский».
Из-за дома вышла его сестра. Вот, по правде сказать, чем объяснялась наша нерешительность: мы здорово побаивались эту худую, небольшого роста женщину, представительницу слабой половины рода человеческого, как принято обычно говорить, при одном только виде которой даже у укротителей зверей, наверно, задрожали бы ноги. Если б она была полицейским в нашем селении, то этот населенный пункт наверняка относился бы к числу самых спокойных и образцовых не только в округе, но и во всем, пожалуй, мире. Думаю, что никто тогда не решился бы выезжать после наступления темноты на велосипеде без включенной фары, в том числе и такие сорванцы, как мы. Да и вряд ли кто осмелился бы на поступок, который впоследствии мог быть отнесен к числу противоправных.
К счастью, не она, а ее брат был нашим полицейским!
— Пойдешь первым? — спросил я Эрика.
— Об этом не может быть и речи! Эту честь я хотел бы разделить с кем-нибудь еще. К тому же основную работу проделали ты и Катя. Вот вам и надо идти первыми. Я же скромный человек и не люблю высовываться.
— А ты, оказывается, трус, дружище! — воскликнул я.
— Да как сказать, — возразил он. — Пороха и пуль я определенно не боюсь. Не боюсь и контрабандистов, браконьеров и грабителей, а также диких зверей. Но честно признаюсь, что немного побаиваюсь фрекен[1] Ларсен. Посмотрите только, как она орудует садовыми ножницами!
— Так она же срезает розы, — вмешалась в разговор Катя.
— Не хотел бы я быть на месте этих цветов, — ответил Эрик, содрогнувшись.
В этот момент фрекен Ларсен заметила нас и подошла к калитке. Нам страшно захотелось немедленно удрать оттуда, но мы с трудом пересилили себя и остались на месте.
— Что вы здесь делаете, бездельники?
— Да… вот… — пробормотал я.
— И как это вы здесь очутились? Разве у вас нет занятий в школе?
— Сейчас осенние каникулы, — объяснил Очкарик.
— Тогда вам следует поискать другое место, где бы вы могли лентяйничать.
