шпион. Неизвестно, кто — боец, офицер, прапорщик.
Стоявший возле окна Касьян с лукавой усмешкой кивнул на Мюллера.
— Случайно не этот прапорщик?
— Да будет тебе известно, старший прапорщик Мюллер сразу же доложил мне о встрече с Селимом. Есть рапорт. Он двадцать семь лет в армии, у него орден Мужества…
Аскеров возражал особисту с таким пылом, будто они вели по этому поводу давний спор.
— Ну, ладно, не гоношись. Что я тебе — не верю, что ли?
— Вообще, надо сказать, если бы не Федор Иоганнович…
— Да угомонись же ты наконец! Понял я тебя, понял, — сказал Касьян и еще раз пробежал глазами интерполовское досье Селима. — Да, грех такого гуся не взять. Святое дело. Одна беда — для моджахедов он важная фигура. Поэтому его наверняка будут прикрывать — один, двое, трое. Жаль, маловато нас.
— Вчетвером, надеюсь, справимся.
— Вшестером, — поправил его Касьян. — Я к вам двух спецназовцев подключил. Вон они стоят, пошли, познакомлю.
Они вышли из штаба. Здесь их уже поджидали спецназовцы — старший лейтенант и сержант. Аскеров узнал их — Григорий и Усман участвовали в том бою, когда Жердев застрелил местного наркоторговца Тахира. Это был феноменальный случай, о котором на заставе рассказывали легенды. Еще секунда, и Тахир скрылся бы за выступом скалы. Жердев находился от него метрах в ста. Никита, держа пистолет двумя руками, прицельно выстрелил так, что пуля попала в один висок и вышла из другого.
Спецназовцы тоже вспомнили капитана и радостно поздоровались. Тут же к группе присоединились Мюллер и Ратников.
— Кажется, все на месте, — сказал Касьян. — Значит, слушай меня. У особого отдела своих оперов нет, так что злодея будем брать нашим сборным коллективом. В одиннадцать вот этот маленький бен Ладен встречается с прапорщиком в чайхане у Расула. — Он посмотрел на Ратникова. — Лейтенант, вот эти милые морды каждая собака тут знает. Ты у нас единственный джокер, учти это. Тебя они, по логике вещей, должны проигнорировать. Но возможен и противоположный вариант. Иногда новое лицо привлекает излишнее внимание. Поэтому будь начеку и действуй по обстановке.
Когда «УАЗ» приехал в поселок, пограничники увидели возле чайханы Расула много фур и автобусов. Когда-то здесь была большая дешевая столовая — излюбленное место питания водителей-рейсовиков. Популярность эта сохранилась до сих пор. Водители и рабочие стояли, курили, оживленно переговаривались, многие были в полувоенной одежде, прочной, практичной: своя или покупали у «дембелей» по дешевке.
— Народу будет — хренова туча. Караван проезжает, водилы, экспедиторы, — вздохнул Аскеров. — Но этого следовало ожидать. Поэтому они здесь и назначили. Мы блокируем оба выхода. Держимся на дистанции. — Он обратился к спецназовцам: — Вы двое вертитесь у главного входа. Лейтенант идет в чайхану…
Сержант и старший лейтенант, одетые в том полувоенном стиле, который здесь не бросался в глаза, остановились между двумя фурами — не на самом виду, но в достаточной близости от главного входа. Григорий и Усман закурили и завели неторопливый разговор. Со стороны они ничем не отличались от водителей из каравана.
Ратников, тоже преобразившийся в типичного местного работягу — рубашка навыпуск, панама надвинута на глаза, развинченная походка, — вошел в чайхану.
— Я буду стоять у выхода с кухни, — сказал Касьян. — Капитан, как самый популярный из нас, пусть страхует во втором эшелоне. Лучше в машине.
Он обошел чайхану слева, остановился и закурил, наблюдая за вторым выходом. Сосредоточенные Аскеров и Мюллер сидели в машине.
— Осталось две минуты, — сказал капитан, посмотрев на часы.
Мюллер, взявшись за ручку дверцы, медлил. Обернувшись к командиру, он попытался высказать свою признательность. Получилось коряво, но, чувствовалось, шло от души:
— Ахметыч, ты мне… Я, в общем… Короче, ты знаешь… если что…
— Знаю, Гансыч. — Мансур почувствовал его душевное смятение. — Не думай ни о чем лишнем. Аллах тебе в помощь.
Прапорщик, тяжко вздохнув, выбрался из машины и неторопливо пошел к чайхане. Подойдя к двери, он, по въевшейся привычке, вытер ноги, в чем совершенно не было нужды, и вошел внутрь.
В зале, уставленном примерно дюжиной столиков, было шумно и довольно многолюдно. Здесь собрались только мужчины, ни одной женщины. Мужики кучковались большими группами, поэтому за некоторыми столиками не повернуться, а другие свободны. Естественно, заняты самые удобные — подальше от раздачи, поближе к окошку. Окна здесь маленькие, свет днем не включается, поэтому в зале полумрак. Мюллер сел за свободный столик в дальнем конце зала, и ему тотчас принесли миску с мясом и лепешку — дежурный набор, который заказывали практически все столующиеся. Желание получить какое- либо другое блюдо нужно было обговаривать с чайханщиком или поваром.
Ратников оказался за столом с двумя крепкими мужиками, увлеченно разговаривающими между собой. Владимир, видимо, успокоился, выглядел уверенным, не суетился.
Через окно Мюллеру была видна почти вся площадь перед чайханой. Там сейчас было оживленно: одни фуры отъезжали, другие подъезжали. И вдруг он увидел, как за отъехавшей машиной прямо посреди площади, словно по волшебству, возник Селим Сангин. На нем были зеленоватые вельветовые джинсы, до того потрепанные, что по низу висела бахрома. Зато сиреневая рубашка была совершенно новая — видать, первый раз надел. Поверх рубашки легкая куртка. В руках у Селима была небольшая спортивная сумка. Он шел к чайхане, даже не пытаясь быть незамеченным, хотя прекрасно понимал, что многие могут его узнать. Но насчет того, чтобы поднять скандал, вряд ли кто-нибудь решится. У моджахедов, как известно, длинные руки. Если что не по ним, то либо с тобой, либо с твоими близкими случится беда. Лучше держаться от них подальше.
Когда чернобородый крепыш с сумкой вошел в зал, Ратников слегка занервничал. Лейтенант сразу догадался, что это и есть долгожданный Селим. Все-таки он больше напоминал туриста, чем местного жителя или шофера-дальнобойщика. Моджахед же без малейшего смущения, совершенно не боясь обратить на себя внимание, прошел через зал прямо к столику Мюллера. Они пожали друг другу руки, после чего Селим сел напротив прапорщика, поставив сумку у себя в ногах.
— А ты молодец, спокоен, — сказал Селим, пристально глядя на Мюллера.
— Чего гоношиться-то? Раз решил, значит, решил. Где наша не пропадала. Сколько там?
— Тридцать пять тысяч, как договаривались. Ты указываешь, где что лежит, где установлены мины. Мы забираем товар, и потом, на этом же месте, тебе еще тридцать пять!
Селим приподнял свою сумку на уровень стола, наглядно демонстрируя серьезность своих намерений. Этот жест не понравился Мюллеру.
— Чего размахался? Люди же кругом.
— Расслабьтесь, Федор. Это все шоферня, через несколько минут они отсюда уедут.
Разволновавшийся Ратников слишком быстро допил чай и теперь сидел, не зная, чем себя занять. Благо мальчик официант без всякой просьбы поставил перед ним еще кружку чая, которую Владимир воспринял как спасение. Теперь опять при деле находится. Неожиданно он столкнулся взглядом с сидящим за соседним столиком таджиком. У того была редкостно густая, словно театральный парик, борода. Бородач быстро отвел взгляд, и насторожившийся Ратников вспомнил наставление особиста Касьяна, что доставщика денег наверняка будут прикрывать его люди.
Лейтенант перевел взгляд на соседей справа. Там сидели двое молодых таджиков. Оба плечистые, гладко выбритые, непривычно чистенькие и аккуратные для здешних работяг. Владимир посмотрел на соседа слева — курчавая бородка, наглые глаза, смуглый — вылитый моджахед, тут и сомнений быть не может. Касьян говорил, что моджахеды не закажут много еды — возьмут для приличия перекусить слегка и будут следить за Мюллером.
Ратников вновь изучил посетителей чайханы. Оказывается, чуть ли не у всех на столе легкая закуска и чай. И почти все то и дело поглядывают на прапорщика и Селима, которые продолжают разговор.
Поколебавшись, Мюллер отрицательно мотнул головой: нет, ему нужно все семьдесят тысяч
