Какой ужас эта война! Какое потрясение для любого человеческого существа желать гибели тысяч себе подобных! Увы! Вот я сижу и молюсь об успехе нашего оружия, и чувствую, что это оправданно, но сколько нежных сердец я при этом обрекаю на то, чтобы они обливались кровью! Какое множество союзов разбиваю я своей молитвой! Что за плотину открываю я для потоков несчастья! Сколько невинных глаз зальется слезами, сколько нежных сердец будет страдать от невыразимой боли, даже празднуя победу!
Папенька только что сообщил мне, что Фредерик и твой полковник теперь в Смоленско вместе со своим бравым генералом. Предполагают, что они вот-вот соединятся с армией Багратиона. С каждым мгновением приближается этот час, столь желанный и, тем не менее, столь ужасный. Платов добыл важную победу над корпусом Себастиани. Ах, это может быть предвестием более крупной победы! Да, дочери Франции, Италии и Германии, чьим горестям я так в последнее время сочувствовала, теперь я вынуждена желать вам судьбы, при мысли о которой содрогается моя душа. Во всем виноват этот тиран, и на его повинную голову обрушатся горе и проклятия страдающего мира. Ах, Ульрика! Душа моя трепещет попеременно то от страхов, то от надежд. Прощай! Иду молиться — к одному только Богу мы можем обратиться, прося облегчения или утешения, поскольку в этом огромном городе не встретить ни одного взгляда, который бы ответил твоему вопрошающему взгляду улыбкой сочувствия. Потому что луч надежды или искру мужества затмевают сомнения или страх, ведь у каждого есть сын, брат или муж. У нас с тобой, Ульрика, — ах! кого только нет среди тех, кого мы так нежно любим!
Письмо IV
В эти минуты, моя дорогая Ульрика, палят кремлевские пушки и многие горожане поздравляют друг друга с победой в Смоленско; но если это победа, то каковы же горести поражения?
Фредерик ранен. В прибывшей депеше меня заверяют, будто рана такая легкая, что не удержит его от участия в боевых действиях и он возвратится на поле боя на следующий день. Увы! Я почти желала бы, чтобы его рана воспрепятствовала этому. Александр в бою не участвовал; сейчас он вместе с генералом Милирадовичем спешит присоединиться к армии. Я знаю, что Федерович пишет тебе обо всем, а то бы начала с него, обрадовала бы тебя его повышением по службе, но так ужасны были его усилия, так чудесно его спасение, что трепещу от этих мыслей и не смею рассказывать все это его жене. Он жив, он доблестно сражался; пусть твое сердце помнит только это, моя дорогая сестра! И пусть все пережитые
Сию минуту прибыл другой курьер. Фредерик действительно вчера утром участвовал в бою у Валентины, где, несмотря на болезненную рану, проявил необычайную храбрость. Хвала молодости! Как сердце мое ликует от его триумфа! Ведь это действительно была наша решительная победа, от трех до четырех тысяч врагов полегло на поле боя, и среди них генерал Гюден. Но мы понимаем, что обе стороны готовятся к другой ужасной схватке.
Бедный Смоленско! Теперь на месте этого города пепелище; его обездоленные жители, его женщины, дети и старики стали бесприютными скитальцами, кровь их достойных сыновей, смешавшись с кровью их храбрых защитников, пропитала теперь землю вокруг города. Ох, какая ужасная картина предстает в моем воображении! Я никогда не видела трупа, Ульрика, но меня приводит в ужас мысль о том, что делает смерть с человеческой внешностью! Как этот ужас нарастает, когда представляешь себе тело человека, залитое кровью и покрытое зияющими ранами! Упаси меня, Боже, от подобного зрелища! Но увы! Сколько моих соотечественниц, воспитанных в такой же утонченности и столь же чувствительных, как я, обречены видеть все это даже на теле своих самых нежно любимых людей! Я думаю, такое зрелище убило бы меня. Избави, Боже, и помоги выдержать это! — и все-таки, если случится, я знаю, Ты поддержишь меня. За несколько последних недель я столь сильно переменилась! Теперь мой рассудок оказался способен выдерживать и постигать много больше обычного, и я не могу ограничивать его силы, которые до недавнего времени были слабее, чем у самого хрупкого цветка.
То, что я так скоро повзрослела, внушает мне новые надежды в отношении нашей несчастной страны. Если слабая девушка обладает силами, что позволяют ей бороться с трудностями в любых обстоятельствах, то разве нельзя ждать этого от
Письмо V
Ульрика, приближается ужасный час, который, видимо, должен решить судьбу могучей империи. Ах! Я чувствую лишь то, что он решит мою судьбу.
Мы только что узнали, что французская армия прибыла и стоит в виду тех мощных сил, которые Кутузов собрал на поле Бородино. Какие громадные приготовления ведутся с обеих сторон! Из всех ужасных битв, заливших Европу кровью и затопивших ее слезами, ни одна не представляла столь обширного поля для убийства, как эта. Все офицеры, которых мы знаем лично или по имени, — там. Ах, сколько же среди них наших бесценных друзей и дорогих нам родственников! И рана каждого станет нашей раной!
Все в доме хранят ужасное молчание, и когда оно нарушается, мы вскакиваем и допытываемся: «Есть ли какие-нибудь новости из армии?» — будто только их одних достаточно, чтобы снять заклятие. Все привычные дела отложены; будто сама жизнь ищет в каждом взгляде ответ на вопрос, как долго это может продолжаться.
И все же среди всеобщего крайнего беспокойства папенька сохраняет стойкость и ясность разума, что свойственно лишь душам высшего порядка. На сердце у него явно неспокойно, его силы напряжены до предела, поскольку он определенно должен проявлять обычное для него самообладание, ведь ему приходится обдумывать множество ужасных обстоятельств, чтобы понять диспозицию в делах общества или сделать выбор чрезвычайной важности. Но выглядит он спокойным и даже жизнерадостным; он постоянно занят либо поставками продовольствия в армию, либо обучением горожан искусству войны, либо отправкой отрядов, которые должны перехватывать обозы врага с провиантом или опустошать местность, через которую враг должен пройти.
