Сватовство длилось долго, шумливо, но, к удивлению Луши и Федьки, старшего ее брата, осталось безрезультатным, хотя обе стороны: и тетка Катерина, и сваты Хлудовы с Егором - были уверены, что свадьбе Егора с Лушей помешать ничто не сможет. Разошлись на том, что на Вознесение, после заутрени, Катерина привезет им окончательный ответ. Хлудовы встали из-за стола, степенно перекрестились на образа и, выходя от Катерины, буркнули: 'Никуда она не денется!', а Егор, выходя из избы к тарантасу, бабьим голосом пролепетал на ходу: 'Ну, ничего, Бог даст породнимся!'
Катерина заботливо проводила их со двора, закрыла ворота, перекрестилась и долго еще смотрела им вслед.
Вознесение... Катерина сегодня встала раньше обычного, выгнала скотину в стадо, прибрала в избе, и звон колокола застал ее почти у церкви. После утренней службы она пойдет к сватам решать уже со свадьбой.
У Луши все валилось из рук, ноги едва держали ее. Кое-как она подошла к зеркалу причесаться.
- Неужели все кончено, неужели девичье счастье так коротко? - спрашивала она себя, глядя на свое отражение в зеркале.
Вдруг где-то далеко-далеко будто послышалось ей рыданье Петькиного баяна... В глазах затуманилось, в навернувшихся слезах все расплылось, а вместо себя в зеркале ей показалась рыжая копна волос, самодовольная улыбка на веснушчатом липе жениха. Рыданье бурно вырвалось из груди. Луша бросилась на неубранную постель, в глазах мелькнула лампада и образ Спасителя:
- Господи! Неужели никому не нужно мое горе? Неужели жизнь так рано потеряна? Неужели счастье больше никогда не заглянет в мою душу?
Уткнувшись лицом в подушку, Луша неудержно рыдала, одинокая, никому ненужная. В соседней комнате досыпая, мерно храпели Васька с Полей. Луша одна боролась со своим горем. После взрыва рыданья наступила тишина, в сердце созрело решение постоять за свою судьбу.
Она опять подошла к зеркалу, но в нем ей снова почудился образ самодовольно улыбающегося веснушчатого жениха Егора. Луша не выдержала и с силой плюнула в него. Образ Егора дрогнул, расплылся; вместо него между потеками ей привиделся Петькин картуз, а под ним сам Петька, тот самый, каким она видела его в последний раз у родника.
- Петька! - прошептала Луша и обоими руками ухватилась за раму зеркала...
В окно кто-то постучал. Луша рванулась к занавеске и отдернула ее. За окном стоял настоящий Петька, в том же самом картузе. Приложив руку к козырьку, он молча глядел на нее. Как он оказался в избе и как она в его объятьях, Луша не помнила. Только, придя в себя, она торопливо выпалила:
- Мамка с заутрени прямо из церкви пойдет к Хлудовым, понесет свое последнее слово и уговор о свадьбе. Понял?
- Понял! - ответил Петр, но оторваться от Луши у него не было сил.
Когда они полюбили друг друга и где договорились о своем счастье, они и сами не знали, но в эту минуту они были счастливее всех на свете. Так, обнявшись, они посмотрели в зеркало, потеки мешали им видеть себя, и Петр, ладонью стирая их, спросил:
- А это что такое?
Луша вспыхнула румянцем, на минуту нагнула голову, потом подняла лицо и, взглянув Петру прямо в глаза, открыла секрет своей давней любви к нему и причину подтеков.
- Ну что ж! Обниматца-то некогда, надо что-то делать! - проговорил Петр и, взяв ее за руки, тихо, но решительно сказал: - Собирайся!
Быстрыми шагами Петька направился к своему давнему другу Николаю. Увидев Петра из окна, Федор выбежал и крикнул:
- Петька! Ты куда? Постой!
Петр, на ходу махнув рукой, еще решительней зашагал между изб и скрылся за палисадником.
Николай Егоров был единственным человеком в Починках, который понимал Петра, уважал его, верил в его будущее и делил с ним свои секреты. Хотя по годам он был и не старше Петра, но по уму был и самостоятельней, и тверже, к тому же давно имел семью, а среди мужиков - уважение. Его изба находилась в середине деревни, напротив деревенского пруда, поэтому починковские мужики чаще всего собирались на его 'бревнах'. К нему-то, не останавливаясь, зашагал Петр со своим вопросом.
Егоров без удивления принял его, усадил за стол под образа, а сам по традиции вынес из сельника самогонку. Но Петька решительно отказался, так как было, по его выражению, не до этого. Коротко Петр изложил свое дело и Лушину судьбу, о чем Николаю отчасти уже было известно. Николай Егоров вполне разделял желание Петра с Лушей, отозвался во всем помочь им, но убедил Петьку, что все-таки без стакана самогонки к этому приступить немыслимо. Через полчаса Петр с Николаем навеселе выехали на тарантасе со двора в село к церкви.
Дальше все пошло как-то проще, или потому, что самогон действительно придает смелости, или оттого, что от судьбы никуда не уйдешь. Катерина, выйдя из церкви, сразу заметила их.
- Касатики, каким это вас ветром принесло? - удивленно спросила она, подойдя к тарантасу.
- Каким принесло, таким и унесет, Катеринушка, а у Хлудовых тебе делать нечего, вот тебе и весь мой сказ. - Внушительно прогремел 'Николай Егоров. - Им не Лушка нужна, а лошадь; хоромы-то ты их видела какие? Не увидит там Лушка жизни, на погибель отдаешь девку, сама потом слез не выплачешь. С богатыми родниться - всю жизнь спину гнуть будешь, а нужда не убавится. И девка слезами вся обливнется. Садись в тарантас, домой поедем, - решительно закончил он, поправляя дерюгу.
- Сусе Христе... Пресвятая дева... да што это такое, да нешто так можно? - проговорила Катерина, крестясь на церковь. - А сваты-то, нешто зря приезжали, да што люди-то скажут, да Господь-то видит, нешто так можно?
- Катеринушка, Лушка не засватана, молитвы не было и обману тут нет никакова, а делать дело надо по любви. Им жить надо всю жизнь. Садись, не раздумывай, да и Петьку не отталкивай, они любятся уже незнамо как давно, вот твой зять, - возразил Николай и, указав на Петра, решительно подошел к Катерине, чтобы подсадить ее в тарантас.
Катерина не сопротивлялась, но, как-то недоверчиво глядя на Николая, уселась на дерюгу. Судьба Луши становилась для нее все более смутной. Искоса она посмотрела на Петра, и какие только мысли не прошли в голове этой простой крестьянки-матери.
Когда отъехали от церкви, Петька повернулся к Катерине и, запинаясь от неловкости и выпитого самогона, сказал:
- Я давно хотел тебе сказать про Лушу, да вот никак не решался. Я давно люблю ее, благослови ты нас с ней... пропаду я без бабы!
Он бы еще что-нибудь сказал, но тут Николай Егоров за их спиною вдруг затянул свою любимую: 'Когда б имел златые горы...'
В Починках Николай проехал мимо своего двора, и все втроем вошли в Екатеринину избу. Луша притаилась в чулане, томясь от трепетного ожидания.
- Чего задумалась? - гаркнул Николай, отворив дверь, - иди сюда!
Он силком вытащил ее из угла, удивляясь:
- На безделье смотри какая бойкая, а тут гляди, сомлела, а?
Как они оказались с Петькой рядом и, тем более, как опустились перед Катериной на колени опять же объяснить трудно.
- Мамань, благослови нас, - пролепетала Луша. Петька тоже что-то хотел сказать, но осекся, а вместо него прогремел Николай:
- Благословляй, Катеринушка, да свадьбу играть будем!
Катерина колебалась. Повернувшись к образам, она била земные поклоны, шептала слова молитвы, в душе происходила борьба. Долго стояла она недвижимо на коленях, закрыв лицо ладонями, не решаясь принять тяжелое для нее решение, но наконец вздохнула, перекрестилась последний раз и встала. Лушу с Петом благословила коротко, решительно:
- Милостив Господь!
Весь следующий день был в сборах, в суете. Жители Починок неоднократно проходили мимо окон, пытливо заглядывая в них, но Луша с Петром показались на улице только вечером, счастливые, довольные.
