— Честно, я буду не против…
— Это очень мило, Клара, но речь не об этом», сказала она. — Я привела тебя сюда, потому что думаю, что ты достаточно взрослая, чтобы узнать правду.
— Окей, — ответила я с тревогой. Все это прозвучало очень значительно. — Какую правду?
Она глубоко вздохнула, выдохнула, затем прислонилась ко мне.
— Когда мне было столько же, сколько тебе сейчас, я жила в Сан-Франциско с бабушкой, — начала она.
Я немного знала об этом. Ее отец ушел, когда она еще не родилась, а мать умерла, давая ей жизнь. Я всегда думала, что это похоже на сказку, будто мама осиротевшая, трагическая героиня одной из моих книг.
— Мы жили в большом белом доме на Мейсон-стрит, — сказала она.
— Почему ты не брала меня туда? — Мы часто бывали в Сан-Франциско, как минимум два или три раза в год, и она никогда ничего не рассказывала о доме на Мейсон-Стрит.
— Он сгорел много лет назад, — сказала она. — Сейчас на этом месте сувенирный магазин, я думаю. В любом случае, однажды утром я проснулась от того, что наш дом сильно трясся. Мне пришлось ухватиться за столбик кровати, чтобы не вывалиться из нее.
— Землетрясение, — предположила я. Я росла в Калифорнии и пару раз становилась свидетельницей землетрясений, ни одно из них не длилось дольше нескольких минут и не причинило серьезного вреда, но все равно было страшно.
Мама кивнула. — Я слышала, как посуда падает с полок в серванте, а по всему дому разбиваются окна. Затем раздался сильный треск. Стена моей комнаты подалась вперед, и кирпичи из каминной кладки завалили мою кровать.
Я смотрела на нее в ужасе.
— Не знаю, сколько я там пролежала, — сказала мама через минуту. — Когда я снова открыла глаза, то увидела фигуру мужчины, стоящего передо мной. Он нагнулся и сказал: «Будь спокойна, дитя». Потом он взял меня на руки, и кирпичи соскользнули с моего тела, будто ничего не весили. Он поднес меня к окну. Через разбитое стекло я могла видеть, как люди выбегают из своих домов на улицу. А потом случилось что-то странное, и я очутилась где-то в другом месте. Оно напоминало мою комнату, но чем-то отличалось, будто здесь жил кто-то другой, и не было никаких разрушений, словно и не произошло землетрясения. Снаружи, за окном было так много света, так ярко, что больно было смотреть.
— А что было дальше?
— Мужчина поставил меня на пол. Я была потрясена, что могу стоять. Моя ночная рубашка была испачкана, и голова кружилась, но за исключением этого со мной все было хорошо.
«Спасибо», — сказала я ему. Я не знала, что еще добавить. У него были золотистые волосы, которые блестели на свету, как ни что, виденное мною раннее. И он был высоким, самым высоким из всех знакомых мне людей, и очень симпатичным.
Она улыбнулась воспоминаниям. Я потерла свои руки, покрывшиеся гусиной кожей. Я пыталась представить этого высокого симпатичного парня с сияющими светлыми волосами, словно он был кем-то вроде Брэда Питта, явившегося, чтобы спасти мою маму. Я нахмурилась. Мысли оставили тяжелое чувство, и я не могла понять почему.
— Он сказал: «Добро пожаловать, Маргарет», — произнесла мама.
— Откуда он знал твое имя?
— Мне и самой было интересно. Я спросила его. Он сказал, что был другом моего отца, что они служили вместе. И что он наблюдал за мной с момента моего рождения.
— Ух ты. Прямо как твой личный ангел-хранитель.
— Точно. Как мой ангел-хранитель, — сказала мама, кивнув. — Но он, конечно, не назвал себя так.
Я ждала, когда она продолжит.
— Он и был им, Клара. Хочу, чтобы ты поняла. Он был ангелом.
— Ну конечно, — сказала я. — С крыльями и так далее, наверняка.
— Я не видела его крыльев в тот раз, но да.
Она выглядела убийственно серьезной.
— Оу…, — сказала я. Я представила ангелов с церковных витражей, с нимбами и в пурпурных рясах, с большими золотистыми крыльями, развивающимися за спинами. — И что случилось дальше?
Еще более странным этот разговор уже не станет, подумала я.
Но он стал.
— Он сказал, что я особенная, — сказала она.
— В каком смысле?
— Сказал, что мой отец был ангелом, а мама смертной, а я Демидиус, что означает ангел наполовину.
Я рассмеялась. Просто не смогла удержаться. — Подожди, ты разыгрываешь меня, так?
— Нет, — она смотрела на меня непреклонно. — Это не шутка, Клара. Это правда.
Я уставилась на нее. Проблема была в том, что я доверяла ей. Больше, чем кому-либо другому. Насколько я знала, до сегодняшнего дня она никогда не лгала мне, даже в тех мелочах, которые многие родители говорят своим детям, чтобы заставить их вести себя хорошо, или верить в зубную фею, и тому подобное. Она была моей мамой, конечно, но также и моим лучшим другом. Звучит избито, но это правда. И сейчас она рассказывала мне что-то безумное, невозможное, и смотрела на меня так, будто все зависело от моей реакции.
— То есть ты говоришь, что ты на половину ангел, — медленно проговорила я.
— Да.
— Мам, ну перестань, — я хотела, чтобы она рассмеялась вместе со мной и сказала, что вся эта ангельская чушь — лишь фантазии, которые у нее были, как в «Волшебнике страны Оз»[10], когда Дороти просыпается и понимает, что все ее приключения были не более чем красочной галлюцинацией, случившейся от удара по голове. — Ладно, и что потом?
— Он вернул меня на Землю. Помог найти бабушку, которая к тому моменту была уверена, что я погибла. И когда начался пожар, помог нам эвакуироваться в Парк «Золотые ворота». Он пробыл с нами три дня, и после я не видела его много лет.
Я молчала, обеспокоенная деталями ее рассказа. Год назад наш класс отправился в музей, потому что там открыли выставку, посвященную великому землетрясению в Сан-Франциско. Мы рассматривали фотографии разрушенных зданий, покореженных машин, сброшенных с дорог, чернеющих скелетов сгоревших домов. Слушали старые аудиозаписи людей, бывших там, их резких дрожащих голосов, когда они описывали трагедию.
Все делали из этой поездки нечто особенное, потому что в тот год была сотая годовщина со дня землетрясения.
— Ты сказала, что был пожар? — спросила я.
— Ужасный пожар. Дом моей бабушки сгорел дотла.
— И когда это случилось?
— В апреле, — ответила она. — В апреле 1906 года.
Я чувствовала себя так, будто меня сейчас стошнит. — И тогда получается, что тебе, погоди… 110 лет?
— 116 в этом году.
— Я не верю тебе, — запинаясь, сказала я.
— Я понимаю, что это непросто.
Я встала. Мама потянулась к моей руке, но я отдернула ее. Обида промелькнула в ее глазах. Она тоже встала, отступила на шаг назад, давая мне немного пространства, слегка кивнула, словно понимала, через что я сейчас прохожу. Будто знала, что разрушила все.
Я чувствовала, что мне не хватает воздуха.
Она сошла с ума. Только это все и объясняло. Моя мама, которая была близка к званию лучшей мамы мира, моя собственная версия «Девочки Гилмор»[11], та, из-за кого мне
