душевный подъем, воображает, что их совместная жизнь начинается заново, Кэл спит со своей служащей. С Ритой. С Ритой, чья подруга завтра уезжает в Сан-Диего. Она представила себе, что будет происходить завтра в квартире Риты.
Он будет раздеваться, нетерпеливо срывая с себя одежду и бросая ее на пол, пинком отшвырнет ботинки в угол. Его глаза затуманятся, и, опрокинув девушку на постель, он будет шептать: «Я тебя люблю».
Дело было не в Рите, дело было в Кэле, который не может не расстегнуть ширинку даже тогда, когда жена носит в себе его ребенка.
С этого момента их отношения в корне изменились. В них больше не было места ни взаимному уважению, ни доверию. Кэл столько раз повторял: он любит только ее, его измены ничего не значат, это больше никогда не повторится, что его уверения стали похожи на издевательство. Фэй больше не хотелось плакать, и она перестала спрашивать: «Неужели тебе мало меня?» Было ясно, что ему мало.
Она вжилась в роль жены Кэла Карузо – безупречная хозяйка дома, прекрасная мать, произведение искусства, которое он демонстрировал публике. Кэл стал менее тщательно скрывать свои похождения, и однажды во время вечеринки Фэй застала его в объятиях одной из своих так называемых подруг в собственном доме. Она сразу же вышла, бесшумно прикрыв за собой дверь, зная, что он ее даже не заметил.
Фэй старалась смотреть на него просто как на приятеля, с которым ей приходится делить дом, приятеля, обладающего многими прекрасными качествами, но безнадежно распутного. Она отдавалась ему раз или два в неделю и считала это чем-то необходимым для здоровья, но лишенным всякой романтики. Фэй ни в чем не упрекала его, но запретила ему говорить, что он ее любит.
Она почти забыла, что такое быть по-настоящему любимой, и на время это ее даже устраивало. Слишком больно было бы воскрешать в памяти сильные чувства, которые теперь были для нее недоступны.
Фэй встала с колен и почувствовала, что ноги у нее совсем одеревенели. Она снова забралась в постель и попыталась заснуть, но еще одна навязчивая мысль копошилась на дне сознания: Кейси не верила, что ее мать может справиться с ролью.
Черт побери, она все-таки актриса и может играть. Речь не о ее юношеских триумфах в университетском театре и не о пляжных сериалах. Она играла все двадцать лет брака, исполняла свою роль с таким совершенством, что вполне заслуживала премии Академии киноискусства.
– Не бойся, Кейси, – выдохнула она в темноту. – Смеяться надо мной не будут.
2
Она разрезала воду, как прогулочная яхта, как дельфин, как русалка, как… сорокашестилетняя женщина, уже изрядно выдохшаяся. Она проплыла бассейн Хуаниты Грейс туда и обратно тридцать раз. Хозяйка вышла в патио с подносом и улыбнулась.
– Отдохни немного, Фэй. – Хуанита села за столик, налила что-то в бокал из стеклянного кувшина.
Фэй развернулась, мощно оттолкнулась ногами от кафельной стенки и еще раз проплыла бассейн. Потом она долго сидела на бортике, чтобы успокоить дыхание.
– Дорогая, мой бассейн всегда к твоим услугам, – сказала Хуанита, – но тебе не кажется, что ты слишком усердствуешь?
– Нет, – ответила Фэй, – если я не хочу, чтобы в моей жизни снова появился Чаки.
Хуанита вежливо приподняла бровь. Ее лицо поражало сочетанием ярко-голубых глаз, доставшихся ей от отца-ирландца, и оливково-смуглой кожи.
– Кто такой Чаки? – удивленно спросила она. – Неужели в твоей жизни есть мужчина, которого ты от меня скрываешь?
Фэй вытерлась и тоже села за столик, стоявший под большим зонтом. Она понюхала содержимое кувшина и, выяснив, что в нем охлажденный мятный чай, налила себе бокал.
– Чаки, – объяснила она, – был моим личным тренером. Он приходил к нам домой четыре раза в неделю и занимался со мной по полтора часа. Он вел себя как настоящий садист, и мне всегда хотелось столкнуть его с обрыва на скалы.
– Да-а, – протянула Хуанита. – Вид на море там был просто потрясающий.
– Нисколько по нему не скучаю. Пока Кейси была маленькой, я все время ужасно боялась за нее. Там такой склон, что она запросто могла с него свалиться.
– Но ты же велела построить там ограду.
– Все равно. – Фэй понимала, что это ребячество, но она всегда боялась высокого берега за садом. Если бы хоть что-нибудь зависело от нее, то все семейство Карузо жило бы примерно в таком доме, который она снимала сейчас. Правда, в том доме не было бассейна, как у Ниты.
– Ты и правда ничего не имеешь против? – спросила она.
– Против чего?
– Чтобы я плавала в твоем бассейне? Разумеется, я могла бы пойти в клуб, но не хочу, чтобы меня видели, когда я не в форме. – Она взглянула на Ниту и улыбнулась.
– Господи, ты можешь пользоваться моим бассейном, сколько хочешь, но если ты не в форме, то кто же тогда?
Хуанита ничего не знала о мини-сериале и, разумеется, еще меньше могла представить себе все то, с чем должна была столкнуться женщина средних лет, чтобы предстать перед кинокамерой. Хуанита была на год старше Фэй, но она всегда ела, что хотела, носила старые джинсы и бесформенные хлопковые майки, и ей было наплевать, что загар подчеркивает морщинки вокруг глаз. Сегодня ее пышные черные волосы были заплетены в косу, на лице не было и следа косметики. Фэй всегда считала ее необыкновенно красивой. Хуанита была единственной женщиной в Голливуде, которую можно было считать ее подругой, и это стало возможно только потому, что Хуанита не имела отношения к кино. Хуанита не могла испытывать к Фэй мелочной зависти, которую испытывала Аманда, потому что они существовали в несоприкасающихся мирах. Хуанита никогда бы не стала пытаться низвести на нет ее успех или отрицать ее талант, и никогда бы не позволила себе заметить, что видела Кэла в ресторане с его служащей. Она вообще никогда не пользовалась недозволенными приемами.
– Фэй, ты что-то слишком загадочно улыбаешься, – заметила Хуанита.
– Просто мне пришло в голову, что ты мой единственный друг в этом кошмарном городе.
– И это тебя развеселило?
Хуанита появилась в их доме, когда Кейси было пять лет, и казалась обычной служащей «Эпикурейцев Марио». Сам Марио был довольно противным молодым человеком с плохим характером – он пресмыкался перед знаменитостями и недоплачивал своим работникам. Кэл обожал Марио, потому что, по слухам, Стивен Спилберг считал его грейпфрутовое суфле прекрасным освежителем между блюдами. Фэй до сих пор помнила вкус этого суфле и не находила в нем ничего хорошего.
– Я рада, что кинобизнес обошел меня стороной, – сказала Хуанита, подливая охлажденного мятного чаю в бокал Фэй. – Я могу жить, как мне хочется, и делать все, что заблагорассудится. Именно этого я всегда и хотела.
В настоящее время Хуанита была одной из наиболее преуспевающих женщин Голливуда, хозяйкой сети продовольственных магазинов, и в ее доме был бассейн не меньше того, что когда-то имела миссис Кэл Карузо.
– Ты все-таки научила своего сына плавать? – спросила Фэй.
Голубые глаза сузились, Хуанита презрительно фыркнула.
– Карлоса? Он близко к воде не подходит. Он сейчас как раз там, где ему всегда хотелось быть, – в Блюмингтоне, занимается компьютерами. – Она с минуту внимательно изучала лицо Фэй. – А в чем все- таки дело, дорогая? Ты меня не слушаешь…
– Извини, у меня действительно ум за разум заходит. – Фэй не хотелось говорить о том, что, может
