несколько раз замечал краем глаза — есть магазин, торгующий велосипедами и мотоциклами. Расплатившись, Бердо немедленно туда отправился и уже через четверть часа остановил свой выбор на новой «Хонде». Неожиданно возникла проблема с оплатой. Кредитных карточек в магазине не принимали, а банкомат мог выдать только сумму, эквивалентную семистам евро. Слишком мало, чтобы не сходя с места купить модель XRV 750 Africa Twin.
В гостинице он быстро раздобыл информацию обо всех иностранных банках в центре. К сожалению, банк Barclays, где у него был тайный (недоступный даже отечественным налоговым органам) счет, не имел в городе филиала. Направляясь в Raiffeisen, он вспомнил правила пользования счетами фирмы. Festus & Felix лишь очень немногим и только в чрезвычайных обстоятельствах позволял во время «Паломничеств Правды» снимать со счетов наличные. Бердо принадлежал к числу этих немногих. А обстоятельства были чрезвычайные.
Когда часом позже он на новехонькой «Хонде» въехал на гостиничный паркинг, взял квитанцию и со шлемом под мышкой подошел к молоденькому портье за ключом от своего номера, тот посмотрел на него с нескрываемым любопытством. Однако Бердо этого не заметил. На крыльях эйфории — не дожидаясь лифта — он взлетел по лестнице на третий этаж. Уже в номере, еще раз примерив шлем, поглядел на себя в зеркало. С закрывающей лицо темной шторкой он был похож на инопланетянина или церемониймейстера из самых эпатирующих сцен у Лотреамона.
Бердо закрыл компьютер. Поток воспоминаний оборвался на комментариях блоггеров: «Я бы хотел поставить памятник Осаме, потому что он настоящий народный герой, лучше всего напротив памятника королю Яну Собескому», — написал Вуду. Некий Карапуз признался: «Взрывы в городе, видимо, субсидирует ксендз Монсиньоре, поскольку вино с его рожей на этикетке плохо расходится; это обыкновенная афера». Зато Беата заявила: «Мне все это по барабану, мусульмане — в Аушвиц, евреи — в Израиль, поляки — развлекаться, русские — работать!» А Хакер сообщил: «А мне нежаль таргашей известно какого праисхождения, которые в ночных магазинах спаивают Польский Народ. Мало за это взрывать. Их надо в лагеря alles zusammen[59]».
— Демократия, — пробормотал Бердо, насыпая Гераклиту в мисочку сухой корм, — право голоса дается и разумному человеку, и дебилу. Разве это хорошо? Разве мы этого добивались? Ну скажи!
Кот, зарывшись носом в кучку бурых брикетиков, с удовольствием их грыз. Бердо, гладя его, добавил:
— Ты же сам говорил, что демократия — это плохо, потому что многие — дурны, немногие — хороши! Не так? Может, я что-то перепутал?
Гераклит на мгновенье оторвался от еды и посмотрел хозяину прямо в глаза. Он мог бы ответить другой цитатой из своего тезки: «Свиньи грязью наслаждаются больше, чем чистой водой» либо «Ослы солому предпочли бы золоту», но кошачья мудрость явно подсказала ему, что такой ответ сегодня привел бы исключительно к хаосу и безобразию в их общем доме. Поэтому он даже не мяукнул и как ни в чем не бывало уткнулся в свою мисочку.
Бердо отправился в ванную. Под душем к нему снова вернулись сараевские воспоминания — насыщенные, яркие картины продолжавшегося несколько дней счастья, которое так неожиданно на него свалилось. Поначалу Михайло не хотел принимать подарок, хотя при виде «Хонды» у него загорелись глаза. Все происходило будто в сюрреалистическом романе: вечером Бердо вскакивал на мотоцикл и мчался в каменоломню, а на рассвете возвращался в гостиницу. Отсыпался за бессонные ночные часы, бесцельно бродил по городу и с нетерпением ждал вечера, с тревогой спрашивая себя: сколько еще это может продолжаться?
В предпоследнюю ночь Михайло согласился, чтобы Бердо перед отъездом оставил ему мотоцикл. Однако ни один из них словом не обмолвился о том, когда это должно произойти.
Сейчас, вытираясь мохнатым полотенцем, Бердо с мазохистской скрупулезностью восстанавливал в памяти все до мельчайших подробностей.
Как обычно, он подъехал к самому домику с уже выключенной фарой. Эхо, отразившись от вертикальных стен каменоломни, еще несколько секунд повторяло визг останавливающегося двигателя. Он снял шлем и вошел внутрь. Михайло лежал в кровати с запрокинутой головой. У него было перерезано горло. Постель, пол, стена забрызганы кровью. Бердо долго держал любовника за руку и всматривался в его широко открытые глаза, словно надеясь отыскать последнюю искорку жизни. Но тело уже остыло. Убийство, видимо, было совершено не меньше часа назад. Не сходя с места, Бердо взглядом искал орудие преступления. И вдруг почувствовал запах, донесшийся от входной двери вместе с дуновением горного воздуха, — запах пота, ракии, щедро смазанного оружия и дешевого крепкого табака. На пороге стоял, пристально глядя на Бердо, мужчина. На плече у него дулом вниз висел «калашников».
— Это не я, — Бердо ответил на незаданный вопрос.
— Ну а если не ты и не я, то кто?
Голос у мужчины был глухой, невыразительный, бесстрастный.
На нем был китель без знаков различия, черные джинсы и сильно поношенные кроссовки.
— Не знаю, — Бердо внимательно смотрел, как тот, чиркнув пластиковой зажигалкой, прикуривает погасшую сигарету, — но надо сообщить в полицию.
— Ты уверен, что этого хочешь?
Бердо стоял и молчал. Мужчина неторопливо вошел в комнату и, без особого интереса оглядевшись, направил на него автомат.
— Паспорт! — Он указал дулом на тумбочку. — Положи сюда и подойди к стене. Только медленно.
Взял документ и листал его — очень долго, как будто старался запомнить не только имя и фамилию владельца, дату и место рождения, место выдачи, но и заполнявшие странички визы и все штампы, проставленные на пограничных пунктах. Наконец сказал:
— Выходи и встань рядом с машиной!
Бердо повиновался, только во дворе сообразив, что не взял шлема. Однако шлем уже был на голове человека с «Калашниковым».
— Ключи, — сказал тот, бросая паспорт на землю. — Бумаги положи сюда, на сиденье.
Бердо достал из кармана брюк брелок с двумя ключиками, от замка зажигания и блок-замка, а из кармана пиджака — документы на мотоцикл. Положил все на вогнутое седло «Хонды» и отошел на несколько шагов.
Мужчина, прежде чем повесил автомат обратно на плечо и завел двигатель, сказал:
— Можешь отсюда уехать. Только быстро.
Так он и сделал.
Бердо включил в ванной маленький приемник.
Начальник полиции Зависльный — Бердо узнал его голос — информировал слушателей, что в целом ситуация в городе взята под контроль. Несколько экстремистов, закидавших «коктейлями Молотова» новую мечеть, уже арестованы. По делу о взрывах в круглосуточных магазинах, торгующих спиртным, ведется следствие: проверяются все версии, и круг подозреваемых сужается. Возникшие из-за блокирования улиц пробки, к сожалению, еще какое-то время будут парализовать движение в центре. Действует специальная телефонная линия — по номеру 777 777 777 можно сообщать о любых подозрительных происшествиях, хотя, разумеется, граждан просят отнестись к этому со всей ответственностью. Глупые шутки и доносы на соседей могут быть проверены, и клеветники понесут заслуженное наказание.
Выступление начальника полиции прервала реклама напитка Twingo Power. Потом диджей Момо пробормотал что-то о необходимости проявлять толерантность и пустил любимый шлягер гопоты из Нового порта: «Клёвое махалово…», который год назад приобрел бешеную популярность, когда после матча «Ковчега» с «Лехией» фанаты в пух и прах разгромили отряд полиции, а заодно и половину прилегающего к стадиону квартала. В другое время Бердо выключил бы эту визгливую дребедень, но сейчас, стоя перед зеркалом с намыленными щеками и машинкой в руке, выключать не стал — во-первых, ждал новых сообщений, а во-вторых, не хотел ни на секунду прерывать процедуру бритья.
Ему вспомнилась та страшная ночь в гостинице, куда он пришел после двухчасового марша по безлюдному городу. Он не боялся ареста, допросов или скандала — если бы до этого дошло. Почему-то не сомневался, что мужчина с «Калашниковым», бросая ему под ноги паспорт, дает гарантию, что он сможет
