— Вам сколько лет? — спросила Наташа.
— Двадцать восемь, — сказал Дивов.
— Вот-вот, — сказала Наташа. — Я и говорю, не может быть. У меня нет ни одного знакомого, который был бы не женат. Нет, время от времени они разводятся, но в холостом состоянии они почему-то не задерживаются.
Их, как эстафетную палочку, тут же подхватывают. Вы из нашего города?
— Нет, я из деревни, — сказал Дивов.
— А сколько вы здесь пробудете?
— Дня три-четыре, — сказал Дивов. — Сейчас поеду в комендатуру, ребята помогут с гостиницей, хочу походить в театр.
— Театр я вам обеспечу. Знаете, у меня к вам просьба, не надо в гостиницу, поживите у меня. Пусть он думает, — она кивнула на дверь, — что у нас с вами любовь. И когда вы уедете, он будет думать, что я под охраной пограничных войск Комитета государственной безопасности. Он тогда ничего мне не сделает больше. Тогда я буду хозяйкой. Я буду диктовать условия.
— Зачем вам диктовать условия? — спросил Дивов.
— Отмщенья, государь, отмщенья… Я вас умоляю, останьтесь у меня, будете спать на тахте. Ой, что я несу, что вы обо мне можете подумать, простите меня.
— Если надо, я могу остаться, — сказал Дивов.
— Но вы не подумайте, что я вместе с квартирой предлагаю и себя.
— Я так не думаю, — сказал Дивов.
— Странный какой-то разговор у нас. Не знаю, почему я к вам отношусь с таким доверием, ну, прямо, как к отцу.
— Понятно, — сказал Дивов.
— Да нет же, я ни на что не намекаю. Я и моложе вас всего-то на семь лет. Какую-то чушь несу. Вот вы сидите, и мне так покойно, не знаю даже, почему.
И тут в коридоре раздался телефонный звонок. Они слышали, как открылась дверь соседа, как он сказал: «Алло», и очень деликатно постучал км в дверь:
— Наталья Николаевна, вас к телефону.
— Ура пограничным войскам, — шепотом сказала Наташа. — Думайте, что хотите, но успех надо закрепить. Вы просто обязаны остаться. Я сейчас. — И Наташа вышла в коридор.
Дивов слышал, как она говорила по телефону: «Не могу, умоляю, перенесите… вы же знаете… я, как золотая рыбка… я вам отслужу… ну хорошо».
— Что случилось? — спросил Дивов, когда она вошла.
— Надо срочно снимать рекламу галстуков. Я не мота отвертеться. Я не знаю, что делать.
— А гае снимать? — поинтересовался Дивов.
— В универмаге, — сказала Наташа.
— А вы туда меня можете взять?
— Господи, — сказала Наташа, — да я могу вас взять куда угодно! — И она стала собирать аппаратуру.
Дивов поднял кофр с аппаратами и второй со светильниками.
— И вы их так таскаете каждый день? — поинтересовался он.
— Издержки равноправия, но я выносливая. А потом у меня и выхода нет. Никто за меня таскать не будет.
— Ну, в эти дни потаскаю я, — пообещал Дивов и взял кофр.
К универмагу Дивов и Наташа подъехали на такси. Наташа оставила Дивова в приемной директора, а сама зашла в кабинет. Через неплотно прикрытую дверь доносился разгневанный женский голос:
— Кого вы привели? Что за рожи? Они что, с похмелья? Немытые, нестриженые.
Ей возразил другой голос:
— Анна Ивановна, их всегда используют как манекенщиков.
— А вы почему опоздали?
— Я не опоздала, — возразила Наташа. — Я готова.
— Пошли.
Из кабинета вышли две женщины и Наташа.
— Вы ко мне? — обратилась к Дивову пожилая женщина, директор универмага.
— Я с фотокорреспондентом, — сказал Дивов.
Женщина внимательно осмотрела Дивова и заявила.
— Вот этот годится. У него есть лицо. Идемте, — скомандовала она Дивову и двинулась к выходу.
Дивов пожал плечами, но пошел за ней следом. Они вошли в небольшое фотоателье, где сидели два молодых длинноволосых парня. Они нехотя поднялись с кресел. Здесь же находились две тощие, уже в гриме, манекенщицы. Директриса посмотрела на парней н девушек и сморщилась, как от зубной боли. Взяла губку, мгновенно сняла часть грима с лица одной из манекенщиц, в несколько взмахов расчесала ей волосы, стянула сзади узлом. Девушка оказалась юной и довольно симпатичной. Потом директриса подошла к Дивову, мгновенно развязала на нем галстук, сдернула его, выбрала из груды галстуков узкий и модный, подняла воротник дивовской рубашки, завязала галстук, поправила узел и сказала Наташе:
— Снимай его с ней. И его отдельно.
Наташа установила фотоаппарат на треногу, включила подсветку и попросила Дивова:
— Встань сюда, к экрану.
— Я не буду сниматься, — сказал Дивов.
— Почему? — спросила директриса.
— Я не манекенщик.
— А мне не нужен манекенщик, — заявила директриса. — Мне нужен мужчина. Прекрасная фактура, — обратилась она к Наташе, — модная короткая стрижка. Снимай его, — и вышла из фотоателье.
— Придется сниматься, — сказала Наташа.
— Не буду, — сказал Дивов.
Манекенщики посмеивались, наблюдая за ними.
— Выйдем в коридор, — попросила Наташа. — Я тебя умоляю, — сказала Наташа, когда они вышли, — выручи меня.
— Пойми, я не могу сниматься, — сказал Дивов. — Я офицер и не могу рекламировать галстуки.
— Но на фотографии не будет написано, что ты офицер.
— Ничего не может быть тайного, что бы не стало явным.
— Значит, ты боишься даже рискнуть?
— Я не боюсь, — ответил Дивов. — Я не хочу и не могу. Я должен спросить разрешения у своего непосредственного командира. К тому же у меня есть и своя точка зрения. Я считаю, что совсем не обязательно офицеру, который охраняет границу, тиражировать свое изображение в сотнях и тысячах экземпляров.
— Я не предполагала, что ты такой долдон, — с сожалением сказала Наташа.
— Теперь тебе и предполагать не надо, теперь ты просто знаешь это, — ответил Дивов. Он развязал галстук, отдал его Наташе. — Я подожду тебя на улице. — И направился к выходу.
Дивов сидел на скамейке в скверике. Наташа вышла из универмага. Дивов взял из ее рук кофры с фотоаппаратурой.
— Посидим, я передохну, — сказала Наташа.
Они сели. Наташа достала сигареты, закурила и протянула пачку Дивову.
— Не курю.
Мимо них проходили люди, поглядывая на курящую женщину и некурящего мужчину.
— Черт возьми, — чертыхнулась Наталья, — все глазеют на меня. Она, видишь ли, курит, а он — нет, — и она загасила сигарету. — С тобой одни неудобства.
— Есть и удобства, — возразил Дивов, нагружаясь кофрами. Теперь куда?
