в землю, взмолился:
— Подайте воды испить бедному путнику!
Девушка закричала:
— Вот он, Милон из Арнойи, он с вами и говорит. Вот он, перед вами! Чтоб тебе околеть от жажды, пес бешеный, Милон из Арнойи!
Все вокруг замолчали. Женщины смотрели на нищего, разбираемые тревожным любопытством, а мужчины подозрительно. Иные схватились за стрекала.[124] На крыльце моя бабушка, оставив руку Микаэлы, на которую она опиралась, выпрямилась, сухая и решительная, подбородок ее все дрожал. Послышался ее властный голос:
— Дайте ему напиться, и пусть уходит.
Милон из Арнойи чуть приподнял свою упрямую голову:
— Мисия Долорес, эта женщина — моя погибель. Она не может сказать обо мне худого слова. Расскажи всю правду, Гайтана.
Девушка с почернелым лицом заломила руки:
— Будь проклят ты, искуситель! Будь проклят!
Глубоко сидящие и потухшие глаза бабушки зажглись пламенем гнева.
— Эй, слуги, вышвырните этого злодея за порог моего дома!
Ремихио из Беало и Педро эль Арнело направились было к калитке, но нищий остановил их, заговорив плаксиво и зловеще:
— Погодите, я и сам уйду! Волки меж собой живут как братья, а люди как звери.
Он ушел. А девушка с почернелым лицом, упав, извивалась на земле. Пена проступила у нее на губах, и сборщицы винограда окружили ее и удерживали ее руки, чтобы она не разорвала на себе одежды. Серенин де Бреталь принес из колодца воды. Уже Микаэла Пригожая подошла к ней с четками, и в это самое мгновение со стороны дороги послышался истошный вопль Милона из Арнойи. Вопль, напоминавший вой дикого зверя, и девушка с почернелым лицом, услышав его, вскочила на ноги, прежде чем до нее дотронулись освященными четками. На губах ее запеклась пена, сквозь лохмотья проглядывало сведенное судорогами тело, и, громко взвыв, она проскользнула между повозок и исчезла. Все поспешили к калитке и увидели, как она подбегает к Милону из Арнойи. Рассказывали потом, что беглый, схватив ее за косы, дотащил до пещеры в горах, а некоторые говорили, что почувствовали тогда в воздухе крылья сатаны. Я же, когда стемнело и взошла луна, увидел только, что на нашем кипарисе сидит филин.
Антонио МАЧАДО
ДОН НИКТО В СТОЛИЧНОМ ГРАДЕ
В. С.: Скажи, Клаудио, кто приходил сегодня утром?
К.: Некто, кто спрашивал вас.
В. С.: Но кто он?
К.: Некто.
В. С.: Он не сказал, как его зовут?
К.: Вот ведь девичья память! Он оставил визитку.
В. С.
В. С.: Дон Хосе Мариа Никто не приходил?
К.: Нет, уверяю вас.
В. С.: И никто меня не спрашивал?
К.: Никто.
В. С.: Никто?
К.: Никто.
В. С.: Скажи, Клаудио, что это с зеркалом?
К.: А что с ним?
В. С.: Как только я подхожу посмотреться в него, оно начинает медленно поворачиваться ко мне своей деревянной изнанкой, видишь?
К.: И верно. Вот так фокус!
В. С.: А затем, взгляни, оно возвращается в обычное положение, но ведь никто к нему даже не прикасается. Попробуй-ка ты посмотреть в него.
К.: Оно неподвижно. Я смотрю, сеньор, в него, и оно не вертится. Теперь посмотрите в него опять вы.
В. С.: Стой неподвижно! Вот — снова!
К.: Да, ничего себе!
В. С.: Проклятие!
К.: Сегодня приходил дон Хосе Мариа Никто. Он ушел, не дождавшись вас, и сказал, что больше уже никогда не придет.
ПРИМЕЧАНИЯ
Поэт, прозаик, эссеист. Родом из Севильи. Одна из главных фигур испанского романтизма. При жизни Беккера его произведения печатались только в газетах и журналах. Через год после смерти литератора, благодаря стараниям друзей, был издан стихотворный сборник «Рифмы», сделавший его имя знаменитым сначала в испаноязычном мире, а затем и в других странах. В книге «Хуан де Майрена» Антонио Мачадо писал: «Поэзия Беккера — слово во времени, в необратимом времени Души, в котором нет ни причин, ни
