подобной когорте. В политической журналистике нет иного пути — приспосабливайся или уходи. Вопрос в том: куда уходить, если ты ничего не умеешь делать другого, а дома тебя ждут жена, дети?
«Иисус Христос любит тебя»
Память сохранила многие журналистские эпизоды тех лет, связанные с поездками по поручению КГБ. Яркий след оставила командировка в Ташкент — в южный красочный город, который до этого пришлось увидеть лишь мельком из окна кортежа Косыгина по пути в его резиденцию, а затем оттуда в аэропорт перед вылетом главы правительства и сопровождающих его лиц с официальным визитом в Афганистан. Подробные записи об этой командировке я сделал в своей записной книжке, на которой красовалась подаренная сотрудниками КГБ наклейка: «Иисус Христос любит тебя!»
В мае на Литейной улице, что на окраине Ташкента, настоящее буйство красок. Белые каменные домики утопают, в обрамлении садов и цветочных клумб, в зелени, не успевшей потемнеть от летней жары листвы. Невольно ловишь себя на мысли: все как в далеком детстве в провинциальном городке Алатыре в садах у бабушки и теток, где объедался даровыми вишнями и яблоками. Но мы со старшим следователем ташкентской прокуратуры Валерием Аветисовичем Азаряном приехали сюда не любоваться красотами природы. Перед нами цель — зайти в тот белокаменный домик, что на углу Литейной и улицы Хлебникова. Мы понимаем, туда нас могут и не пустить. И традиционное ташкентское гостеприимство с непременным чаепитием тут уж вовсе не наш союзник. Все-таки рискуем. К этому обязывает журналистская командировка. У глухих металлических ворот с табличкой «Осторожно, злая собака!» нажимаем на кнопку звонка. Далеко за оградой слышим какое-то шевеление, однако открывать никто не спешит. Есть время рассмотреть дом подробнее — чуть ли не крепостная кладка стен, решетки на окнах, мощная радиоантенна.
— Обратите внимание, — говорит мой спутник, — видите вон там запасной выход?
Да, действительно, еле приметная калитка спряталась в кустах. Через нее можно незаметно выскользнуть на улицу Хлебникова.
— Так главари секты адвентистов-реформистов поступают всегда, рассказывает Валерий Аветисович. — Приобретают угловые дома, проще скрыться. Да и лишних глаз меньше.
Я знаю, что у нас в стране легально действует община адвентистов седьмого дня. Действует открыто, гласно, объединяя верующих этого вероисповедания. Такие принципы не по душе «реформистам». Они предпочли начать борьбу и с руководством официальной секты, и с существующей в стране политической системой.
Наконец кто-то приближается к калитке. Рассмотрев нас как следует в «глазок», вышла пожилая женщина.
— Что нужно, опять обыск? У вас есть ордер?
— Да нет, это московский журналист, — представляет меня старший следователь. — Просит ответить на несколько вопросов.
— Хозяйки нет дома, пустить без нее не могу.
И калитка захлопнулась, громыхнув тяжелой щеколдой.
Оставалось попытать счастья на другой улице — Индустриальной. Здесь, в доме под номером 36, принадлежащем некому Васильченко, одному из руководителей секты, хозяйка оказалась любезнее. Она пригласила нас в сад, принесла пиалы с зеленым чаем. Видимо, не захотела осложнять отношения с уже хорошо знакомым следователем, в чьих руках находилась судьба ее мужа. Мы не стали рваться в дом, где была оборудована типография. Следствию о ней было все известно. Тем, кто недавно пришел сюда с постановлением на обыск, прямо скажем, нелегко было найти место, где работал типографский станок. Осмотрели тщательно сад, хозяйственные постройки — ничего нет. Неужели ошиблась агентура из числа сектантов? Оставался дом. В нем тоже ничего похожего. Один из сотрудников органов случайно сдвинул сундук. Удача! Еле приметная дверца в полу.
— Что там внизу? — спросили хозяина.
— Обыкновенный погреб. Храним картофель, фрукты. У нас двое ребятишек, витамины им нужны круглый год. Да и сами с женой любим разные соленья.
Дверцу все же приподняли. Под ней на расстоянии полуметра оказалась вторая. Открыли и ее. Вниз на глубину более двух метров уводили ступени лестницы. Может быть, действительно погреб? Решили спуститься, проверить. Луч мощного милицейского фонаря обшаривает подземное помещение. Где соленья и фрукты? Вместо них банки с типографской краской, бумага. Потом ее взвесили — половина тонны. Яркое пятно света падает на какую-то дверь. Вошли. Снова лестница и спуск уже на глубину четырех метров. В подземелье бетонированные стены, обшитые фанерой, лампы дневного света и промышленный электрорубильник. От него тянется кабель к печатному станку. Экспертиза позднее даст ему следующую характеристику: «Изготовленный кустарным способом высокоскоростной печатный станок, предназначенный для плоской трафаретной печати типа ротаторной». За станком ежедневно работали двое. Как же им удавалось не задохнуться от недостатка воздуха, от типографской краски? «Погреб» оказался оборудованным тщательно продуманной системой принудительной вентиляции. С помощью электромотора и резиновых шлангов она откачивала отработанный воздух и взамен подавала вниз из сада аромат цветов и скошенной травы.
В «погребе» имелся сигнал тревоги. Стоило незнакомцу постучаться в калитку, как в подземелье срабатывал электрический звонок. Поворот рубильника — и станок тотчас же замирал. Вместе с ним замирали и оба печатника. Замирали от страха. Они прекрасно знали, что за продукцию печатают. Листовки, брошюры призывали к борьбе с существующим государственным строем, «не жалея своей крови и даже жизни». В мире найдется немного стран, которые оставят безнаказанными такие призывы.
Ранним утром следующего дня мы постучались в дом Бедарева П.С., главного «переплетчика» секты. Нам открыла его жена, сам хозяин был уже за решеткой. Меня представили, и я попросил показать переплетную мастерскую.
— Какая мастерская? — говорит женщина. — Посмотрите сами — сарай, в нем ничего, кроме старых вещей.
Действительно, ничего запретного. Но всегда ли так было? К сожалению, факты заставляют поверить им, а не супруге Бедарева. Слишком поздно она старается помочь мужу. К уголовному делу приобщены вещественные доказательства его вины: многочисленные переплетные материалы, приспособления для брошюровки, прессы, металлические сшиватели, механизмы для обрезки бумаги, заготовки текстов брошюр «Зверь из бездны», «Вооруженная борьба за свободу совести» и прочих в количестве 100 наименований. Возникал вопрос: за какую свободу совести борются они и кто они, главари этой ташкентской секты?
Когда мы выходили из помещения бывшего переплетного цеха, в саду раздался детский голосок:
— Мама! Кто это? — На нас устремились две пары любопытных девичьих глаз.
— Как тебя звать? — спрашиваем старшую девочку.
— Оля.
— А сестренку?
— Наташа.
— Сколько же вам лет?
— Мне восемь, а Наташе четыре.
Мы пытаемся как-то заставить улыбнуться девчушек, призвав на помощь немалый отцовский опыт. Старания напрасны. На лицах по-прежнему печальные, отрешенные от окружающего мира глаза. И они разительно контрастируют с этим окружающим миром, полным радости жизни и веселых криков соседских ребят, катающихся по улице на велосипедах.
— Почему ваши дочурки такие бледные? — задаю их маме не совсем тактичный вопрос. — Не больны ли?
— Да нет, такие уж от природы, — отвечает она, глядя куда-то в сторону.
От природы или от той сектантской жизни, на которую обрекли родители? Рассказать об этой жизни
