здоровья.
До того как встретиться с Татьяной Васильевной, я побывал в камере у сына. Передо мной в сером больничном халате сидел раненный Иванов. Короткая стрижка, холеное красивое лицо двадцатилетнего уголовника. Спокойно, без тени волнения отвечает на вопросы.
— Да, инициатором попытки угона самолета был я, а не убитый товарищ. Это я разработал план захвата.
«Тихий, скромный, мухи не обидит»… Это он кричал в приземлившемся самолете плачущим детям и женщинам: «Заткнитесь, не то всех перестреляем! Гады, я отправлю вас к праотцам!»
— Что побудило тебя пойти на угон? — интересуюсь я.
— Жить стоит только там, на Западе. Что у нас — одна темнота, хронические ошибки, тупики в экономике, культуре. Вся жизнь в очередях, все под запретом: модернистская музыка, абстракционизм. За рубежом я попытался бы создать музыкальный ансамбль, прославиться, разбогатеть.
Вечером в гостиничном номере, работая над статьей для прессы, я думал: кто же несет ответственность за этот инцидент, чуть не окончившийся гибелью десятков людей? Только ли Иванов и его погибший сообщник? Конечно, они с оружием в руках готовились стать убийцами детей и женщин. Но часть вины лежала и на американских властях. Это они, выступая с заверениями о своей приверженности к борьбе с терроризмом, предоставили в 1970 году убежище двум угонщикам из Литвы, убившим стюардессу и ранившим двух пилотов, и не выдали их советским властям. Так создавалась надежда на безнаказанность, стоило лишь заявить на Западе о том, что похитить самолет тебя заставили политические убеждения, стремление к свободе. Был и еще один виновник, но о нем в то время я не мог написать, — советское правительство. Это оно обязывало экипажи при попытках угона самолетов совершать посадку на нашей территории, ставя под угрозу жизни пассажиров. Это оно окружило страну железным занавесом, лишив чуть ли не все население Советского Союза элементарного права — свободы выезда за рубеж. К счастью, при Ельцине времена изменились. Граждане получили возможность выехать за рубеж без решения ЦК КПСС и, конечно, комиссии пенсионеров. От прежних «контролеров» твоей благонадежности осталось одно звено — ФСБ, нынешняя служба контрразведки. Этот факт, пожалуй, можно отнести к немногим завоеваниям общественности при новом «демократическом» строе.
Фонд Солженицына за работой
…Следственный изолятор УКГБ на Литейном проспекте. Запомнился еще один разговор, который у меня состоялся там, в кабинете следователя, летним днем 1982 года. Моим собеседником был на сей раз некто Репин, бывший распорядитель ленинградского отделения Фонда Солженицына.
— В гражданской безнравственности я погряз постепенно, — рассказывает он. — Сначала слушал передачи западных радиостанций. Дикторы порой называли фамилии людей — активных диссидентов, проживающих в Ленинграде. Я чувствовал себя их единомышленником и постарался разыскать этих людей. Доверие ко мне пришло не сразу. Новые друзья часто приглашали к себе домой, где за бокалом французского коньяка мы вели долгие беседы о жизни в стране, проблемах и трудностях. От меня ждали критических высказываний, и я на них не скупился.
О какой «гражданской безнравственности» вел речь мой собеседник? Отнюдь не только о «кухонных беседах». Постепенно Репину поручают навещать родственников «узников совести». Дальше — больше: вменяют в обязанность собирать враждебную строю информацию и сведения, которые позднее судебная экспертиза квалифицирует как секретные. Только за период с конца 1980 по май 1981 года Репин передал гражданам США Э. Вуд, Д. Турнбаллу, Д. Суру для последующей пересылки в Вашингтон через Генеральное консульство США в Ленинграде 10 «информационных писем». Для связи использовался также туристский канал.
«Гражданская безнравственность» имела целый ряд других граней. Одна из них — работа в Фонде Солженицына, или в «Русском общественном фонде помощи политическим заключенным в СССР и их семьям». Цели фонда на первый взгляд были самыми гуманными, но только для непосвященных. Я не думаю, что сам Александр Исаевич располагал достоверной информацией о получателях помощи. Хочется верить, что лично он, находясь в далеком Вермонте, не был полностью в курсе, кого поддерживают на средства фонда его местные распорядители. Приведу несколько фамилий, названных мне самим же Репиным. Г. Селивоник — осужден за попытку вооруженного захвата самолета. Л. Лубман — пытался переправить за рубеж пухлый труд под названием «Экспромт для господина Тернера, ЦРУ». На 248 страницах сообщались сведения, составляющие военную тайну. Автор давал также конкретные рекомендации по активизации подрывной работы против СССР путем проведения диверсий, шпионажа, террора и радиопропаганды. «Благотворительная помощь» оказывалась военным преступникам, в частности Карповичу — бывшему полицаю, служившему в карательном батальоне СС, бандеровцу Ткачуку, повинному в смерти многих советских людей, Синягинскому — старшине одного из концлагерей, участвовавшему в истреблении женщин и детей в душегубках.
Следователь, ведущий уголовное дело Репина, ознакомил меня с личной картотекой распорядителя фонда, изъятой во время обыска при аресте. Приведу из нее несколько пассажей.
А. — осужден за измену Родине. Семья порвала с ним. Пометка Репина: «Нуждается в моральной поддержке, и желательно добиться, чтобы на его имя посылала письма от себя его дочь».
Б. — убийца. Пометка Репина: «Малоразвит. Требует моральной и материальной поддержки, так как тяжело переживает отсидку. Желательна переписка внутренне воспитательного характера для приобретения уверенности и моральных истин».
В. — осужден за измену Родине. Пометка: «Помочь развить обширную переписку с земляками».
Г. — уголовник-рецидивист под кличкой Люцифер. Пометка: «помогать».
Е. — пытался наняться в агенты ЦРУ. Пометка: «Ввиду своей стойкой позиции и участия в правозащитной борьбе нуждается в усиленной моральной поддержке. И в материальной тоже».
З. — бывший полицай-уголовник. Пометка: «Плохих отклонений от лагерной морали не замечено. Вроде порядочный. Нуждается в материальной поддержке».
«Лагерная мораль». В понимании Репина она означает активное участие в разного рода акциях заключенных против режима, организуемых по инициативе фонда, с тем чтобы потом сообщить о них по западному радио на весь мир.
Сидя со мной в следственном изоляторе, Репин рассказывает, что предвидел арест и опасался, что его сразу же начнут допрашивать «с пристрастием», то есть попросту выбивать признание вины. Обращение оказалось совсем иным. С ним беседовали, дискутировали, убеждали. Через несколько месяцев он осознал преступный характер своей прошлой деятельности и дал показания, которые помогли КГБ разоблачить связанных с ним людей, изучить методы работы фонда в Ленинграде, понять еще раз, кто есть кто в американском генеральном консульстве.
История двойного агента
— Разоблачение в прессе подрывной деятельности ЦРУ, западных средств пропаганды, подпольной борьбы сектантов с существующим строем — это ваша основная задача, — поучал политических обозревателей ТАСС на совещании в ЦК заведующий сектором печати отдела пропаганды Зубков. Посмотрите, как разведывательное сообщество США набирает силу! Иного пути у нас нет.
Иван Алексеевич не открывал нам Америки. Мы и без него знали, что с приходом Рональда Рейгана в Белый дом в 1980 году дела ЦРУ явно пошли на лад. Президент поспешил дать новый импульс холодной войне, объявив СССР «империей зла». Как известно, в ходе предвыборной кампании Рейган выступил в тандеме с Джорджем Бушем, бывшим директором ЦРУ. В администрации президента и аппарате вице- президента на многие руководящие посты оказались назначенными бывшие руководители специальных служб. На пост директора ЦРУ ставят Уильяма Кейси — близкого друга семьи Рейгана. В декабре 1983 года
