— Я считаю это поспешной мерой, — выдавил из себя Дин Юсон.
В комнате наступила давящая тишина. Рё Инчже вел себя так, словно все происходящее не имело к нему никакого отношения. Он, как обычно, уходил от какого бы то ни было решения.
Совсем рассвело. Первые лучи солнца осветили окна.
— Я до сих пор считал вас преданным науке человеком, — рассерженно сказал Хо Герим, — считал вас прирожденным исследователем. Сейчас я меняю свое мнение. Судите сами. К каким последствиям привели ваши поспешные действия? Довести бедную девушку до такого состояния! Как вы намерены исправить положение?
Дин Юсон не отвечал. Он сидел, низко опустив голову. Профессор тоже больше ничего не сказал, он подошел к окну и стал смотреть во двор.
Дин Юсон вышел из кабинета и направился в пятую палату. Вид у него был удрученный. В дверях палаты он остановился, не смея взглянуть на больную. Лицо Сор Окчу стало пунцовым, она по-прежнему лежала без движения, с плотно закрытыми глазами. Дышала она тяжело, прерывисто. Жалобные стоны девушки острой болью отдавались в груди Дин Юсона.
Мучится его любимая, а он не в силах ей помочь. Она без страха легла на операционный стол, чтобы прийти ему на помощь. А он? Что он наделал? Неужели по его вине она никогда не встанет с постели? В чем его ошибка?
Дин Юсона мучила прежде всего совесть врача, не сумевшего исполнить свой долг перед горячо любимым человеком. Тяжело ступая, он подошел к больной, взял ее руку. Чуткие пальцы врача сразу нашли пульс, он бился неровно, словно подавал сигналы бедствия по азбуке Морзе, оповещая о страданиях больной. Он присел возле Сор Окчу, не отводя взгляда от лица девушки.
Сор Окчу с усилием подняла отяжелевшие веки и воспаленными глазами посмотрела на Дин Юсона. Видимо, она заметила его состояние, в ее глазах появился живой огонек.
— Не переживайте… Ничего не случится… Все будет хорошо… Успокойтесь… Я обязательно встану. — Сор Окчу говорила с паузами, тихо, еле слышно.
— Окчу, дорогая, спасибо вам, простите меня… — только и мог ответить Дин Юсон.
«Любимая, как я благодарен тебе. Даже сейчас, в тяжелом состоянии, измученная высокой температурой, ты стараешься поддержать меня, вселить в меня уверенность, что все кончится благополучно», — думал он.
— Все будет хорошо, подружка. Скоро тебе станет легче, ты встанешь. Посмотри, какие красивые цветы. — Гу Бонхи вытащила две хризантемы из вазы и положила на грудь больной. — Их принес Юсон. Ведь ты так любишь эти цвегы. А помнишь, как ты раздавала хризантемы раненым бойцам и пела им песню о ее стойкости? Той песней ты помогала обрести силу не только раненым, но и нам…
Сор Окчу взяла хризантемы и прижала их к груди. На ее лице появилась улыбка.
Из коридора донесся стук костылей. Дверь отворилась, и в палату вошел Хван Мусон. Он поздоровался с врачами и подошел к Сор Окчу.
— Сестрица, как вы себя чувствуете? — Хван Мусон по-прежнему, как в дни войны, называл Сор Окчу сестрицей, — И почему на вашу долю приходится столько испытаний? Это несправедливо. Неужели я, мужчина, должен жить за счет других? Почему вы не разрешили мне первым лечь на операцию? Нехорошо! Нехорошо! — возмущенно говорил Хван Мусон, стуча кулаком в грудь.
Неделю назад, когда он узнал, что Сор Окчу уже оперируют, он приковылял к операционной и просидел в коридоре до тех пор, пока не стало известно, что операция прошла благополучно.
— Товарищ Хван Мусон, не беспокойтесь… Все будет хорошо… А вы поправляйтесь, и тогда доктор Юсон сделает и вам операцию… вылечит вас. Поверьте, обязательно так будет.
— Благодарю вас, — ответил Хван Мусон, — выздоравливайте, сестрица, скорее. — Он неуклюже повернулся и, стараясь не стучать костылями, тихонько вышел из палаты.
Пришла мать Юсона, она принесла чашечку вареного риса с фасолью и маринованные овощи. Сор Окчу видела, как переживает за нее эта добрая женщина, и, чтобы не расстраивать ее, попыталась съесть немного риса. Но во рту была горечь, и она не могла проглотить ни ложки.
— Вот беда какая… — Мать Дин Юсона печально покачала головой.
В палату вошли профессор Хо Герим и Рё Инчже. Померили температуру — она была по-прежнему высокая.
Тягостная атмосфера была в тот день в пятой палате.
3
Прошел еще день. Дин Юсон почти не покидал пятой палаты. Температура у больной не падала, Сор Окчу металась в жару. В смятении и тревоге ходил Дин Юсон взад-вперед по палате, словно потерянный.
Профессор Хо Герим тоже почти сутки не покидал клинику.
Рё Инчже, совершая вечерний обход, узнал, что Ли Сунпхар самовольно отлучался из клиники, а когда вернулся, у него обнаружили уже открытый перелом плеча. И Рё Инчже решил срочно оперировать больного, причем старым способом, с пересадкой компактной кости, поскольку новый метод, по его убеждению, себя не оправдал.
Когда он о своем решении доложил профессору, тот сначала возразил:
— Как же так? Мы условились операцию Ли Сунпхару отложить до возвращения заведующего отделением.
— Это верно, уважаемый профессор, но у него открытый перелом, боли нестерпимые. Как же можно оставить больного без срочной помощи?
— Я тоже считаю, что с операцией следует повременить. А от острых болей больного ведь можно избавить. Подождем, как предложил заведующий отделением, до полного выздоровления Сор Окчу, — сказал Мун Донъир, находившийся в кабинете профессора вместе с Дин Юсоном.
— До каких же пор? В интересах дела надо продолжать наши обычные операции, а не сидеть и ждать результатов операции, сделанной Сор Окчу, тем более что она находится в кризисном состоянии, — упорствовал Рё Инчже. Он* как известно, с самого начала не одобрял научных поисков Дин Юсона, не верил в успех предложенного им метода и упорно держался за старый метод хирургического вмешательства.
Замечание Рё Инчже привело Дин Юсона в крайнее замешательство. Сор Окчу действительно находится в критической ситуации, и у него пока нет убедительных аргументов, чтобы возразить Рё Инчже. И Дин Юсон молчал.
— Товарищ Рё Инчже, в отношении больной Сор Окчу вы правы, тут возразить нечего. И мы должны тща тельно проанализировать этот случай. Высокая температура возникла внезапно, а держится устойчиво. Какие-то необъяснимые симптомы. Все это требует анализа и продуманного объяснения. — Здесь профессор сделал паузу, как бы ища своим словам поддержки, но никто из присутствующих ничего не сказал, и тягостная пауза затянулась. Желая разрядить им же самим созданную обстановку, профессор продолжал: — Думаю, что всем нам необходимо извлечь серьезный урок из этого случая. Скажу откровенно, в последние дни я много думал о своей роли во всем происшедшем. Конечно, мы все радовались бы, если б операция завершилась успешно, но… Я допускаю, исследователь, увлеченный научной идеей, может иногда оставить в стороне понятие милосердия. Но тут совсем другое. Как только вернется Чо Гёнгу, давайте заново обсудим все детали эксперимента и тогда решим, как работать дальше, — закончил профессор.
— Но как же так?.. — начал было Дин Юсон, одновременно чувствуя себя и виноватым, и оскорбленным. Однако и сейчас у него не нашлось ни одного аргумента, чтобы возразить профессору. Как жаль, что в эту минуту с ним рядом нет Чо Гёнгу.
— Товарищ Юсон, я считаю, что перед лицом жестокой реальности мы не имеем права идти на сделку с нашей совестью.
— Но, профессор, вы преувеличиваете, когда так резко говорите о постигшей меня неудаче! У нас еще нет достаточно веских аргументов, чтобы категорически заявлять о неудаче операции. Ведь мы еще не
