время, с тех пор как жил дома, прилагал все усилия, чтобы сложные взаимоотношения врачей с отцом не переросли в открытый конфликт. Но, видимо, его старания были напрасны, и от сознания этого в нем вскипела обида. Но все-таки надо проверить, не ошибся ли он.
— Отец, скажите, что случилось? Неудачно прошла операция?
— Пусть они ее делают сами. Я ушел из операционной. Нет, каков нахал!
— Как ушли? А как же больной?
— Что? Больной? Я теперь к нему не имею никакого отношения. За все последствия несут ответственность они.
— Но как же можно так говорить?
Что это с отцом? До чего он дошел? Юноша уже не владел собой.
— Отец, вы в своем уме? — повысил он голос. — Как это можно уйти из операционной? Оставить больного на столе?.. Выходит, для вас главное — ваш авторитет, а что станет с больным — это неважно, пусть хоть умрет? Так, что ли?
Упрек пришелся по больному месту. Профессор не знал, что ответить сыну, и лишь пробормотал:
— Ты говоришь глупости.
— Для вас, кажется, человеческая жизнь стала отвлеченным понятием. Но это же равносильно преступлению. Вы катитесь в пропасть! — Хо Гванчжэ до того разгорячился, что уже был не в силах справиться с собой.
А профессор сидел и молчал, словно гневные тирады сына погасили накопившееся в нем раздражение.
— Отец! Вы забыли свою жизнь в Сеуле. Благодаря социальной справедливости нашего общества вы стали слишком хорошо жить и вычеркнули из памяти свое прошлое. А помните, как вы плакали над телом Сончжэ, убитого американскими варварами? А ведь это ваше неразумное поведение привело его к гибели… Вот о чем вам надо помнить всегда!..
Хо Гванчжэ больше не мог оставаться в кабинете. Он бросился к себе, быстро переоделся и выбежал на улицу. Он никак не мог унять вспыхнувшее в нем раздражение против отца. Как ему сейчас недостает Гу Бонхи!
— А-а-а! — простонал профессор, обхватив руками голову. Все его тело тряслось как в лихорадке.
В кабинет вошла жена.
— Как вы ведете себя в обществе сына! Вставайте, идите ужинать. — Жена, видимо, тоже не одобряла поведение мужа.
Профессор с трудом поднялся. Ужинать он не стал. Пошатываясь, он перешел в спальню и там со стоном повалился на кровать.
8
Профессор лежал с закрытыми глазами, но не спал. Его мучили кошмары. Какую непоправимую ошибку он совершил! Что теперь его ожидает? Ему казалось, что он блуждает в каком-то бесконечном лабиринте, из которого нет выхода. Неужели он уже никогда не обретет спокойствия? Как нелепо все получилось. Но неправда, что он ведет такую же жизнь, как когда-то в Сеуле. Ведь он дал себе слово, что эта жизнь никогда не повторится.
Перед мысленным взором профессора проходили страшные картины того времени…
Тревожная ночь в оккупированном Сеуле… В город ворвались американцы, щелкают винтовочные выстрелы, не смолкают крики арестованных, стоны раненых. Никто не знает, останется ли в живых этой ночью.
Весь день прошел в суматохе. Совершенно обессиленный всеобщим смятением, профессор бросился в мягкое кресло, расслабился и закрыл глаза. Пронеслись противоречивые мысли.
Коллеги по институту, готовясь отступать, еще утром зашли к нему, пригласили ехать вместе с ними, но он разочаровал их — отказался. Конечно, у него на то были веские причины — дети. Он беспокоился и о младшем сыне, который добровольно записался в ополчение, и о старшем, работавшем в научно- исследовательском институте при американской армии.
Сам Хо Герим окончил Сеульский медицинский институт и лелеял мысль со временем сделать своего старшего сына Хо Сончжэ знаменитым врачом, который нследовал бы его дело. Он даже хотел отправить сына ка учебу в Америку, однако у него недоставало средств осуществить свой замысел. Однажды Хо Сончжэ сказал отцу, что американский научно-исследовательский медицинский институт принимает по конкурсу корейцев в качестве переводчиков и ассистентов и что он решил пойти туда попробовать свои силы. Его прельщала возможность познакомиться с американской медициной. Профессор одобрил это намерение.
Сначала Хо Сончжэ учился в Пусане, затем его куда-то перевели. С тех пор от него не было никаких вестей, словно он в воду канул. Началась война, наступления чередовались с отступлениями, возникли беспорядки, вызванные войной, а о сыне ничего не было известно. Беспокойство ни на минуту не покидало профессора. Но вот Сеул захватили американские войска, и у него появилась надежда что-либо узнать о судьбе сына. Вполне возможно, что именно это обстоятельство удержало его и он не отступил на Север. К тому же он надеялся, что его-то уж не тронут — он будет лечить солдат южнокорейской или американской армий так же, как лечил еще недавно солдат Народной армии Севера…
Он провел эту ночь без сна, не сомкнув глаз. Наступало утро. Вскоре в кабинет вбежала испуганная младшая дочь Хёнми.
«Папа, — заговорила она взволнованно, — американские солдаты установили на песчаных дюнах у реки пулеметы и расстреливают там людей. Рассказывают, что убили студента из соседнего дома».
«Это война, доченька. На улице неспокойно, больше не выходи из дома».
Профессору уже было известно, что солдаты американской и южнокорейской армий успели расправиться с тысячами сеульцев. Сеул буквально утопает в крови. И он, врач, работающий во имя сохранения жизни человека, возмущался чудовищными злодеяниями американских агрессоров. Он никак не предполагал, что люди, называющие себя носителями «американской культуры», дойдут до таких зверств.
После полудня в дом профессора пришел южнокорейский офицер. Хо Герим лежал на диване и даже не подумал встать. На лице офицера появилась ироническая ухмылка.
«Любопытно, у кого это профессор Хо Герим надеется найти защиту, что позволяет себе подобную дерзость? И потом, может ли врач оставаться в бездействии, когда солдаты нашей армии страдают от ран? Уж не думает ли он, что это сойдет ему с рук?» — Офицер сознательно говорил очень громко, чтобы его слова слышала и хозяйка дома.
Профессор даже не пошевелился. Как он мог лечить их? Это же кровожадные звери. Они уже истребили тысячи невинных людей! Человеческую жизнь они ни во что не ставят! Нет, он не пойдет к ним.
Офицер ушел, так и не получив согласия профессора. А профессор все более утверждался в мысли, что чистые руки врача не могут врачевать безжалостных солдат, без колебаний совершающих злодейские убийства. Как непохожи солдаты Народной армии на эту ужасную солдатню!
На следующий день из военного комиссариата пришла повестка. В угрожающем тоне профессору предписывалось явиться в военный лазарет. Он не явился. Прошел еще день.
В этот день поздно вечером профессор лишь проглотил несколько ложек риса и сел за письменный стол. Выдвинув ящик, он достал несколько книг, оставленных ему при отступлении Чо Гёнгу и Дин Юсоном. Он с удивлением заметил, что начинает тосковать по этим людям, да и вообще по всем, кто отступил на Север. И эта тоска с каждым днем все более усиливалась, особенно тогда, когда в городе начались массовые расстрелы. И чтобы хоть как-то унять эту тоску, он по вечерам садился за оставленные ему книги. Разумеется, он их уже читал в свое время, но сейчас почему-то его все время тянуло именно к этим книгам,