уж поверьте. И третье, самое главное: повешение слишком скоротечно. А вот заточение до последнего вздоха дает изрядно времени, чтобы раскаяться в содеянном. Но потом стали верховодить слюнтяи, и все пошло наперекосяк. Разве нынче «пожизненное» означает «до конца жизни»? Отнюдь. Чаще всего лет двенадцать-пятнадцать, а при так называемом «примерном поведении» подонок выйдет на свободу лет через восемь, а то и раньше. Вот отчего сейчас засилье душегубов.
Сэр Джордж смолк и опять потянулся к графину. Уилт пытался придумать какую-нибудь ответную реплику, но оказалось, тирада еще не окончена.
— Что касаемо сволочного правительства… Оно тратит миллиарды на всякую хрень — подлодки, чужие войны, — однако не находит денег, чтобы у нас было достаточно тюрем. Вся страна летит к чертям собачьим. Да-да, впору на все плюнуть и переселиться в конуру…
Судья нетвердо отошел к столу и начал просматривать бумаги. Уилт не желал провоцировать новый всплеск словоблудия. Из кухни доносились голоса Клариссы и миссис Бейл. На цыпочках покинув кабинет, Генри поднялся по лестнице и нырнул в ванную, показавшуюся убежищем надежнее собственной спальни. Не дай бог, миледи заговорит о шансах Эдварда поступить в Кембридж. Их просто нет. Пролет на экзаменах гарантирован. Еще удивительно, что парень умеет расписываться. Уилт запер дверь и выключил свет — вдруг Кларисса станет его искать.
Реплика миссис Бейл насчет «самки в течке» нисколько не воодушевляла. Как и ситуация в целом. «Когда дурень разоружится, надо выяснить, чего он хочет вообще, — раздумывал Уилт. — Хорошо, что я прихватил с собой видеофильмы о битвах при Вердене и на Сомме. Может, кровавая бойня ненадолго его заинтересует. И тогда создастся впечатление, что остолопа чему-то учат».
Выждав полчаса, он тихонько сошел в кухню и, удостоверившись, что миссис Бейл одна, шепотом спросил, где хозяйка.
— В спальне накачивается мартини. Вот ваш ужин, — сказала домоправительница, ставя перед Уилтом тарелку с холодной курицей и салатом. — Госпоже подам в спальню, когда заорет. Она куксится, потому что любовник ее все еще хворает. Да только это отговорка. Всем известно, что он по горло сыт постельными забавами, к тому же и выпить нельзя — надо ее туда-сюда возить. Сплетничать не люблю, но она хоть и рада, что дядюшка окочурился, однако ж чувствует себя маленько виноватой. Ну да все равно — заспит и успокоится.
— Похоже, она алкоголичка.
— И нимфоманка, — усмехнулась миссис Бейл. — Вот оттого-то на вас глаз и положила. Говорю ж, в течке… От старика-то ее проку нет — для него она слишком тоща, да и сам он зашибает будь здоров! И жрет черт-те что… Вот этакую курицу есть не станет, а только фаршированную, да с картошкой, жаренной на сале.
— Зловещее сочетание. Однако лучше ей со мной не заигрывать. — Уилт предпочел умолчать об уже состоявшейся попытке. — Иначе Ева, жена моя, ее прикончит. Меня строжайше предупредили насчет всяких «шуры-муры». Но я не понимаю, что вас-то здесь держит?
— Говорю же, после смерти благоверного жить было не на что. Надо признать, хозяева не скупятся и хорошо платят. А с хамством их я примирилась. И потом, я сочувствую миледи. Наверное, оттого, что ее первый муж погиб так же, как и мой… вернее, наоборот. Ведь я вижу, что ей тоже несладко.
— Пожалуй, Еве лучше повременить с приездом в этот сумасшедший дом. Черт, надо бы с ней связаться, да боюсь, кто-нибудь услышит.
— Так позвоните из хозяйской уборной. Я вас впущу, а сама постерегу, хотите?
Подавив опасения, Уилт согласился. После ужина он очутился в личной уборной сэра Джорджа, где, кроме телефона и компьютера, увидел большой несгораемый шкаф, запертый на висячий замок. Мало того, все стены были обклеены картинками с невероятно толстыми женщинами. Уилт не представлял, как в столь мерзком антураже разговаривать с Евой. Однако он напрасно беспокоился — ее мобильник вновь не ответил.
Покинув уборную, Уилт благодарно помахал миссис Бейл и через парадную дверь вышел на подъемный мост, где задумчиво уставился в воду крепостного рва, подернутую зеленоватой ряской. Куда, черт возьми, запропастилась эта дура? Время к вечеру — по всем расчетам, должна уже приехать.
Генри присел на ступеньки крыльца, решив дождаться Эдварда и прояснить один насущный вопрос. Вскоре тот показался: рука в кармане, беспечно вышагивает через лужайку, на плече болтается ружье. Уилт попятился к дверям.
— Не бойтесь, не заряжено, да и патроны кончились, — успокоил Эдвард. — Вроде попал в кабана, только не убил. Не разглядел. Но подранил. Наверное, в ногу.
Генри отважно шагнул вперед.
— Слушай, верни эту гадость на место. Отчим увидит — он тебе шею свернет. И потом, я хочу кое о чем спросить.
— Боитесь оружия, что ли? И вовсе не гадость! Только что вычистил. — Эдвард зашел в дом, но тотчас опять появился: — Чего хотели узнать-то?
— Вопрос простой. Ты хочешь поступить в университет? Если да…
— Конечно, нет. Это все мать затеяла. В школе-то было невмоготу, только и радость что физкультура. Я был неплохим боксером, да только из секции поперли — придрались, что задираю малышню. Еще не хватало универа! Мать зудит, но это не по мне.
— По крайней мере, честно. — Генри облегченно выдохнул. — А кем ты себя мыслишь вообще?
— Военным. А что, я здорово стреляю, в спецназ, думаю, возьмут. Еще тренировался — лазал по канату, плавал против течения, часто бегал кроссы… Только не в парадный полк, хочу настоящего дела. Чтоб убивать.
Уилт сник. Если парня манит солдатская лямка, его так просто не отговоришь. Хоть мотивы его весьма сомнительны. Но если матушка готова раскошелиться, надо создать видимость обучения. Пара экзаменов за среднюю школу — и занять место в подразделении спецназа будет куда проще, сказал Уилт, хотя понятия не имел о критериях отбора в диверсанты. Однако требовалось чем-то заинтересовать Эдварда, чтобы он высидел урок-другой. «Какое-то время необходимо продержаться, — думал Уилт. — Ева и девчонки должны получить свой отдых, а я — подработать на оплату пансиона, ибо других денежных источников пока не имеется».
— Ладно, — сказал он. — Давай выясним, что тебя интересует, и тогда я составлю программу занятий.
— Сейчас, что ли?
— Да, пока ты опять не исчез, — проявил твердость Генри. — Только, пожалуйста, убери ружье. Мало ли что…
В доме Эдвард сел к столу, но ружье положил на колени и щелкал курком, отчего Уилт беспрестанно вздрагивал.
— Что-нибудь знаешь о Фолклендском конфликте и Войне в заливе?
— Ну, телик-то я смотрю.
— О Второй мировой войне слышал?
— Про это я много знаю. Англия воевала с Германией, которая убила кучу евреев. Миллиона два, наверное, — гордо представил статистику Эдвард.
— Если точнее, погибло более шести миллионов евреев, и многие крупные державы стали союзниками в борьбе с фашизмом, — поправил Уилт, хотя был близок к отчаянию. Как же вбить хоть толику знаний в сего кровожадного отрока, да еще создать впечатление, что деньги честно отработаны? Ладно, попробуем зайти с другого боку.
— Скажи, есть что-нибудь такое, о чем тебе досконально известно?
— Я все знаю о «Браво-два-ноль»[11].
— «Браво двадцать»? — нахмурился Уилт, не слышавший о подобном сражении.
— Какое еще «Браво двадцать»? — озадачился Эдвард. — Про такое ничего не знаю. Только про «Браво-ноль-два». Или, может, «Ноль-браво-два»? Ладно, плевать. Видите, как вы устарели? Мы из разных поколений, меж нами пропасть. Вы уж маленько наверстайте, тогда снова рискнем поговорить. А пока я постреляю. Вечером даже лучше — ни фига не видно. Бывайте, старина!
Насвистывая, Эдвард закинул ружье на плечо и был таков.
