открываться будущее моих детей. Благодаря бесценному дару, из века в век сохранялась от пресечения Ведущая линия… Увы, я совсем забыла древнюю традицию, когда рожала сыновей и лишь после рассказа Карла о нашем отце, вспомнила. К несчастью, так и не удалось узнать положенные на этот случай формулировки, оставалось надеться, что удастся обойтись и без них.
Положив руку на голову дочери, я закрыла глаза и, задержав дыхание, прислушалась.
Тихое, словно дуновение ветра, предчувствие коснулось души и на миг обожгло ее знанием...
-Нет, - вглядевшись в смутные тени грядущего, вслух произнесла я с облегчением, - боль и ужас, отчаяние и тьму, ты испытала еще до рождения. Твой путь будет прост и светел. И ничто не омрачит его.
Солнце, наверное, уже давно поднялось над горизонтом, когда я заснула, прижав к себе драгоценный маленький сверток. Перебрав в памяти все комбинации наших с мужем имен, я назвала дочь Мариэль. Впервые никто, кроме меня не разделял радость рождения нового человека, а так хотелось, чтобы Марк находился рядом. Конечно, я могла упросить Шаддана послать в Замок весточку, но жутко было представить, как отреагируют близкие на это известие. Нет и нет. Я не знала, сколько продлится разлука и не хотела, чтоб все это время они сходили с ума за меня и ребенка. Кроме того, почту могли перехватить...
Услышав шаги, я мгновенно проснулась и, вскочив, тут же вспомнила о дочери. Мари тихонько посапывала рядом, ничуть не смущаясь мокрых пеленок. Три поворота ключа и Шаддан с подносом осторожно протиснулся в камеру, стараясь не сходить с дорожки света, падающей на пол.
-Зажги свечу, Ли, ничего не видно! - проворчал он. - Неужели спишь еще?
-Тише! – протянув руку, я привычным движением затеплила фитиль. - Подойди Шаддан и взгляни на мою принцессу.
Он удивленно вскинул брови и, поставив поднос на стол, склонился над топчаном.
-Такая маленькая! - наконец промолвил старик. – О, небо! Как ты справилась одна?
Я пожала плечами.
-Что будешь делать теперь? – он осторожно дотронулся до пухлой ладошки Мариэль указательным пальцем и улыбнулся.
Взглянув на него, я промолчала. Как можно было ответить на вопрос, ответ на который он сам знал гораздо лучше. У меня оставалось чуть больше двух лет. За это время я должна была сделать все, чтобы Шаддан привязался к ребенку.
Месяцы стремительно полетели... Я думала, что в однообразии время замедляет ход, но оказалось наоборот. Мои волосы давно стали цвета остывшего пепла и отрасли до пояса, а дочка уже топала ножками, делая первые шаги. Мари была похожа на фарфоровую куклу с густыми черными кудрями и огромными синими глазами. По характеру она росла самой спокойной и ласковой из всех моих детей, но главными ее чертами были доброта и любопытство. Говорить она начала рано, и вскоре дни заполнились бесконечными «почему» и «как». Нелегко было рассказать ребенку о вещах, которые он никогда не видел. Если бы не книги с гравюрами, я бы просто не знала, что делать. В общем, жизнь текла размеренно и спокойно.
Я старалась не задумываться о будущем, не жалеть о прошлом и ценить настоящее. Очень многое жизни пришлось переосмыслить, но самое главное – мне удалось окончательно принять свой путь таким, каким он был мне предназначен, и это дало душе долгожданный покой. Больше нечего было бояться, и не на что роптать. Я была счастлива счастьем тихим и светлым, без бурной радости, за которой часто в жизни следовало разочарование.
Третий день Рождения моей маленькой принцессы выпадал на двадцатый день второго месяца лета, но я стала готовиться к этому событию еще с весны. Шаддан, как я и рассчитывала, души не чаял в маленькой пленнице, и было легко выпросить для нее все что угодно. Хотя я редко брала в руки иглу, пришлось изрядно потрудиться. Хотелось, чтобы дочка, наконец, сняла убогую одежонку и выглядела достойно. Из тонкой золотой проволоки получилось сплести маленький крестик, а Шаддан достал для него искусную цепочку. До этого Мари носила деревянный, выточенный из большой дубовой щепки.
В десятый день третьего месяца лета, наш тюремщик, оставив Марию бегать по коридору, зашел в камеру и, поклонившись, сказал, что Кайл передает мне привет. Я вздрогнула, поняв, что означает эта нежданная любезность, но, не желая огорчать старика, поблагодарила за заботу и продолжила спокойно стирать. До назначенного дядей срока, оставалось еще довольно времени, и можно было надеяться, что он сдержит данное слово.
В тот же вечер, моя наблюдательная дочь, впервые решилась задать вопросы, которые, очевидно, давно зрели в ее любопытной голове.
-Мам, - прижавшись ко мне под одеялом, спросила она, - Шаддан тебя расстроил?
-Что ты, спи спокойно…
-Нет-нет! Я видела, он что-то сказал и ты расстроилась! Что он сказал?
-Ничего особенного, Мари. Просто передал привет от герцога Кайла.
-Он злой? – дочь нахмурилась и, приподнявшись, пытливо заглянула мне в глаза.
-Нет, но из-за меня дядя много страдал и не может об этом забыть. Он не злой… Просто очень несчастный и больной человек. В его сердце почти нет света, а в темноте страшно жить.
-Наверное, - задумчиво согласилась она, - но ведь я не боюсь темноты, и ты тоже...
Я улыбнулась.
-Мама, а о чем ты мечтаешь?
Вопрос был несколько неожиданным, поэтому пришлось немного подумать – некоторые мои мечты маленькому ребенку было просто не понять.
-Хочу домой, Мари… – наконец вздохнула я. – Просто домой.
Вывернувшись, девочка выпорхнула из-под одеяла и, встав на колени, что-то в волнении зашептала.
-Скоро будешь, - вернувшись в постель, серьезно кивнула она, - Бог исполнит твою мечту, ведь я тоже этого хочу! Нужно было давно попросить…
Услышав последнюю фразу, я погладила ее по черным кудрям. Вскоре она заснула, а я еще долго лежала, смотря в темноту, и, с опаской думая о грядущем.
Платье, которое я шила больше трех месяцев, исколов себе руки, Мари понравилось, но надевать его она отказалась, заявив, что сделает это, только когда приедет ее отец. О, детская вера! Я не решалась возражать, зная, что такая вера двигает горы и изменяет течения времен. Перед крестиком дочь, правда, не устояла, заявив, что символ веры не может считаться за подарок, а является вещью необходимой. Шаддан подарил своей любимице маленького рыжего котенка – серьезного и степенного, как и он сам.
В тот вечер, мы видели старого воина в последний раз… Назавтра, испугав меня до полусмерти, еду нам принесла пожилая женщина, служившая когда-то у Аармани кухаркой. Она не заглядывала в окошечко и не пыталась заговорить - только поставила кастрюлю и ушла.
В полнейшей изоляции и неизвестности потекли недели темноты: как я не экономила, свечи вскоре закончились, а принести новые было некому. Я не могла понять, что случилось, и вскоре просто устала бесконечно бояться и думать. Шаддан был моей единственной надеждой для Мариэль. Без него, ее жизнь, как и жизнь моих сыновей, могла оказаться в опасности. А до времени, отпущенного мне Кайлом, оставалось совсем немного.
В конце октября, если я не сбилась со счета, дочь проснулась в таком диком восторге, что мне с трудом удалось ее успокоить. Ей приснился чудесный сон, рассказывать который девочка наотрез отказалась.
После обеда, когда мы уже хотели укладываться спать, в коридоре послышались торопливые шаги. Велев Мари спрятаться под топчан, я сжала в руке миниатюрную рукоять стилета и подкралась к двери. То, что это не Шаддан стало понятно сразу - его скользящую, почти бесшумную поступь, сложно было перепутать. Хищно улыбнувшись, я успела лишь отстраненно подумать, что Кайлу придется очень постараться, чтобы получить мою жизнь. Присутствие дочери придавало сил и недостающую уверенность – проиграть я не имела права.
Свет факела блеснул сквозь окошко и замер напротив. Глухо щелкнул замок. Задержав дыхание, я
