корову, подружись с её теленком'. Когда корова, то бишь принцесса Исиль, достаточно приблизила к себе любителя снимать сливки с чужого молока, открыв ему доступ и к своему счету в банке, и в свою спальню, телёнок потерял для него интерес. Придворный маг, как и прежде, прилежно исполнял добровольно взятые на себя обязанности заниматься с ребенком письмом и арифметикой, а потом и географией и историей - прочих учителей Истман, от природы замкнутый и застенчивый, побаивался - но всё больше тяготился этими занятиями, вскользь намекая ученику, что при его непроходимой глупости сидение над книгами - пустая трата времени. Даже сумел убедить в этом Исиль.
- Но ему же нужно образование! Он - принц! У брата нет своих детей, и в последнем письме Растан писал мне, что хотел бы видеть моего сына при дворе. Я подозреваю, как возможного наследника...
Это в корне меняло дело. Ссориться с будущим правителем чародею было ни к чему. На горизонте замаячили заманчивые перспективы жизни в Каэрском дворце и титул личного мага Императора.
- Тебе нужен маг. Без мага не обойтись. Тем более при тех скудных знаниях, которые способен впитать твой мозг. Ты ведь уже взрослый, Истман, и не обидишься, если я скажу, что ты не очень умён. В этом нет твоей вины. Я же целитель, я вижу, что в детстве ты часто болел и не получал должного ухода... Сейчас этого уже не исправить.
Он и не стремился исправлять. Когда мальчик в очередной раз слег в постель, этот прощелыга заявил его матери, что не стоит тратить магическую силу на лечение - пусть организм справляется сам, ведь это всего лишь простуда. И Исиль с ним согласилась. За те полгода, что он жил в их доме она привыкла во всём с ним соглашаться.
- Тебе не скучно, милый? - спросила она мучимого жаром ребенка. - Может, принести игрушки? Или книгу?
Всё же принцесса надеялась, что сын примется за учёбу.
- Книгу, - кивнул он, немало её удивив.
За два месяца до своего одиннадцатилетия Истман принял первое серьёзное решение - он во чтобы то не стало будет умным и не позволит всяким там магам насмехаться над ним. Но мать принесла совсем не ту книгу, не по истории, и не задачник по арифметике - она принесла какие-то сказки, сборник старых легенд, записанных чудаком по имени Блюмас Риэй. 'Сила мира' - история деревенской девчонки, ставшей могущественнейшей чародейкой Тара...
Она оказалась крепкой, эта Ольгери, худой, но жилистой. Покряхтела немного, поохала, но кое-как перетащила его на связанные еловые ветки. Наклонялась так близко, прижималась, обдавая запахом хвои и трав. Так близко, что лишь руку подними, сделай одно движение, и костяной нож войдет ей под рёбра, а кольцо наполнит его тело пьянящей силой...
- Да что ж тебя трусит всего-то? Вроде и жар уже спал. На, попей еще немного, да пойдём.
Усилием воли Истман разжал державшие нож пальцы и припал к фляге. Скулы сводило, но не от терпкого отвара, а от неутолимой этим питьём жажды. Хотелось - до дрожи, до боли в вспотевших висках - вновь пропустить сквозь себя чужой дар, ощутить мимолетное могущество, жечь, крушить, метать молнии и огненные шары... Но не сейчас. Сейчас рано. Колдунья сильно потратилась на его исцеление, в глубоких карих глазах виделась усталость, а на веках лежали синие тени. Пусть отойдет, наберется сил. А он подождёт.
- Ба, а зачем нам его тащить? - громко, не таясь, спросил Сайли. - Какой с него толк?
- А что, непременно толк должен быть? - даже не открывая глаз, Истман знал, что травница усмехается. - Тогда съедим его, как совсем оголодаем.
- Фуууу...
- Что, не станешь есть?
- Не стану. Тощий он, и воняет - аж жуть! Ходит же под себя, как дитё.
- Он и есть сейчас дитё. А вот поправится...
- Тогда и съедим, - зашелся заливистым смехом мальчишка.
Тот, кто еще совсем недавно был Императором Истманом, непроизвольно улыбнулся. Лишь на мгновенье приподнялись уголки растрескавшихся губ, и случайную улыбку сменила презрительная ухмылка: еще посмотрим, кто кого сожрёт, хорёк. Еще посмотрим.
- Ну, пособите, боги-заступники.
Вздрогнула земля, поплыли над головой зеленые ветки.
- Вот... до ручья сейчас дойдём, - с придыханием сказала тащившая его волоком Ольгери. - Вымыть тебя надо бы. А то и правда провонял уже весь. Скоро дойдём... А пока - спи...
Император Растан был высоким статным мужчиной с русыми волосами, которые он заплетал в недлинную косичку, и добрыми голубыми глазами. Истману говорили, что он похож на дядю - и нос тот же, и лоб. Только вот глаза другие. Тоже голубые, но совсем не добрые, дикие, настороженные.
- Сущий зверёныш, - шептали за его спиной.
Мальчик, встретивший свой четырнадцатый день рождения при Каэрском дворе, куда недавно перебрались они с матерью, часами просиживал у зеркала, пытаясь что-то сделать с этими глазами. Учился смотреть так же, как дядя, чтобы взгляд располагал к себе, а не отталкивал - так писали в книгах, посвященных искусству переговоров и поведению в обществе. Он много уже прочел книг к тому времени: и по истории, и по географии, даже по алхимии и травоведению - всё, что попадало ему в руки, штудировал от корки до корки. Однажды прочел интимный женский роман, который нашел в комнате матери. Многие сцены в нем вызывали гадливость, но и будили любопытство: кое-чего он не понял, и следующей книгой стал толстый иллюстрированный справочник по анатомии.
Но любимым чтением была, как и прежде, она - 'Сила мира'. Страницы поистрепались, потёрлась обложка, но Истман не желал расставаться с книгой, изменившей его жизнь. Особенно после того, как узнал, что подобных книг сохранилось всего четыре, а Блюмас Риэй был не только собирателем народных сказаний, но и магистром седьмой, наивысшей степени, посвятившим последние годы своей жизни поискам усыпальницы легендарной волшебницы. 'Кто кость мою возьмёт, тому и силой моей владеть. А вместе с тем и всем миром' - эти слова чародейки не шли из головы, пробуждая фантазии... Глупые фантазии, как сказал личный маг и любовник его матери.
- Считается, что силу Велерины может получить только маг, - говорил он с пренебрежением, так как не верил ни в одну из этих легенд.
- А простой человек может стать магом?
- Стать? При всём моём почтении, ваше высочество, - теперь он при каждом удобном случае высказывал своё почтение, - дар даётся нам от рождения, и никак иначе.
Показывать своё превосходство он тоже не забывал. 'Я - маг, и уже одним этим лучше тебя' - кричал каждый его жест. - 'И даже если ты станешь Императором, тебе не обойтись без меня'. И лишь иногда в его глазах проскакивало тревожно: 'Ты ведь не возьмёшь другого чародея?'. Целитель, чьё имя потом Истман забудет, раз и навсегда вычеркнув из своей памяти, вновь притворялся его лучшим другом, вновь отвечал на вопросы, рассказывал истории и занимался с ним, не оставляя работы прочим учителям. Он хотел стать его единственным товарищам и советником. Но поздно - мальчик повзрослел, и в его планах не было места для этого изворотливого типа.
Тем более, не так уж он был и умён, не так много знал. Дар давался не только от рождения, об этом вскользь упоминалось в 'Силе мира'. Там же приводилось и имя некроманта, создавшего уникальный по своему действию нож - что-то похожее на тиз'зар мастера Смерти, но обладавшего несколько иными свойствами. И о ноже, и о его свойствах Истман узнал, проведя немало часов в пыльном дворцовом книгохранилище, отыскав всеми забытые записки мастера Илоя, того самого некроманта, придумавшего, как отобрать у Велерины то, чем она не желала делиться по доброй воле. Но он не смог отыскать чародейку на Саатаре и вернулся в Восточные Земли лишь с этими записками. А глупые люди бросили бесценные знания в пыльный подвал, в тот раздел, где хранились мифы и сказки.
Но эти люди, невзирая на свою глупость, смогли сохранить изготовленный магом нож. Он лежал в императорской сокровищнице, но не как бесценный артефакт, а как историческая находка - образец 'дремучести' волшебников прошлого. Присутствовало и заключение по этой находке авторитетных ученых. 'В ходе опытов, произведенных над плененными при подавлении Уэбского мятежа и приговоренными к
