Глава 18
Кафе под названием «Альвина» располагалось у самого здания сторожившей границу таможни, что обеспечивало ему постоянный приток туристов-гринго. На стене прямо над моим столом красовалась фотография Бенисио дель Торо, который с видом хитрым и потрепанным сидел когда-то как раз на моем месте. Согласно надписи под фотографией, обед в «Альвине» стал для него «переживанием, которого я не забуду до конца своих дней», — свидетельство, на мой взгляд, более чем двусмысленное, сделанное скорее по доброте душевной, чем из искреннего желания похвалить. Но каково бы ни было истинное мнение Бенисио о кухне этого заведения, десятки посетителей-американцев, в основном люди старшего возраста, судя по всему, не видели в его словах никакого подвоха и радостно уплетали колорадский перец, гаспачо и куриное рагу, оживленно болтая под звуки музыки ранчеро. Как и положено в Мексике, стены заведения (темно-зеленые) отличались от окон и дверей (красных), но цветовая гамма была какая-то слишком уж кричащая, к тому же стены пестрели красными квадратами, так что «Альвина» производила впечатление не столько настоящей мексиканской кантины, за которую себя выдавала, сколько ненормально- жизнерадостной декорации для детского телешоу, куда некоторых везунчиков приглашают порезвиться в компании ведущего, наряженного неуклюжим лиловым медведем. Бутылки за стойкой бара представляли большой соблазн, но я ограничился кофе, чем заслужил со стороны официантки, остролицей женщины по имени Делимар, холодность, подобающую в обращении со всяким, от кого приличных чаевых не дождешься.
По дороге мне пришло в голову, что предложение Брауэра, по сути, ничем не будет отличаться от того, которое сделал мне Даррен на вершине скалы под Финиксом. А то, что я не отбил его подачу сразу, утвердило меня во мнении, что я становлюсь образцовым гражданином — то есть одобряю убийство до тех пор, пока оно совершается без лишнего шума и от меня подальше. От Брауэра несло кровью, и я был уверен, что его «очень простые вещи» так или иначе связаны с насилием. Но как я ни ломал голову, другого способа избавиться от Трита и его нападок, кроме убийства, придумать не мог. Как верно заметил Брауэр, простой тяжбой в суде его не проймешь, а разоблачить его после всех тех разоблачений, которые на него уже обрушились, — это надо постараться. Удивительно, до чего Брауэр с Дарреном похожи, подумалось мне. Самая значительная разница между ними в том, что Брауэр, притворяясь человеком прямым, скрывает свои истинные намерения, а Даррен строит из себя таинственную персону, но его намерения ясны как день. Среди убийц они как инь и ян. Что до меня, то если между Вардлином Стюартом с острова Лопес и нынешним его воплощением существовала какая-то разница, то она заключалась лишь в большей расчетливости и желании выгодно продать свой гнев. Я не был еще вполне готов передать дело в руки профессионала, но нежелание Терезы покидать Першинг привело к тому, что я счел такой поступок оправданным.
Было уже шесть, а Брауэр все не появлялся. Я достал мобильник, но потом решил, что звонить ему не стоит. Если он меня подставил, то это знак судьбы. Делимар просияла, когда я заказал две водки с мартини и выпил их одну за другой. Зазвонил телефон. «Брауэр», — подумал я.
— Где вы, черт вас побери? — спросил я.
— Я здесь, — ответила Тереза. — А вот ты, черт тебя побери, где?
Я сказал, что принял ее за Брауэра.
— Он звонил, — сказала она. — Потерял твой номер, поэтому позвонил мне. Он стоит в пробке на границе. Таможенники проверяют всех подряд. Сказал, что приедет, как только вырвется оттуда.
— А почему ты просто не дала ему мой номер?
— Думала, может, ты захочешь мне что-нибудь сказать.
На линии что-то затрещало.
— Ладно, — сказала она. — Я все тебе передала.
— Как ты?
— В порядке.
— В порядке, и все?
— А ты чего ждал? Ликования?
— Прости меня за вчерашнее. Я вел себя как последняя свинья.
— И я тоже была хороша. Прости меня.
Увидев приближающуюся Делимар, я ткнул пальцем в свой пустой стакан, и та, развернувшись на сто восемьдесят градусов, заспешила к бару.
— Я тут подумала над твоими словами, ну, насчет того, что я не могу оторваться от Першинга, — сказала Тереза. — Может, ты и прав. Может, это действительно невроз какой-то.
Я начал было возражать, но она меня перебила:
— Сегодня мы с Лайлом Галантом прошлись по магазину. Составляли заявление на покрытие убытков.
— И что, какие-нибудь проблемы?
— Нет, он был очень мил.
— «Милый» — не то слово, которое у меня ассоциируется с Галантом.
— Надо быть женщиной, чтобы разглядеть это в нем. Но дело не в Галанте, а в том, что, пока я там осматривалась, у меня вдруг возникло ощущение непричастности ко всему этому. К магазину, к Першингу. Это было непривычно. Больше похоже на то, что я хотела бы почувствовать, чем на реальное ощущение. Но мне показалось, что это знак.
— Да?
— Я задумалась. Может, нам уехать?
— Уехать?
— Ну да. Без всяких планов, без подготовки. Просто поехать в аэропорт и выбрать место… куда лететь.
Пару секунд я переваривал услышанное.
— Это что, тактический прием? Ты говоришь это потому, что я встречаюсь с Брауэром?
— Ну конечно! Я просто не хочу, чтобы ты натворил глупостей. Но это не значит, что ты был не прав насчет моего невроза.
— Я никогда не говорил, что у тебя невроз.
— Ну, патологии.
— Сумасшествия, — сказал я. — Такой термин я собирался применить.
— Ну так что ты думаешь насчет моего предложения?
— А ты на самом деле этого хочешь?
— Пока отремонтируют магазин, пройдет несколько месяцев. Да я и не уверена, что он мне нужен, этот магазин. Может, лучше будет подождать немного, посмотреть, как мы себя без него будем чувствовать.
— Штука в том, — сказал я, — что я не знаю, смогу ли вот так все бросить и уехать. Турне еще не организовано.
— Сью что-нибудь придумает. А парень из комиссии по досрочному освобождению и сам без пяти минут вардлинит. С ним проблем не будет.
— Да… пожалуй, ты права.
— Голос у тебя не очень-то бодрый.
— Просто я слегка ошарашен, вот и все.
Делимар поставила передо мной свежую порцию мартини; я отхлебнул и, наверное, причмокнул, или что-то в этом роде, потому что Тереза спросила, что я пью.
— Мартини.
— Смотри не набирайся.
— Я поем, когда соберусь назад ехать.
— Хорошо. Поговорим, когда приедешь. А может, лучше вообще не говорить. Просто взять и сделать.
Столик рядом с моим, два пирога с мясом; две седовласые женщины, в креповых шарфах вокруг шеи,
