возможно, Джонсон не искажает действительность, утверждая, что непричастен к убийствам в домах у Вашингтон-Сквер-Парк и на Кортленд-стрит.
Тут память услужливо подсунула мне еще один забытый зрительный образ. Ужасы того вечера, особенно гибель Джорджа Таунсенда, заслонили эту странность, отвлекли от нее мое внимание. Тем сильнее она подействовала на меня сейчас.
Спеша на помощь Иеремии, я, как, вне сомнения, помнит благосклонный читатель, обратил внимание на своеобразный «тотемный жезл», с которого свисали «охотничьи трофеи» негодяя, три женских скальпа. Даже тогда я успел ощутить мимолетное удивление тому обстоятельству, что их только три и все они женские. Где же скальпы Уайэта и Картрайта, подумалось мне тогда. Весьма маловероятно, что Джонсон хранит их отдельно. У индейцев, достойную осуждения привычку которых позаимствовал Джонсон, предметом особенной гордости являлось именно количество этих безобразных трофеев. В племени крик, к примеру, взрослого воина, боевой жезл которого украшало менее семи скальпов, не воспринимали всерьез.
Сейчас на этой несообразности сосредоточилось все мое внимание. Получается, что скальпы с Уайэта и Картрайта снял не Джонсон?
Еще одна странность замаячила в памяти. В Сент-Джонс-Парке острое обоняние Карсона подсказало ему, что до него там побывал Джонсон. В жилищах Уайэта и Картрайта этого не произошло. Я объяснял это удушливостью атмосферы в обоих домах. У Уайэта — вонь сигарного перегара, пота полицейских и запах крови жертвы; у Картрайта — кошачья моча. Но сейчас напрашивалось иное, более зловещее объяснение отсутствия запаха Джонсона — отсутствие его самого в обоих случаях!
А если вспомнить о документе, для аутентификации которого я и прибыл к мистеру Уайэту! Убийца явно охотился за ним. Какой интерес мог представлять этот документ для Джонсона-Печенки, грубого животного, гонимого лишь извращенным стремлением причинять боль, пытать, убивать и пожирать!
Все эти соображения вкупе привели меня к нерадостному выводу. Не Джонсон убил Уильяма Уайэта и К. А. Картрайта. Их убил некто неизвестный, дикостью и жестокостью исполнения своего замысла пытавшийся отвести подозрения от себя и направить их на Джонсона.
Кто же этот убийца?
Кто-то из знакомых Уайэта, решил я. Во-первых, он знал о существовании документа. Во-вторых, Карсон заверил, что убийца вошел в парадную дверь.
Но как сюда вписывается убийство Картрайта? Как отметил капитан Даннеган, единственное, что объединяет этих двух незнакомых друг с другом людей, — знакомство со мною. В этом случае убийца, кроме знакомства с Уайэтом, должен располагать сведениями о моей работе и о трениях с Картрайтом.
Кто же из известных мне людей удовлетворяет этим критериям?
Когда я ответил на поставленный мною же вопрос, из уст моих, должно быть, вырвался вполне воспринимаемый на слух звук, так как пассажиры омнибуса с любопытством на меня уставились.
Я повернулся к окну. Увидев, что мы приближаемся к Мэйден-лейн, я отказался от первоначального намерения доехать до своей конторы, вскочил с сиденья и попросил возницу высадить меня здесь и сейчас. Спрыгнув на мостовую, я припустил во весь опор.
Глава двадцать шестая
Замечено, что всяческие перлы так называемой народной мудрости часто превращаются в штампы, в клише. Без сомнения, это относится и к старинному наблюдению, что «о книге не следует судить по обложке». Этой банальностью я полностью пренебрег, составляя мнение о Гарри Пратте, молодом клерке из конторы правоведа, нанятом Уильямом Уайэтом для чтения вслух и до полусмерти напуганном мною и Карсоном в доме его убитого нанимателя.
Не только хрупкое сложение и слабость психики ввели меня в заблуждение — сейчас я уже уверился, что жестоко заблуждался! Меня обманула также его начитанность, склонность к книгам, восторженное отношение к моим собственным творениям. Как мог столь физически хилый, столь кроткий, столь проницательный в отношении литературы человек оказаться способным на такое невероятное по жестокости убийство?
Если предположить, что я прав, допуская существование второго, неизвестного преступника, кто, кроме Пратта, соответствовал моему представлению о злоумышленнике? Доступ к квартире Уайэта, знакомство с моими трудами и, вероятно, наслышанность о моей с Картрайтом вражде…
Однако для полной уверенности в правоте моей гипотезы я нуждался в подтверждении. С этой целью я собирался посетить Пратта по месту трудовой деятельности и методом хитро расставленных вопросов загнать его в ловушку, заставить признать достаточно весомые факты, чтобы убедиться в его виновности.
Из высказываний Уайэта и самого Пратта я понял, что он работает у некоего Лоу, контора которого располагается на Мэйден-лейн. Продвигаясь по этой узкой и кривой улочке, я вскоре заметил невзрачное трехэтажное здание, кирпичный фасад которого облепило множество мелких вывесок-табличек, указывающих на занятия съемщиков. Вот, к примеру, Джордж Бриджес Браун, брачный посредник. Рядом — агент по недвижимости Генри Уиш. Далее — дантист Дж. П. Ладлоу, гравер Мирон Берт, часовщик такой-то и еще с полдюжины иных, среди которых и
АЛЕКСАНДЕР ЛОУ, ЭСКВАЙР,
ПОВЕРЕННЫЙ В ПРАВОВЫХ ВОПРОСАХ
Я взлетел по лестнице и оказался в затхлой, узкой, скудно освещенной конторской комнате, в которой восседал плотный господин средних лет. Господин этот, коего я сразу принял за самого мистера Лоу, занимал место за большим письменным столом, заваленным горами бумаг. За конторкой, чуть в стороне, трудился древних лет писарь. Скрип пера его приветствовал меня при входе. Более никаких звуков я поначалу не воспринял. Оглядевшись, я не заметил в конторе более никого. В дальнем углу находился еще один письменный стол, поменьше, и тоже заваленный бумагами. Но стул у этого стола не украшала ничья фигура.
Представившись хозяину в качестве знакомого Пратта, я осведомился о местонахождении его клерка.
— Сам удивляюсь, — с выражением легкой озабоченности на лице ответил мистер Лоу. — Я, знаете, даже несколько обеспокоен. Он утром не появился. Не похоже на него. Очень порядочный молодой человек, аккуратный и исполнительный.
— Уж не заболел ли, — высказал я предположение.
— Возможно, возможно, — охотно подхватил Лоу. — В последние дни он, знаете ли, какой-то, м-м, не такой…
— То есть?
— Трудно сказать… Как будто что-то его тревожит. Подавленный, расстроенный. Как считаете, Милбурн?
Последний вопрос Лоу адресовал писцу, не обратившему на мой приход ни малейшего внимания и продолжавшему усердно скрипеть пером.
— Весьма верно подмечено, мистер Лоу, сэр, — отозвался тот голосом, напомнившим мне шорох сухих осенних листьев. — Считаю, что весьма подавленный у него вид.
— Пожалуй, я бы его навестил… — задумчиво и как бы не вполне уверенно высказался я.
— Прекрасная мысль! — отозвался Лоу. — Я и сам подумывал, не отправить ли Милбурна в разведку, да ведь из старика уже не тот курьер. Хорошо, что хоть по лестнице утром сам взбирается. А, Милбурн?
— Истинная правда, мистер Лоу, сэр! Кое-как, кое-как… — донеслось от конторки.
Неловко было признавать, что я, знакомый Пратта, не знаю, где он проживает.
— Видите ли, мистер Лоу, я давно не посещал Гарри, боюсь, что не найду… — начал я неуверенно, боясь возбудить у хитрого законника подозрения.
