письмо, похищенное Мазеппой, вышло из-под руки таинственного автора документа; определив, чье письмо отсутствует в коллекции мистера Барнума, я выйду на личность автора документа. Возможно, удастся прийти к каким-либо выводам и относительно его содержания.

Я положил дневник Пратта на стол, рядом с экземпляром «Гудибраса», и повернулся к двери. При этом взгляд мой скользнул по некоей странности, ранее мною не замеченной.

Прямо напротив письменного стола, перед узкой дверью стенного шкафа поблескивали доски пола, покрытые каким-то жидким красновато-коричневым веществом, сочившимся из-под двери. И вещество это видом своим напоминало кровь.

Похолодев, я приблизился к пятну, дрожащей рукой схватился за стеклянную шарообразную ручку и распахнул дверцу шкафа.

Под мой испуганный вопль обнаженное мужское тело рухнуло из шкафа и растянулось на полу.

Дрожа от ужаса и возбуждения, я уставился на лишенного одежды мертвого Гарри Пратта. Руки его были связаны за спиной, а надругательства, которым он подвергся, оказались совершенно иного рода, нежели те, с коими пришлось столкнуться в предыдущих случаях. Снова мозг мой противился ощущениям органов чувств, не желая воспринимать очевидное.

У Пратта отсутствовали гениталии. На их месте — гладкое, блестящее кровью пятно. А отрезанный половой орган несчастного был засунут в рот.

Глава двадцать седьмая

К горлу поднималась неприятная волна, конечности тряслись, я чувствовал, что силы покидают меня. Крепко сжав веки, чтобы отрешиться от ужасного зрелища, я боролся с организмом, удерживая ускользавшее сознание.

Медленно приоткрыв глаза, не глядя на тело Пратта, я выполз из комнаты и покинул дом. Выйдя на тротуар, я оперся спиною о кирпичную кладку стены здания и, тяжко дыша, через минуту несколько пришел в себя.

Конечно, следовало оповестить полицию. Но передо мной стоит более неотложная задача. Подтвердились мои наихудшие опасения: по городу разгуливает второй убийца, не менее опасный, нежели Джонсон-Печенка. Нельзя терять ни минуты.

Я заспешил в направлении музея Барнума.

Вот уже передо мной здание Американского музея, а из двери его выходит и сам владелец, разряженный, как на парад. Новая касторовая шляпа, тончайшего сукна сюртук, полосатые кашемировые панталоны. В руке блестящая полировкой трость с латунной ручкой в виде трубящего слона. Несмотря на явную спешку Барнум, завидев меня, задержал свое стремительное продвижение к ожидающей у края тротуара карете.

— По, малыш мой! Что с тобою, ради бога? Ты на привидение похож!

— Мне действительно довелось сейчас созерцать нечто более ужасающее, нежели призрак Гамлета- отца на парапете Эльсинорского замка.

— Что ты говоришь! Ужас какой! — воскликнул шоумен. — Да вот беда, я опаздываю на встречу. В городе барон Понятовский. У него ко мне небольшое дельце. Размещение капитала. Может, встретимся здесь через часок?

— Хорошо. Но прежде, нежели вы уйдете, позвольте получить ответ на один вопрос. Во время нашей последней беседы в Зале Американской Истории вы упомянули о расположенном в подвале хранилище редких документов. Не заметили ли вы пропажу какой-либо из единиц хранения?

Глаза Барнума расширились.

— Боже милостивый, По, да ты чародей! Чудеса, да и только! Как ты узнал? Какие-то оккультные таланты… Да ты затмишь мою мадам Созострис, всемирно знаменитую румынку-ясновидящую.

— Итак, некий документ удален из коллекции без вашего ведома неизвестным лицом?

— Вчера только обнаружил, — кивнул Барнум. — Сколько уж туда не заглядывал… А тут решил посмотреть, не найдется ли чего на замену пропавшей Декларации Независимости. Смотрю — нету! Глазам не поверил. Все перерыл. Так и не нашел. Пропало! Как голубь в шляпе у моего всемирно знаменитого фокусника Престо. Ужасающая потеря. Невосполнимая! Это тебе не какая-нибудь фальшивка… да у меня и нет фальшивок, в моем знаменитом музее… подлинное, bona fide собственноручное письмо президента Соединенных Штатов Томаса Джефферсона. Пару лет назад удалось откупить у одного коллекционера в Филадельфии. За бесценок отхватил. Бедняге очень деньги понадобились. Жена больная, бизнес лопнул, кредиторы со свету сживают… Отчаянная ситуация. А мне навар! Кошке смешки, мышке слезки, сам понимаешь. C’est la vie![34] И письмо-то какое! Louisiana Purchase![35]

Последняя фраза Барнума ударом колокола отозвалась в моем мозгу. Вспомнилась первая и единственная встреча с Уайэтом, в завершение которой он спросил меня, не видел ли я Джефферсона в бытность мою студентом, не знаком ли я с его «Виргинскими заметками». В свете интереса Уайэта к личности третьего президента похищение письма именно этого автора казалось вполне объяснимым.

Казалось ясным теперь и то, что пепел именно этого письма обнаружил Карсон в камине Уайэта. Мое предположение, что письмо имело отношение к Пратту, оказалось ошибочным. Lo на обугленном обрывке относилось не к имени Пратта (Лохинвар), а представляло собой две первых буквы в названии штата Луизиана.

Еще одна мысль вертелась в голове. Все имевшие отношение к похищенному письму погибли. Уайэт и Пратт пали от руки убийцы. Мазеппа погиб страшной смертью — однако в результате несчастного случая.

А так ли это?

— Не хочу вас долее задерживать, — обратился я к Барнуму, вытащившему часы и озабоченно уставившемуся на циферблат. — Задам еще один, последний вопрос. О гибели вашего знаменитого укротителя львов Мазеппы. Не заметили ли вы какой-либо странности, сопровождавшей его трагическую гибель?

— Странность в том, что это вообще случилось, — фыркнул Барнум, захлопывая крышку часов и пряча их в карман жилетки. — Я уже об этом говорил. Старик Аякс, который сжевал Мазеппу, — самое добродушное существо, которое я знал на этом свете. Да я домашних кошек видал более опасных! Он действительно вроде кашлянул, когда захлопнул пасть, был какой-то странный звук.

— Вот-вот, — нахмурился я. — Джордж Таунсенд, присутствовавший на том представлении, тоже припомнил какой-то звук.

— Да что ты говоришь! Слушай, это захватывающе интересно, но я должен бежать. Барон старый вояка. Дисциплина, то, се, сам понимаешь. Опоздание — потеря авторитета. Да и дельце того стоит… Океаны денег, бухты и заливы… Знаешь, давай устроим небольшой междусобойчик, когда я вернусь. Через час, не больше!

— Хорошо, — согласился я. — А мне позвольте пока провести время в музее.

— Конечно! — и он прыгнул в карету.

Войдя в музей, который еще не открылся для публики, я поднялся на пятый этаж. Шаги отдавались гулким эхом на пустой лестнице. Вело меня намерение осмотреть экспозицию, посвященную смерти Мазеппы.

Дойдя до таксидермического салона, я переступил порог просторного, мрачного помещения и проследовал прямиком к круглой платформе, перед которой неделю назад беседовал с Джорджем Таунсендом.

Подавив печаль, охватившую меня при мысли об этом достойном молодом человеке, я сосредоточил внимание на экспонатах. Как я уже упоминал, представленная на подиуме скульптурная группа весьма реалистично воспроизводила момент гибели дрессировщика. Мазеппа как раз засунул голову в пасть льва, а лев сжимает челюсти и убивает своего наставника. Восковая фигура, представленная в коленопреклоненной позе перед львом, обладала несомненным портретным сходством, усиленным

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×