приговаривала: «На этот раз роди трех поросяток, мы будем очень рады», ты думал, что она шутит. Когда- то, давным-давно, у этой свиньи было три поросенка, и твоя жена продала их, чтобы купить Хун Чолу велосипед.
— Ты здесь? Я уже дома! — кричишь ты в пустоту дома и прислушиваешься.
Ты ожидаешь, что твоя жена вдруг прокричит приветствие: «Ах, ты дома!» — но вокруг царит тишина. Раньше, когда бы ты ни вернулся домой со словами: «Я дома!», жена тут же выходила встретить тебя.
Она не переставала ворчать на тебя.
— Почему ты не бросишь пить? Ты мог бы прожить без меня, но без спиртного жить не в силах. Дети беспокоятся за тебя, а ты все никак не одолеешь вредную привычку! — Она продолжала ворчать, даже ухаживая за ним и подавая ему чашку японского чая с изюмом. — Если ты еще раз явишься домой пьяным, я уйду от тебя. Разве ты забыл, как врач в больнице сказал, что пьянство убьет тебя? Если хочешь раньше времени покинуть этот прекрасный мир, можешь и дальше пить!
И когда ты отправился пообедать и заодно выпил с друзьями, твоя жена так расстроилась, будто весь ее мир перевернулся вверх дном. Ты и не знал тогда, что настанет день, когда ты станешь скучать по ворчанью жены, чьи слова влетали тебе в одно ухо, а в другое вылетали незамеченными.
Но теперь ты не слышишь абсолютно ничего, хотя сошел с поезда и первым делом направился в закусочную, где подают суп с кровяной колбасой, и пропустил там стаканчик, чтобы, вернувшись домой, услышать привычное ворчанье.
Ты смотришь на собачью будку рядом с воротами. Твоя жена очень переживала, когда умерла старая собака, и ты поехал в городок и привез другую собаку. Обычно собака возилась во дворе, но теперь здесь царит абсолютная тишина. Ты не видишь собачьей цепи, наверное, твоя сестра забрала с собой собаку, устав приходить сюда и кормить ее. Ты не закрываешь ворота, а, наоборот, распахиваешь их, а затем садишься на крылечке. Когда жена уезжала в Сеул, ты частенько вот так сидел на крыльце. Жена звонила из Сеула и спрашивала: «Ты поел?» — а ты отвечал ей вопросом: «Когда ты вернешься домой?»
— Зачем? Ты соскучился по мне?
Ты отвечал:
— Нет, не беспокойся, оставайся там, сколько хочешь.
Но она не обращала внимания на твои слова и вскоре приезжала, забыв все свои дела в Сеуле. Ты упрекал жену:
— Почему ты так быстро вернулась, я же сказал, что ты можешь оставаться там, сколько хочешь!
— Неужели ты думаешь, что я вернулась из-за тебя? Я приехала покормить собаку, — отвечала она и многозначительно смотрела на тебя.
Ты возвращался домой, скучая по тому, что создавала твоя жена, из-за того, что она выращивала, и ради тех, кого воспитывала, хотя возвращение означало, что ты должен отказаться от того, что приобрел в других местах. Когда ты входил в ворота, твоя жена выкапывала батат или готовила дрожжевую закваску в своем неизменном перепачканном платке, повязанном вокруг головы, и поглядывала на Хун Чола, занимающегося за письменным столом. Твоя сестра частенько говорила, что предрасположенность к кочевому образу жизни проистекает из юношеской привычки не ночевать дома и уклоняться от службы в армии. Но однажды ты все-таки отправился в полицейский участок, просто устав прятаться. Твой дядя, полицейский, который всего на пять лет старше тебя, отправил тебя домой. Он сказал:
— Наша семья почти вся погибла, но старший сын старшего сына непременно должен выжить.
Несмотря на угасание семьи, ты должен был выжить, чтобы сохранить семейное кладбище и следить за проведением ритуальных церемоний. Но это не послужило достаточной причиной для твоего дяди, который отрезал тебе полпальца соломорезкой, а о семейном кладбище и проведении ритуальных церемоний каждый сезон заботился не ты, а твоя жена. Почему так произошло? Неужели ты стал бродягой, потому что тебя вынудили покинуть родной дом и спать на траве, покрытой росой? Наверное, поэтому. Привычка спать на улице заставляла тебя покидать свой дом. Когда ты спал в четырех стенах, тебя охватывал навязчивый страх, что кто-то войдет в ворота и схватит тебя. Однажды ты даже выскочил из дому посреди ночи, как будто за тобой черти гнались.
Однажды зимней ночью ты вернулся домой, и оказалось, что дети выросли. Они спали, прижавшись друг к другу, потому что на улице стоял лютый мороз. Твоя жена достала миску с рисом, которую держала в самом теплом месте в комнате, и поставила ее перед тобой на маленький столик, покрытый скатертью. В ту ночь разыгралась снежная буря. Твоя жена поджарила на углях морские водоросли. Пряный запах периллового масла разбудил детей, и они сгрудились около тебя. Ты оборачивал рис в водоросли и по очереди угощал их. Ты положил кусочек в рот старшему, затем среднему сыну, а после — старшей дочери. И не успел ты приготовить лакомство для самой младшей дочери, как Хун Чол уже ждал своей очереди. Тебе требовалось гораздо больше времени, чтобы приготовить лакомство, чем детям, которые мгновенно проглатывали его. Тебя испугал их непомерный аппетит. Ты не знал, что с ними делать. Именно тогда ты и решил, что стоит забыть о мире за пределами дома и никогда больше не покидать родных стен.
— Я дома!
Ты распахиваешь дверь спальни. Комната пуста. Несколько полотенец аккуратной стопкой сложены в углу комнаты, твоя жена оставила их там, прежде чем вы вместе отправились в Сеул. Вода, которой ты запивал свое лекарство в день отъезда, испарилась из стакана, который ты оставил на полу. Часы на стене показывают три часа дня, и тени, отбрасываемые бамбуковыми побегами за окном, которое выходит на задний двор, ложатся на пол.
— Я сказал, что я дома, — повторяешь ты, стоя посреди пустой комнаты, понуро опустив плечи. А ты чего ожидал? Когда ты отделался от сына, который воспринял в штыки твое решение вернуться домой одному и на утреннем поезде уехал из Сеула, в глубине души ты надеялся, что, когда войдешь в дом и спросишь: «Ты здесь? Я дома!» — твоя жена встретит тебя, как в старые добрые времена, оторвавшись от своих повседневных дел: от уборки комнат, или чистки овощей под навесом, или промывания риса в кухне. Ты почему-то думал, что это произойдет именно так. Но дом оказался пуст. Он выглядит заброшенным, ведь здесь уже давно никто не жил.
Ты начинаешь распахивать все двери в доме.
— Ты здесь? — спрашиваешь ты около каждой двери. Ты открываешь двери в свою спальню и в гостиную, в кухню и в котельную. Ты впервые в отчаянии разыскиваешь свою жену. Возможно, именно так она искала тебя всякий раз, как ты уезжал из дому? Ты моргаешь сухими глазами и распахиваешь кухонное окно, чтобы посмотреть под навесом.
— Ты там?
Но перед тобой лишь пустой лежак.
Иногда ты стоял на этом самом месте и наблюдал, как твоя жена деловито стряпает под навесом, и она всякий раз чувствовала твой взгляд и оборачивалась, хотя ты никогда не окликал ее.
— Тебе что-нибудь нужно? — спрашивала она тебя, и, если ты отвечал: «Где мои носки? Я хочу поехать в город», она тут же стягивала резиновые перчатки и спешила в дом, чтобы приготовить для тебя одежду.
Ты смотришь на пустой навес и бормочешь:
— Эй… я голоден. Я бы чего-нибудь съел.
Когда ты говорил, что голоден, твоя жена тут же бросала все свои дела и предлагала тебе: «Я набрала немного фатсии в горах, хочешь, испеку оладьи с фатсией? А может, хочешь что-то еще?» — даже если в этот момент чистила перец, или сворачивала кунжутные листья, или солила капусту. И почему тогда ты не ценил свою спокойную и счастливую жизнь? Как ты мог принимать заботу жены как нечто само собой разумеющееся и даже ни разу не приготовил ей суп из морских водорослей? Однажды жена вернулась из городка и сказала:
— Помнишь того мясника, у которого ты покупал мясо на рынке? Я сегодня проходила мимо, и его жена так настойчиво приглашала меня, что я зашла к ним, и она угостила меня супом из морских водорослей, а когда я поинтересовалась: «А что у вас за праздник?» — она ответила, что у нее день
