врачей, но уже почти автоматически. Было уже половина четвёртого, и приближалось время укола.
И от того, что укола, скорее всего, не будет, Шурочке было страшно. Она слышала, как Машка звонила по телефону. Видимо, предупреждала мать, что не вернётся ночью.
Уже были взяты все нужные медикаменты, по списочку, который написала для них врач. Основное покупали в аптеке, но часть — Маша взяла с собой. Оттуда, из центра. Платила за всё мать Юры.
— Куда пойдём? — спросила Машка.
— Можно — ко мне, — сказала мать Юры.
Но Шурочка стала просить, и уговорила пойти к ней.
— Вы идите домой, Наталья Леонидовна, — решила Маша. — Сегодня ночью я буду, а завтра — вы. Это ведь может дня на три растянуться.
Мать Юры взяла адрес, телефон. И ушла от них в метро, перейдя на другую ветку. А Шурочке вдруг захотелось… бросить всё. Машу бросить, и рвануть. Доза была у неё в сумке.
«Поеду, уколюсь. А потом возьму деньги, куплю граммов десять… И всё».
Машка, видимо, почувствовала что-то.
— Терпи. Не поворачивай назад, — сказала она.
Придя к Шурочке, сначала попили чаю, почти не разговаривая. Потом Шурочка позвонила в бордель.
— «Приятный отдых» слушает! — раздался в трубке сладкий голосок.
— Это я, — сказала Шурочка. — Старшую позови.
— Алоу!
— Это я, Шура. Стрекоза. Я не приду. Можете моё место занимать. Я не хочу, чтобы меня оттуда вынесли.
— Ну, и прекрасно, — старшая не была ни удивлена, ни расстроена. — Вынесут, так не от нас. Одним трупом меньше. Только учти — если ты помирать раздумаешь, и надумаешь вернуться, то я тебя не приму, пусть меня хоть десять Вовчиков просят. У меня эти наркоманки, эти инвалидки долбанные — уже вот где сидят!
— Не надумаю, — ответила «мадаме» Шурочка. Теперь уже все концы были отрублены. Внутри поднималась предательская дрожь, и росло желание уколоться.
Тяжёлое, непреодолимое, липкое желание, захватывающее всю Шурочку, целиком.
— Ставь свою капельницу, — проговорила Шурочка, сцепив зубы. — И возьми там дозу, в моей сумке. Спусти в унитаз. А то — я за себя не отвечаю. Зашибу тебя, Машка. Ночью встану, когда ты заснёшь, и уколюсь. Давай, давай скорее…
Под капельницей возбуждение у Шурочки стало стихать, и он заснула ненадолго. Потом она просыпалась и снова засыпала, видя перед собой усталое, но такое простое и спокойное, лицо Маши.
Под утро Машка сняла капельницу. Шурочка спала.
Маша позвонила Наталье Леонидовне.
— Наталья Леонидовна! — сказала она. — Если можете, то ещё ровно столько, сколько было. Если не можете, то я вам деньги отдам. Вы приходите, а я пойду домой, посплю немного, и приду часа в четыре. Вас сменю. Тогда — вторую капельницу поставлю.
— Успокойся. Спасибо тебе. Я уже иду.
Когда Шурочка очнулась, Маши уже не было. Наталья Леонидовна сидела рядом. Было около двенадцати часов дня.
Тяжело дались Шурочке эти несколько часов, пока не пришла Маша, и не поставила вторую капельницу. Нет, острой боли не было. Так, тошнило, и мышцы болели, но не дёргались. Но как хотелось… Как хотелось уколоться…
От непреодолимого желания Шурочка металась по кровати, потом вскочила, начала метаться по квартире. Она выла, как раненый зверь.
Наталья Леонидовна сначала пыталась Шурочку успокаивать, потом бегала за ней по комнате. Потом она поняла, что всё это бесполезно.
Тогда она начала молиться. То про себя, то шёпотом. И, когда Шурочка металась особенно сильно, Наталья Леонидовна начинала молиться вслух. Молитва её была не хитра.
«Помилуй, Господи, нас, грешных», — повторяла Наталья Леонидовна.
Так они дождались прихода Маши. Маша наладила капельницу быстро, почти не задавая вопросов. Шурочка успокоилась и заснула, вымученная и ломкой, и желанием.
— Идите, Наталья Леонидовна, — сказала Маша. — На вас лица нет.
Наталья Леонидовна медленно встала. И только сейчас, глядя на уснувшую Шурочку, заплакала.
— Как он там… в тюрьме… один всё это мог перенести?
— Может, там врачи помогают?
— Какие там врачи… — устало махнула рукой Наталья Леонидовна. — Да и вообще…
Мне, теперь уже… люди рассказали, что надо было деньги давать… Что «отмазать» можно было. А я пошла к нему поздно. А потом уже — и давать деньги поздно было…
— Молитесь. Вы вот Шурочке помогаете… Молитесь, и Господь сохранит сына вашего.
— Что мне ещё остаётся. На свидание скоро поеду. Он в Твери сидит.
— Недалеко.
— Ладно, Машенька, пойду я. Если надо — звони. Завтра я приду с утра, часов в десять. Что надо в аптеке купить?
— Купите половину от сегодняшнего. Если ей плохо будет — ещё докупим.
Дверь за матерью Юры захлопнулась.
Тихо капали прозрачные капли. Жидкость проходила по воспалённым Шурочкиным венам. Потом она достигала сердца и разносилась артериями ко всем, даже самым малым и самым далёким клеточкам её тела.
Тело очищалось, но это было только тело.
Нет, было и ещё что-то. Что-то сдвинулось в небесах.
Встали в ряд вооружённые воины в сияющих латах. И пробежала дрожь в противоположном стане.
Казалось им, противоположным, что эта душа, так низко павшая, навсегда останется там, среди них. Но они ошибались.
Глава 35
Шурочка очнулась часов в девять вечера. Капельница капала. Маша же прилегла на кровать рядом с Шурочкой, и тоже, видимо, задремала. Но когда Шурочка очнулась, Маша проснулась сразу же, вслед за ней и спросила Шурочку:
— Ты как?
— Ничего. Вроде не ломает.
— Ну, вот и хорошо. Хочешь чего-нибудь? Есть будешь? Я тебе бутерброд сделаю.
— Давай.
Шурочка сжевала бутерброд. Спать ей не хотелось.
— Машка… — сказала Шурочка. — Спасибо тебе. Сидишь со мной, и капельницу ставишь… как будто у тебя других дел нет. И бесплатно…
— Да ладно тебе… Это у меня послушание.
— Что? — не поняла Шурочка.
— Послушание. Это значит, что я, по благословению священника, делаю дело во Славу Божью.
— Это ты мне капельницу ставишь — во Славу Божью?
— Да.
— Ну и ну. Не просто так, значит.
— Не просто. У нас центр, куда приходят… — Маша замялась.