Наташка поняла всё. Сказать по правде, была она даже как бы рада такому ходу событий. Она не расплакалась, а поджала губы и, ни слова не говоря, пошла с веранды.
«Значит, я права! Некого мне тут любить, не с кем дружить!»
Наташка вошла в палату, и молча наела босоножки вместо тапочек.
— Наташка, ты в самоволку? — Нинка аж приплясывает на кровати. — Купи банку килек в томате, а то трубы горят!
Хорошо нас кормили, но у Нинки — аппетит, как у мужика здорового. Весь ужин умнёт, и через пол часа у неё уже горят трубы, и просят килек в томате. И обязательно — чтоб с чёрным хлебом, а ещё лучше — с бородинским, который Нинка всем нянечкам заказывает, но получает редко, так как нет его в окрестных магазинах.
— Иди и сама покупай, я тебе не слуга! — отвечает Наташка. Разве может она сказать кому-то — как тяжело ей сейчас, как обидно и как тоскливо. Какие тут кильки в томате?
Наташка частенько ходит в самоволку. А что? По ней не видно ничего — не хромая, не на костылях. Денег у неё много. Пойдёт, купит пирожных пару штук, да съест. Или колбаски докторской — вообщем, того, чего в санатории не дают. Бывает, что накупит конфет, и всех угощает — под настроение.
— Наташка, купи! — просит Нинка.
Хочешь, пошли вместе — тут близко! — вдруг предлагает Наташка. — По палате же бегаешь!
«Нет, пусть хоть кто-то будет рядом, хоть Нинка!» — подумала Наташка. — «Не могу я быть одна сейчас!»
— А что — точно, пошли! — Нинка как будто ждала, как будто поняла Наташку, откликнулась сразу. — Всё, я с тобой иду!
— Нинка, не ходи!
— Не ходи, Нинка! — все девчонки пытаются удержать Нинку, даже Светик.
Но Нинку уже понесло, её уже не уговорить. У неё есть припрятанный резиновый бинт, она плотно перематывает больное колено. Ещё минута, и Нинка готова.
Две лёгкие тени выпархивают из палаты на лестницу. Через минуту Нинка возвращается. Она просовывает в дверь свою шуструю смугловатую физиономию, убирает со лба темные, ровно и коротко подстриженные волосы. Она похожа издали на мальчика— цыганёнка. Она шипит:
— Машка, сделай куклу!
— Чего?
— Сделай куклу на кровати моей, как будто бы я сплю!
— Да кто поверит, что ты спишь, в восемь-то часов! Ладно, иди, сделаем!
Улетела Нинка, как лёгкий ветерок. Всё стихает на минуту, только слышно, как бренчит на гитаре Костик, выводя, сбиваясь, и снова выводя: Мерно шагая вдали, Объят предрассветною мглой, Караван большого Али Возвращается домой…
— Эх, забыли опять Любе батарейки заказать! Так мой «Меридиан» уже неделю молчит. — Аська скучает. Уроки делать неохота, а по телевизору нету ничего. Телевизора в палате нет, есть только в холле. Да и то скрипит весь.
«На телевизор» выезжают редко, если только фильм какой-нибудь, или в выходной. Выезжают сразу по нескольку человек. А кому охота сидеть одному в пустом холле?
Чего? А? — Маша с трудом отрывается от книги. Вот уж книгочейка! Библиотека в санатории хорошая, и библиотекарша приходит два раза в неделю. Можно ей книги заказывать, она ищет и приносит. А как заказывать, когда не знаешь, чего заказывать? Поэтому, как книга хорошая попадётся, так Машу не оторвать. Аська тоже лежит с книгой на пузе, но толку от этого нет.
То, что Славик и Светка из десятого выехали сегодня на веранду, затронуло и Аську. Аська давно поглядывала в сторону Славика, хотя бы по той причине, что только трое из обоих классов — подходили ей по росту.
Джем сердца Аськи не трогал совершенно, а вот Славик, и Витька, были предметами её мечтаний, причём попеременно. И всё-таки Славик волновал её больше, чем Витька. И вот…
— Маша! Славик-то со Светкой, ты поняла?
— А? Да, я поняла. Аська, прекрати расстраиваться!
— Маша, ну почему так? Кто-то влюбляется, целуется, а мы с тобой никак! И никто нам дружить не предлагает. Мы что, какие-то не такие, что ли?
— Мы — такие, как надо! Наша любовь — впереди.
— Ага! Как в песне поётся: «Кто ты, тебя я не знаю, но наша любовь впереди…» Сколько ждать ещё? А, Маша? Сколько ждать?
— А что сделаешь? Подождём! — определённо, Маша философ.
— Подождём. У моря погоды… — Аська откинулась на подушку, и попробовала снова взглянуть в книгу. Буквы смешались в её глазах, поплыли. Нет, не плакала Аська. Просто лежала с закрытыми глазами. «Подождём», — повторила она про себя ещё раз.
Хорошее это время — после ужина. Мариэта пишет письмо, старательно выводя армянские буквы. «Здравствуй, дорогая мамочка!»
Глава 15.Мариэта Оганесян-1
«Здравствуй, дорогая мамочка!
Мамочка, всё у меня хорошо, только скучаю я по вам, скучаю по сестрёнке и по братику, и по папе. Здесь мне хорошо, никто меня не обижает. Я стараюсь учиться хорошо».
Мариэта остановилась и поняла, что совсем не знает, о чём писать дальше. За год её пребывания в санатории все родные как бы отдалились, а она, Мариэта, как бы жила совсем другой жизнью. И было ей от этого страшновато. Всю жизнь она была с кем-то, она была чья-то — и вдруг она одна.
Нет, родные никогда не бросят её! Дядя Арсен сказал, что устроит её — даже диктором на телевидение. А что? Я ведь симпатичная, а у диктора разве заметно — хромая, или нет? Садись за стол и читай текст.
Всё равно что-то не так! Откуда же это противное чувство, что я одна? Или надо согласиться, что каждый живёт свою собственную жизнь? Что каждый живёт её сам?
Просто из-за болезни мне приходится так рано начинать — жить самой за себя.
Как вы там, милые мои, родные мои? Помните ли вашу Мариэту? Не оставляйте, не оставляйте меня! Я не хочу быть одна, я хочу быть вашей дочкой, вашей сестрой, вашей племянницей, вашей внучкой!
Но вот как получается — это я, ваша Мариэта, тут, на этой кровати, в этой комнате — я тут живу свою жизнь, живу её рядом с такими же, как и я. Нет, мне не плохо, не плохо — мне просто — как-то по другому….
И мне страшно, что это другое может мне больше понравиться, чем то, что было раньше. Всё тоньше и тоньше становится ниточка, которая связывает меня с прошлой жизнью. А я держусь за неё, держусь крепко, боюсь отпустить…
Я боюсь, что она порвётся, а она — всё тоньше, тоньше…Мама, что со мной?
«Нет, не пишется мне сегодня письмо!» — подумала Ма-риэта и отложила ручку и тетрадь.
Глава 16
И только Мариэта отложила ручку и тетрадь, как влетели в палату запыхавшиеся Нинка и Наташка. Запыхалась, в общем, только Нинка — с непривычки.
— Девчонки, ура! Живём! — Нинка вытащила из пакета целых две банки килек и полбуханки чёрного
