стражники. В столице власть осуществляли диойкеты, исполнявшие обязанности министра финансов и внутренних дел, и целая орда подчиненных. В распоряжении царицы были секретари, сочинители указов, иноземные посланники, философы и, конечно, узкий круг советников. Высшими сановниками становились знатные греки и говорящие по-гречески египтяне: пышный титул и славное имя давали право на вхождение в Круг Ближайших Друзей или в Круг Преемников. Многие советники Клеопатры служили еще ее отцу; она знала их с детства и привыкла безоговорочно им доверять. С некоторыми сановниками — например с диойкетами — ей приходилось постоянно поддерживать связь. Секретарь Клеопатры вел специальный журнал, который она ежедневно просматривала.
В целом государственная машина была громоздкой и неповоротливой, кое-где проржавела, часто буксовала и постоянно грозила выйти из-под контроля. В основе ее существования лежал простой и понятный принцип: Клеопатра собирала подати, а народ их платил. Чтобы подати поступали вовремя, предки царицы установили жесткий контроль за всем, что делалось в государстве; ни в одной другой стране не было столь разветвленного и вездесущего чиновничьего аппарата. Цезарь не уставал поражаться; в Риме тогда вообще не знали, что такое бюрократия. В Египте собирали самые богатые урожаи во всем Средиземноморье. Они позволяли Клеопатре кормить подданных, а значит, удерживать власть. Царские чиновники неусыпно следили за ходом сельскохозяйственных работ. Они распределяли между земледельцами зерно для посева. Крестьяне обязаны были вернуть все до зернышка в сезон жатвы. Получая семена, они давали клятву не использовать их ни для каких других нужд. Купец мог заполнить трюм своего корабля, лишь пообещав, что доставит товар «в целости и без промедления». В предыдущие неспокойные годы владельцы торговых судов привыкли отправляться большими караванами и под надежной охраной. Ладья среднего размера могла взять на борт около трех тонн зерна. По крайней мере две таких ладьи ежедневно требовалось, чтобы прокормить одну только Александрию.
Столь же жесткий и неустанный надзор распространялся на все сферы экономики. Государство Птолемеев чем-то напоминало советскую Россию; оно являло собой пример одной из самых жестких административно-командных систем в истории. Почти вся земля, кто бы ее ни возделывал, — египетские крестьяне, греческие помещики или жрецы — принадлежала короне. Правительственные чиновники распределяли наделы и следили за их использованием. Чтобы спилить дерево, начать разводить свиней, превратить ячменное поле в оливковую рощу, требовалось специальное разрешение. Изощренная, сложная, скрупулезно разработанная система надзора облегчала жизнь надзирателям, но никак не земледельцам. Человека запросто могли отдать под суд за самовольно посаженную пальму (как это произошло с одной чересчур предприимчивой хозяйкой). Бортник не смел перевозить свои ульи из одной провинции в другую, чтобы не путать чиновников. Крестьянам запрещалось покидать деревни и увозить скот во время сбора урожая. Вся земля была расчерчена, вся скотина пересчитана; причем последнюю считали в сезон паводка, чтобы лишнюю свинью или корову было негде спрятать. Плуги и бороны были на счету и на виду. Иметь собственный пресс для отжима масла воспрещалось. Царская стража не жалела сил на поиски ослушников (нарушать запрет дозволялось только жрецам, и то лишь два месяца в году). Государство выдавало специальные разрешения на приготовление пива, выдавало пивоварам ячмень, а покупая у них готовый продукт, вычитала из платы стоимость сырья и аренды оборудования. В результате царская казна получала прибыль как от продажи ячменя, так и от покупки пива. Шелковицу, ивы и акации надлежало сажать в строго определенное время, каналы следовало содержать в идеальном порядке. Царские глашатаи не уставали внушать египтянам: «Никому не дозволено поступать так, как ему хочется, ибо все и так устроено наилучшим образом».
Несмотря на внешнюю неповоротливость, система была весьма эффективной и весьма выгодной для короны. Главные отрасли египетской промышленности — пшеница, стекло, папирус, лен, масло, благовония — были государственными монополиями. Клеопатре они приносили двойную прибыль. Продажа масла казне облагалась пятидесятипроцентным налогом. Потом государство могло перепродать его в три раза дороже. Налогом, собственно, облагалось все, что росло или производилось в стране. Подданные Клеопатры платили налог на соль, дамбы, и пастбища. Хозяева частных бань отдавали треть своих доходов. Рыболовы жертвовали пятую часть каждого улова, виноделы восьмую часть урожая. Шерстяные и ковровые фабрики были государственными. Клеопатра сама владела несколькими мануфактурами, на которых трудились рабыни. Народу царица и вправду должна была казаться всевидящей богиней: любой Птолемей знал, «чего стоит каждый его подданный и чем он занят в этот день».
Подобная система была обречена погрязнуть в злоупотреблениях. В фискальную политику Птолемеев было втянуто множество людей, от диойкетов, сборщиков податей и их помощников до казначеев, секретарей и счетоводов. Они собирали налоги и разрешали споры, не забывая о собственных кошельках. Возможностей нагреть руки было хоть отбавляй. Память о легендарной александрийской коррупции пережила государственную машину Птолемеев и едва не затмила славу самого города. В конечном итоге чиновники Клеопатры приносили столько же вреда, сколько и пользы. У большинства из них были свои фермы и мануфактуры, так что частные интересы нередко затмевали государственные. Устремления управляющих почти никогда не совпадали со взглядами царицы. Жизненные принципы сборщиков податей — не упускавших возможности обложить налогом лишнюю подушку, бочонок меда или тунику из овечьей шерсти — не совпадали с ними вовсе. Между властями на разных уровнях не было согласия. Любая инициатива тонула в бюрократическом болоте. Как отметила исследователь Египта эпохи Птолемеев Дороти Томпсон, Птолемеи тратили невероятно много времени на то, чтобы отыскать дельного чиновника. Бдительного, твердого и честного. С безупречным прошлым. Готового внимательно разбирать каждую жалобу, неустанно бороться с несправедливостью, а разъезжая по стране с инспекцией, «ободрять народ и приводить людей в доброе расположение духа». Нужно ли говорить, что это была от начала и до конца мифологическая фигура? «Выходит, что наш славный чиновник просто не мог не быть плохим», — заключает Томпсон. Соблазн был слишком сильным, жалованье слишком маленьким, система слишком замшелой[25].
Список нарушений получился весьма впечатляющим. Царские чиновники захватывали землю, отбирали дома и суда, присваивали деньги, арестовывали невиновных, придумывали несуществующие налоги. Им были известны десятки способов изощренного вымогательства. Ни грек, ни египтянин, ни землепашец, ни жрец не чувствовали себя в безопасности. Клеопатре не раз приходилось защищать простой народ от зарвавшихся мытарей; даже самым высокопоставленным из них случалось попадать в опалу. Главный бальзамировщик быков жаловался на бесчинства стражи. В сорок первом году к царице явилась целая делегация крестьян, умолявших избавить их от двойного налогообложения. Царица снизошла до их смиренной просьбы и отменила налог. Среди необъятной массы папирусов — отчетов, инструкций, петиций, приказов — фигурирует немало жалоб и выговоров. Особенно много их скопилось за первые годы правления Клеопатры. Даже в царском дворце не было порядка: попробуй уследи за оравой охотников и привратников, виночерпиев и стольников, камеристок и швей, дерзких, ленивых и нерасторопных.
Даже в прошениях и жалобах египтяне не уставали восхвалять мудрость, доброту и справедливость своей властительницы. Для них она оставалась утешительницей и защитницей, Исидой во плоти. Подданные взывали к своей царице, когда терпели лишения или страдали от притеснений. И хотя между Клеопатрой и просителями было немало посредников — при дворе имелась должность сортировщика петиций, — самые храбрые и самые отчаянные стремились пробиться к ней, минуя преграды. Таких находилось немало. Прозорливая правительница имела обыкновение объявлять большую амнистию перед религиозной церемонией или отправляясь в путешествие по стране, чтобы услышать, как восторженная толпа в экстазе выкрикивает ее имя. Народ быстро усвоил немудреное правило: если с тобой беда, пиши (или попроси деревенского писца написать) прошение. Клеопатра была в курсе чуть ли не всех проблем с властями и семейных неурядиц своих подданных. Повара убегали. Рабочие устраивали забастовки, уклонялись от налогов, приторговывали краденым. Стражникам задерживали жалованье. Проститутки дерзили богатым клиентам. Женщины избивали беременных жен своих бывших мужей. Чиновники крали свиней и разоряли голубятни. Бандиты нападали на сборщиков податей. Казна пополнялась вяло. В гробницы проникали грабители, каналы засорялись, нерадивые пастухи теряли скот, счета подделывали, людей бросали в тюрьму по ложным обвинениям. Банщики грубили посетителям и были не прочь разжиться их одеждой. Немощные отцы страдали от равнодушия дочерей. Почтенный торговец чечевицей жаловался на продавцов тыквы, выживавших его с базара: «Они приходят затемно, садятся напротив и начинают
