Замужние женщины не становились собственностью мужей. Они имели право на развод и содержание после развода. Разведенная жена не только получала назад приданое, но и сама выбирала, где ей жить. Ее имущество оставалось с ней; муж не мог наложить на него руку. В семейных конфликтах закон был на стороне жен и детей. Римляне с удивлением отмечали, что египтяне не бросают новорожденных девочек. Житель Рима был обязан воспитывать только старшую дочь. Египтянки выходили замуж позже, чем девушки в других странах, пример Клеопатры здесь скорее исключение. Они распоряжались деньгами и заключали сделки. Служили в храмах. Выступали в суде и нанимали музыкантов. Жены, вдовы или разведенные, они владели виноградниками, винокурнями, папирусными мастерскими, судами, парфюмерными фабриками, мельницами, рабами, домами, верблюдами. Почти треть правителей из рода Птолемеев были женщины.
С точки зрения иностранца, такие порядки были противоестественны. Но чего еще ждать от земли, чья великая река текла задом наперед, с юга на север, разделяя страну на Верхний Египет на юге и Нижний на севере? Вопреки всем законам природы Нил разливался летом и пересыхал зимой; египтяне собирали урожай в апреле и засевали поля в ноябре. Даже порядок сева был нарушен: сначала сеяли, а потом уже пахали, чтобы зарыть семена в мягкую землю. Чем не страна Наоборот, где месят тесто ногами и пишут справа налево? Геродот писал в одном из своих сочинений, которое Клеопатра наверняка читала, что в Египте женщины выступают на форуме, а мужчины сидят дома за ткацким станком. Царица, должно быть, вдоволь посмеялась над этими строками. Интересно, как она отнеслась к утверждению Геродота о том, что египетские женщины мочатся стоя, а мужчины — сидя?
Хотя кое в чем историк, несомненно, прав. «Ни одна страна не обладает таким количеством диковин, ни в одной стране нет таких удивительных вещей!» — восклицал пораженный автор. Задолго до первых Птолемеев Египет будоражил воображение всего мира несметными сокровищами, уникальной природой и величественными монументами, среди которых было два чуда света. Конечно, во времена Клеопатры люди были простодушнее, но и пирамиды были выше — на тридцать один фут. В перерывах между кровопролитиями, разгар которых пришелся на третий век до нашей эры, и еще до того, как династия стала утрачивать свои позиции под тяжестью собственных пороков в конце второго, Птолемеи успели воплотить в жизнь планы Александра Македонского и построить в дельте Нила невиданный доселе город. Александрия издали поражала странников блеском белоснежных мраморных стен, ослепляла ярким светом гигантского маяка. Его сияние отражалось в стекле, сланце, гранитных плитах. Архитектура города свидетельствовала об уникальном смешении культур. В самом большом средиземноморском порту ионические колонны были украшены связками папируса, огромные сфинксы и статуи Гора соседствовали с греческими храмами, боги-крокодилы в римских тогах охраняли дорические портики. «Возведенная в лучшем месте на земле», возвышавшаяся над рекой, словно страж несметных сокровищ, Александрия была самой таинственной загадкой античного мира. Юлий Цезарь, никогда прежде не бывавший в Египте, ждал от этого удивительного края чего угодно, но только не встречи с обворожительной молодой женщиной, проникшей в его покои в кожаном мешке.
Клеопатра, рожденная в шестьдесят девятом году до нашей эры, была средней из трех сестер. За ними следовали два брата, с каждым из которых она успела побывать в скоротечном браке. Появление на свет в семье Птолемеев было опасно для жизни всегда, а в первом веке особенно. Все пять братьев и сестер нашли печальный конец. Клеопатре повезло больше всех, ее гибель была легче и, по римским понятиям, благороднее. До встречи с Цезарем царица дожила исключительно благодаря твердости характера. Больше года ей пришлось скрываться и бороться за жизнь, особенно яростно — в те последние летние недели. Своих сестер и братьев она пережила более, чем на десять лет. Ни один из них не вышел из отрочества.
О судьбе матери Клеопатры мы можем лишь догадываться; она исчезла из поля зрения историков, когда ее дочь была совсем маленькой, а когда Клеопатре исполнилось двенадцать, скорее всего, была уже мертва. Не исключено, что дочери было известно о матери не больше нашего. Та была одной из немногих женщин, выпавших из сюжета семейной мелодрамы[7]. Как бы то ни было, Клеопатра V Трифаэна была намного моложе своего супруга — то ли родного, то ли сводного брата; они поженились, как только Авлет взошел на трон. Тетка нового царя оспаривала его права на престол и даже ездила в Рим за поддержкой, но учитывая семейную специфику, это не говорит ни о чем, кроме аппетита к власти самой тетки. Сам Авлет куда больше интересовался искусством, чем политикой. Он правил целых двадцать два года, но вошел в историю как фараон, любивший играть на флейте.
О детстве Цезаря нам известно очень мало, о детстве Клеопатры почти ничего. Не будь родной дом Клеопатры погребен под водой и будь александрийский климат чуть милосерднее к папирусам, мы, возможно, могли бы узнать больше. В античном мире, где определяющими понятиями были судьба и происхождение, детству не придавали особого значения. Исторические персонажи того времени, как правило, предстают перед нами взрослыми людьми. Можно со всей уверенностью утверждать, что Клеопатра родилась в царском дворце в Александрии; в первые годы о ней заботилась кормилица; слуга пережевывал пищу, прежде чем вложить ее в беззубый ротик крошечной царевны; ни одно блюдо не попадало ей на стол, пока его не пробовали на предмет отравы; ее товарищами по играм были детишки из знатных семей, так называемые приемные братья и сестры, которых с ранних лет воспитывали как будущих придворных. Даже когда малышка бегала по дворцовой колоннаде, резвилась в густых зарослях царского сада или играла в зверинце, — Птолемеи держали жирафов, медведей, носорогов и даже сорокапятифутового питона — ее окружала пышная свита. Клеопатра с детства привыкла к обществу политиков, ученых и чужеземных послов; она привыкла видеть подле себя царедворцев в пурпурных одеждах. Она играла с терракотовыми куклами, кукольными домиками и посудой, в кости и бабки, с ручными мышатами и, возможно, как Индира Ганди, воображала себя полководцем на поле боя.
Клеопатру вместе со старшей сестрой готовили на царство; у Птолемеев были запасные варианты на все случаи жизни. Девочкой она часто отправлялась в Мемфис, в царский дворец на берегу Нила, чтобы участвовать в пышных и причудливых ритуалах, семейных празднествах и процессиях. Расположенный в ста милях вверх по реке, Мемфис был священным городом, которым управляли жрецы; их главной заботой и главным источником дохода была смерть. Паломники со всего Египта стремились в знаменитые Звериные катакомбы, чтобы поклониться священным животным и заодно приобрести амулет, например, мумию крокодила или сокола. В Египте они были объектом поклонения. Для торжественных церемоний Клеопатру наряжали в особое парадное платье, но традиционной египетской короны с перьями, солнечным диском и коровьими рогами ей пока не полагалось. У юной царевны была возможность получить лучшее во всем эллинистическом мире образование: в ее распоряжении были самые знаменитые ученые того времени, а уникальная Александрийская библиотека располагалась буквально в двух шагах от ее покоев. Клеопатру учили самые известные мудрецы и блестящие ораторы, о ее здоровье заботились самые искусные лекари. У нее не было недостатка в советах, панегириках, механических игрушках и картах.
Царевна, несомненно, была образованнее собственного отца — воспитанного за границей, в Малой Азии, — но в целом она получила традиционное греческое образование, по преимуществу гуманитарное и почти такое же, как у Цезаря, которого растили наставники из Александрии. В античном мире письменность играла огромную роль, буквы были одновременно и цифрами, и музыкальными нотами. Клеопатру учили читать нараспев по-гречески, следя за указкой учителя, скользящей по дощечке, на которой были вырезаны буквы. Способная ученица быстро освоила алфавит по горизонтальным строкам и столбцам, с начала и с конца, заглавными буквами и скорописью. Затем пришло время слогов и длинных, непроизносимых слов, чем сложнее, тем лучше. Пришедшие им на смену скороговорки казались не менее туманными; считалось, что, разобрав их, ученик сумеет прочесть что угодно. Затем следовали стихи и мифы, басни и пословицы. Ученик должен был уметь пересказать любое сочинение Эзопа простыми словами и высоким слогом. Потом наступало время перевоплощений. Царевну могли попросить произнести монолог умирающего Ахилла или изобразить сцену из Еврипида. Это было вовсе не так легко, как может показаться. Обучение было серьезным делом с кучей правил и многочасовой зубрежкой. И никаких выходных; учеба прерывалась лишь на время праздников, которых в Александрии, по счастью, было много. Дважды в месяц чествовали Аполлона, и жизнь в городе практически останавливалась. Дисциплина была железной. «У школьника уши на заду, — гласит египетский папирус. — Чтобы он слушал, его надо бить». Драматург Менандр по-своему интерпретировал эту поговорку: «Тот, кого не били, не получил образования». Не одно поколение учеников
