покорно выводило эту максиму палочками из слоновой кости на покрытых красным воском дощечках.
Любовь Клеопатры к Гомеру зародилась раньше, чем царевна прочла первые строфы его поэмы, раньше, чем она научилась читать. «Гомер был не человек, а бог», — решила девочка, когда на уроке чистописания ей попалось несколько строк из «Илиады». Ни одна книга не производила на царевну подобного впечатления. В те времена сочинения слепого старца были настоящей библией для тех, кто любил историю и грезил славой. Гомера называли «царем поэтов»; пятнадцать тысяч шестьсот девяносто три строки его поэм стали для современников кладезью этической, политической, исторической и религиозной мудрости, интеллектуальной энциклопедией и моральным компасом. Образованные люди цитировали Гомера, перефразировали его, ссылались на него. Младший современник Клеопатры совершенно справедливо заметил, что детей из ее сословия вскармливали Гомером и пеленали в гекзаметры. Говорили, что Александр Македонский клал список его поэмы под подушку. Любой более-менее культурный грек — а Клеопатра тем более — мог прочесть наизусть большой отрывок из «Илиады» или «Одиссеи». Первое произведение было, пожалуй, более актуальным для Египта времен Клеопатры, но царевна с детства знала из книг то, в чем в двадцать один год убедилась на собственном опыте: иногда, чтобы вернуться домой, нужно выиграть сражение.
Следующий уровень обучения начинался с длинных списков богов, героев, рек. Постепенно задания усложнялись. Какую песню пели сирены? Была ли Пенелопа верна мужу? Как звали мать Гектора? Запутанная генеалогия богов не должна была показаться юной царевне слишком сложной: по сравнению с ее собственным древо олимпийцев было довольно чахлым, а различия между смертными и бессмертными не казались наследнице царства непреодолимыми (история Александра красной нитью проходила через обучение. Клеопатра знала о нем все, как и о любом из своих предков). Поначалу зубрежка преобладала над упражнениями для умственного развития. Множество вещей приходилось запоминать и учить наизусть. Какой бог кому покровительствовал? Где пролегал путь Одиссея? Вот чем приходилось забивать голову юной Клеопатре. Таковы были тогдашние представления об эрудиции. В царскую свиту входили риторы, философы и математики — одновременно наставники, слуги и советники правителей.
Поэмы великого Гомера предварял пространный список литературы. Забавные бытовые пьески Менандра пользовались у школяров большой популярностью, хотя вряд ли кто-то из них, повзрослев, перечитывал комика. Клеопатра знала басни Эзопа так же хорошо, как сочинения Геродота и Фукидида. Царевна читала поэзию куда чаще, чем прозу, хотя нельзя исключать, что ей были известны писания Экклезиаста и Маккавеев. Ее любимым драматургом был Еврипид, большой знаток ярких женских характеров. Круг чтения Клеопатры, как и любой другой девочки благородных кровей, составляли Эсхил и Софокл, Пиндар, Гесиод и Сафо. О книгах, написанных на других языках, Клеопатра, как, впрочем, и Цезарь имела довольно смутное представление. Даже историю Египта ей приходилось изучать по трем греческим текстам. Основу образования составляла словесность, но кроме нее подрастающая царевна занималась арифметикой, геометрией, музыкой, астрологией и астрономией (тогда это было по сути одно и то же), так что она могла отличить звезду от кометы и немного музицировать на лире. Что касается геометрии, то сам Евклид не смог объяснить своему ученику, зачем, собственно, она нужна.
Клеопатра не имела обыкновения читать про себя. Обычно она декламировала в полный голос или слушала чтение наставников и слуг (двадцатистраничный свиток папирусов был одновременно громоздким и хрупким; правой рукой папирус держали, левой — разворачивали). Чтобы разобрать сплошной текст без пробелов, абзацев и знаков препинания, зачастую требовалась помощь опытного чтеца. Читать полагалось громко и с выражением, правильно артикулируя и закрепляя эффект театральными жестами. К четырнадцати годам царевна в полной мере овладела искусством риторики, которое в античном мире ценилось не меньше философии. Красноречие наставника Птолемея решило судьбу Помпея. Кстати, не исключено, что Теодот учил не только брата Клеопатры, но и ее саму; известно, что в риторике ее наставлял настоящий мастер слова и, скорее всего, евнух.
Талантливый оратор творил подлинное волшебство. От девушек таких навыков не требовалось, но Клеопатра по праву гордилась умением выстраивать систему аргументов, чтобы доказать или опровергнуть любое высказывание. Красота и выразительность слога роднили риторику с поэзией. Клеопатра научилась четко формулировать свои мысли, ясно их выражать и облекать в изящную форму. А форма была важнее содержания, ибо, как сказал Цицерон: «Разум — светоч человека, красноречие — светоч разума». Клеопатра могла произнести панегирик, обличить противника или вывести силлогизм хорошо поставленным голосом, с гордо поднятой головой и горящим взором. Ей ничего не стоило произнести речь на любую тему, оживив ее уместными примерами и яркими цитатами. Почему Купидона изображают в виде крылатого мальчика с луком и стрелами? Верно ли, что рок правит миром? Что могла бы сказать Медея, готовясь умертвить собственных детей? Вопросы были одни и те же, но каждый отвечал на них по-своему. Попадались темы, будто специально придуманные для семейства Птолемеев. «Справедливо ли убить родную мать, если она убила твоего отца?» История часто вносила в программу занятий свои коррективы. Пройдет совсем немного времени, и школьники станут рассуждать о том, стоило ли Цезарю наказать Теодота, утверждавшего, что мертвые не кусаются. Была ли ему на руку смерть Помпея? Как ему полагалось поступить, чтобы не уронить своего достоинства? Что должен был выбрать Цезарь: отнять жизнь Теодота за жизнь Помпея или признать, что тот заслужил смерть?[8] Была ли война с Египтом разумным решением?
Риторика была непростым делом. Надлежало правильно дышать, держать темп, делать паузы, понижать и возвышать голос. Произнося речь, полагалось стоять прямо, вытянув руки вдоль тела. В конце обучения более-менее способный ученик должен был превратиться в артистичного и убедительного оратора, готового продемонстрировать умение говорить и в собрании, и в суде. «Искусство красноречия, — сказал кто-то, — требует больших усилий, постоянной работы над собой, упорной тренировки, богатого опыта, глубокой мудрости и безотказного чутья». А еще кто-то заметил, что столь интенсивное обучение может сделать из человека дельного законника, талантливого актера или законченного безумца.
Обучение Клеопатры подходило к концу, когда ее отец скончался от тяжелого недуга; ему был пятьдесят один год. Поздней весной верховный жрец возвел на трон царевну и ее брата. По традиции церемония прошла в Мемфисе, священной столице Египта, где обрамленные рядами сфинксов дороги вели через пески к храму, чьи раскрашенные в яркие цвета и увешенные флагами капеллы, египетскую и греческую, охраняли известняковые львы и пантеры. Окутанный сладкими клубами ладана жрец в белоснежных льняных одеждах, с леопардовой шкурой на плече воздел над головами Клеопатры и Птолемея украшенную золотыми змеями корону Верхнего и Нижнего Египта. В стенах святилища брат и сестра принесли клятвы на египетском языке; затем Клеопатру увенчали диадемой.
Новой царице исполнилось восемнадцать лет, Птолемей Тринадцатый был на восемь лет моложе. Столь юный возраст не должен нас смущать. Александр в шестнадцать лет командовал войском, а в двадцать владел миром.
В тот день лба Клеопатры впервые коснулась корона.
Царице не составило труда расположить к себе римлянина. В те времена чрезвычайно ценилось Умение красиво говорить. А говорить Клеопатра умела. Даже враги царицы восхищались ее непревзойденным красноречием, упоминая его заодно с примерным воспитанием, сильным характером и «сияющим взором». Природа наградила Клеопатру глубоким бархатным голосом, будто специально созданным для произнесения речей, и редким даром убеждения. Цезарь, кстати, не обладал ни тем, ни другим. Александрия была греческим городом, но располагалась в Африке, официально называлась Александрией Египетской, но по сути египетского в ней было мало. Столица и страна соотносились друг с другом как Манхэттен и Америка, только говорили в них на разных языках. Клеопатре предстояло завоевать любовь сразу двух народов. Ее семья правила землей, древней даже по меркам древнего мира, землей, жители которой говорили на самом древнем из существовавших тогда языков. Этот язык был туманным и сложным, с неудобоваримой письменностью (египтяне пользовались демотическим письмом. Иероглифика существовала исключительно для ритуальных целей. Едва ли Клеопатра свободно читала иероглифы). Языком торговли и бюрократии был греческий, и египтянам волей-неволей приходилось его изучать. Греки, в свою очередь, не стремились учить египетский. Клеопатра истязала себя бесконечными уроками по собственной воле. Она стала первым и единственным представителем рода Птолемеев, способным
