любимый кофе — для него дорогой. Словом, о любви к Дольскому я говорить не могу, но он мне симпатичен.
Наверное, он тоже не умирает от вулканической страсти ко мне, но нам с ним всегда легко и весело — что вечерком за чашкой кофе, что ночью в постели, а такая легкость в общении не каждому дана. Это, согласитесь, дар.
Понятное дело, так, как подруге, мне не жить: банкир может исполнить почти любую Олькину прихоть, хотя морально ей вряд ли столь же комфортно, как мне. Так это или не так, каждая из нас удовлетворяется тем, что имеет.
Хорошо хоть жилплощадь какая-никакая у моего журналиста имеется. Это не наследство и не заработанная им собственная жилплощадь, а всего лишь комната в семейном общежитии, которую выбил для него у городских властей редактор газеты. Родом Коля из курортного городка Горячий Ключ, но жить и работать там не хочет — не те масштабы для профессионала.
Какое-то слово в моих размышлениях заставило меня на мгновение застыть: я опять упустила что-то важное. Или показалось?
Комнатушка Дольского, между прочим, с раковиной и газовой плитой, хотя остальные удобства и во дворе. Пардон, в конце коридора. Лучше, чем ничего. Иначе наш роман с журналистом закончился бы, не начавшись, то есть остался на конфетно-букетной стадии.
Самое смешное, в отличие от меня Николаша с оргтехникой не дружит. То есть для него Интернет — темный лес, а к компьютеру он подходит только в одном случае — чтобы поиграть в карты: игре, хоть и с трудом, научила его я.
Для этого он заранее узнает, когда Ольги нет на месте, и приходит ко мне на работу.
— Я зарублюсь? — спрашивает он, кивая на монитор.
— Зарубайся, — соглашаюсь я.
— Нет, ты мне включи.
— Все включено. Войди в файл «Программы», найди игры…
— Ларчик, ну что тебе трудно самой все сделать? А вдруг я нажму что-нибудь не то.
— Ничего, я все поправлю.
Николаша кладет на стол передо мной шоколадку. Он знает мои вкусы: горький, пористый шоколад с миндалем.
— Ладно, темнота, — сдаюсь я, — включу тебе твою игру».
— Скажи, Киреева, сколько денег тебе нужно для счастья? — врывается в мои размышления голос подруги… Пардон, шефиня, подруга — вне работы. Тот самый вопрос, что задавал Остап Бендер Шуре Балаганову.
— Для сиюминутного счастья или долговременного?
— Для того и другого, — уточняет Ольга Остаповна, то бишь Ольга Александровна.
— Для первого — три тысячи деревянных. Для второго — десять штук баксов.
— Не хило! Я имею в виду, второе. А на сиюминутном ты не продешевила?
— Отнюдь! — Почему-то Ольга злится, когда я употребляю это слово. «Скажи еще, с совершеннейшим к вам почтением!» — возмущается она. Но сейчас я даже повторяю: — Отнюдь. Раздать долги, купить босоножки — и счастливее меня не будет человека. Целый месяц!
— Ты же недавно покупала босоножки.
— Вспомнила бабка, как девкой была! В прошлом сезоне. Для женщины главное — обуть ноги. Это как для мужчины — автомобиль.
— Мне никогда не понять твоего ассоциативного, как ты говоришь, мышления, — жалуется президент компании «Каола». — Босоножки, автомобиль, счастье…
— А с какой стати ты задаешь мне вопросы о деньгах?
— С такой, что, возможно, в середине июня, через две с небольшим недели, нам на счет упадет некая очень впечатляющая сумма…
— В середине июня, ты сказала? А сейчас у нас что?
— У нас — конец мая! — Ольга с подозрением смотрит на меня: — Ты не колешься? Анашу не куришь?
— У меня такое впечатление, будто я что-то важное забыла, — медленно произношу я, не обращая внимания на шефские подначки. — Что-то очень личное…
— Я знаю, — говорит Олька, — ты собиралась дать под зад коленом своему газетному писаке!
Не пойму, почему мой бойфренд вызывает у нее такую моральную аллергию. Мужик как мужик. Понятно, не качок и грудная клетка узковата, зато мозгов вполне достаточно, чтобы общение с ним было интересным, плюс характер легкий… Не пойму, кого я уговариваю, себя или мою подругу?
— Чем тебе не глянулся бедный Дольский?
— Я не люблю халявщиков: ни мужчин, ни женщин!
— Николка не халявщик, — протестую я. — Он просто не умеет делать деньги.
— Он не умеет думать. Искать выход. Вообще напрягаться. Раньше за него думала мама, теперь — Лариса Киреева. Как удобно! По-моему, у тебя гипертрофированный материнский инстинкт.
— Ты хочешь сказать, что он меня не любит, а лишь пользуется?
— Ха, любовь! Так я и поверила. Мы еще в институте говорили: «Любовь придумали мужчины, чтоб бабам деньги не платить!»
И тут я на нее, обижаюсь. Всерьез. Она считает, что уж если спишь с мужиком без любви, то надо хоть что-то за это получать. То есть она вовсе не имела в виду, что мужчина должен платить деньги. Но наверняка должен делать дорогие подарки, возить на хорошей машине. Словом, создавать женщине максимальный комфорт. А поскольку у меня ничего такого не было, значит, по ее мнению, я — лох.
Подруга вслух этого не сказала, но по лицу ее, слава Богу, я научилась читать. А мне, например, ее Лева вовсе не нравится. Но у меня и в мыслях не было говорить Ольке об этом. Еще древние греки предупреждали, что о вкусах не спорят. А наши предки добавляли: кому поп, кому попадья, а кому и попова дочка. Так что пусть оставит моего Николашу в покое!
В запале, вздыбив от возмущения свои мозги, я наконец вспоминаю то, что забыла. Я забыла, что двадцать восьмого мая истекает шестимесячный срок завещания, после чего я могу вступать в права наследования. Иными словами, получить в свою собственность некий дом в глубокой провинции, оставленный мне умершей теткой.
Ольга шутит, что я могла бы оформить его на себя и наезжать туда в отпуск. Или однажды провести там медовый месяц… Но по привычке говорить всякие непристойности Олька поправляется, что я могла бы проводить там все свои медовые месяцы. Ну не гадюка ли?
Мы обе знаем, что об этом не может быть и речи. В отпуск, наверное, ближе на Канары поехать, чем в ту глушь. И дом этот ведь выгодно не продашь. Кто такую рухлядь купит? Разве что под сарай возьмет. И отказаться неудобно, тетка отдала мне все, что у нее было. Неужели я окажусь такой неблагодарной свиньей?
Ко всему прочему, нынче моя очередь ехать в Италию — подбивать бабки с Серджио и потихоньку готовить его к мысли, что наше успешное сотрудничество скоро закончится. Одна израильская фирма — с подачи Ольгиного Левчика — предлагает нам ту же оргтехнику, но на пятнадцать процентов дешевле. Кто умный откажется?
Может, я зря гоню пургу? Так ли уж долго вступать в это самое наследство? Смотаюсь туда-сюда и в Италию успею съездить. Ольга сейчас раскричится. Она еще месяц назад говорила: «Постарайся ко времени своего отъезда подогнать все дела».
А пока… Я ведь обижена на нее или нет?
— Мне срочно нужен отпуск, — говорю я безо всякого выражения: пусть гадает, в чем дело, раз она такая всезнающая!
— Отпуск. Без содержания? — нарочито строго уточняет шефиня; она номинальный руководитель, потому что соучредителями мы выступаем в равной мере и даже право подписи на документах имеем обе.
— Можно и без содержания, — равнодушно пожимаю я плечами.
