ружье. Не получится ли уговорить царя Павла на продажу нескольких тысяч таких «vintovka»? Попытаться стоит.
– Ваше Императорское Величество, извольте на ужин! – Капитан Акимов, благоухающий березовыми листьями, хорошим табаком и пошлым шотландским виски, предельно серьезен. – Последуем совету генералиссимуса Суворова.
– А что он советовал?
– Вам понравится, – заявил Сергей Викторович и гостеприимно распахнул перед императором дверь.
Опять сидеть в душной и тесной «izba» с низкими потолками? Опять есть грубую крестьянскую пищу, от которой немилосердно болит желудок? Сколько же еще продлятся мучения?
Капитан правильно понял заминку императора:
– А куда деваться, Ваше Величество? Мы в походе, и перебирать не приходится. Но сегодня наш повар обещал кое-что новенькое.
В избе светло, несмотря на сгустившиеся на улице сумерки. Висевшая над столом лампа с похожим на грушу стеклом давала света больше, чем если бы зажгли два десятка свечей, и сидящий Багратион отбрасывал густую тень на беленую известью печку. А чуть выше тени, из-под ситцевой занавески в веселенький горошек, торчали несколько вихрастых детских голов. Неужели они не мешают князю?
На заданный по-французски вопрос Петр Иванович улыбнулся:
– Почему мне должны мешать мои будущие солдаты?
Наполеон вздохнул с тайной завистью – планы Павла Петровича о введении всеобщей воинской повинности не являлись для него секретом. Вслух же сказал:
– Но зачем вам такая армия? С кем вы собираетесь воевать?
– Прошу прощения, Ваше Величество, но я не уполномочен обсуждать внешнюю политику нашего государства. Если желаете, можем поговорить о внутренней.
Император не желал. Он вообще ничего не желал, кроме как быстрее добраться до Москвы и высказать царю Павлу все, что думает о России и русском гостеприимстве.
– Мы опять ужинаем втроем?
Багратион развел руками:
– Его Императорское Величество Павел Петрович выразил опасение, что по дороге вас попытаются отравить.
– Кто?
– Да кто угодно. Разве мало кому выгодно воспрепятствовать сближению Франции и России? Те же англичане или австрийцы, даже турки…
– Вы думаете?
– Не буду настаивать именно на турках, Ваше Величество, но поверьте – враг не дремлет!
Наполеон опять дернул плечом – русский генерал оказался настолько помешан на безопасности, что для ее обеспечения пришлось оставить всех своих спутников под охраной гарнизонов в крупных городах. Княгиню Невельскую – в Бресте-Литовском, Ларошфуко – в Сморгонях, князя Боргезе – в Пинске, а герцога Фриульского вообще в Могилеве. Кстати, нужно будет непременно приказать расстрелять проклятых географов из Французской Академии, уверявших, будто от границы до Москвы не больше полутора тысяч русских верст. За что деньги получают, канальи?
При воспоминании о деньгах нервный тик усилился, и обеспокоенный Багратион, встав из-за стола, протянул императору стакан с чем-то прозрачным и незнакомо пахнущим:
– Выпейте, Ваше Величество.
– Нет! – Бонапарт резко отстранился, едва не потеряв равновесие. – Довольно, генерал! Довольно держать меня за идиота! Вы позволяете себе издеваться над монархом союзной державы? Ваше право! Но и я вправе потребовать у Павла Петровича вашу голову залогом союза и дружбы. Даю слово!
– Ваше Величество…
– Прочь! Не желаю больше никого видеть!
Ошалевший Багратион пулей выскочил из избы, успев схватить в охапку форменный полушубок с генеральскими погонами, и остановился только на улице, поджидая поспешившего следом Акимова. Прохаживающийся под окнами часовой сделал вид, будто не заметил растерянного вида Петра Ивановича.
– Что это с Бонапартием? Какая муха укусила? – удивленно спросил капитан.
– Мне кажется, Сергей Викторович, что наши шутки зашли слишком далеко. Он хоть и самозваный, но все же император.
– Скажите, какая фифа… дать в рыло раза два для просветления чувств.
– Убьете, – усмехнулся генерал. – Французы, они существа нежные.
За спиной громко стукнула распахнувшаяся настежь дверь, и обернувшиеся на шум Багратион с Акимовым обнаружили прямо на снегу перед собой босоногого мальчишку с выпученными в испуге глазами:
– Дяденьки, там этот иноземец помирает!
– Вот ведь гнида! – Капитан бросился обратно в избу, не забыв ухватить вопящего мальчугана – кондрашка, приходящая к императорам, вовсе не повод к детской простуде.
– Держи его за ноги! – Ворвавшийся следом Петр Иванович мгновенно оценил обстановку и попытался ухватить бьющегося в припадке Наполеона за плечи. – У него падучая!
Навалился, одновременно пытаясь достать рукой упавший на пол полушубок, чтобы подсунуть его императору под голову. Не дотянуться…
– Сдохнет – скажут, что это мы отравили. – Акимов, севший верхом на Бонапартовы сапоги, зло помянул Парижскую Богоматерь.
– Даже если живой останется, то все равно скажут. – Генерал наконец-то ухватил полушубок за рукав и сейчас устраивал импровизированную подушку. – Он вроде бы раньше припадками не страдал.
– Теперь будет. А что дальше-то делать, Петр Иванович?
– Я откуда знаю? Здесь врач нужен. Эй, малец…
– Туточки я, дяденьки, – с готовностью откликнулся мальчишка.
– Отца с матерью позови.
– Так нету их.
– Совсем?
– Не-е-е, на заработки ушли. На ткацкую фабрику князя Гагарина нынче осенью большой набор был. Завтрева только приедут, а что передать-то им?
– Да не им… Тогда сам беги – солдата, что у дома с ружьем ходит, приведи, да пусть он доктора захватит.
Доктор появился минут через пять, будто заранее ждал неприятностей со здоровьем Наполеона. Маленький, толстый, с розовой лысиной в обрамлении венчика взлохмаченных волос, в круглых очках, он производил впечатление доброго и милого человека, каковым, собственно, и являлся. А то, что сей эскулап из пистолета на спор попадает в подброшенную монету и в недавнем шведском походе считался лучшим специалистом по срочным допросам, посторонним знать не следует. Ипполит Станиславович вообще был очень скромным.
– Что это с ним?
– Это я должен спрашивать! – возмутился Багратион.
– Вы неправильно поняли, Петр Иванович. – Доктор закончил протирать запотевшие с мороза очки и водрузил их на нос. – Падучую, в Европах именуемую эпилепсией, вижу, но что послужило ее причиной?
– Вот и выясняйте! – Генерал отпустил переставшего биться французского императора и поднялся на ноги. – Доставайте свои клистиры, в конце-то концов.
– Это всенепременно. – Ипполит Станиславович нетерпеливым жестом согнал Акимова с Бонапартовых ботфортов и раскрыл вместительный кожаный саквояж. – Но сначала отворим кровь. Кто-нибудь поможет мне переложить больного на кровать?
Назвать кроватью грубо сколоченный топчан с набитым сеном матрацем не решился бы и самый
