лес выходит почти к самой дороге, а с другой — пригорок, поросший высоким кустарником. Вчера было тихо, только уже в самом конце встретили звериную тройку, а сегодня кто знает…
Тут же, в подтверждение опасений, мелькнула серая тень, и в лобовое стекло ударился крупный твареныш. Зацепился за верхнюю кромку капота и оскалил пасть. Вот же… Бум… еще один прыгнул справа, целясь в чуть приоткрытое окошко, но промахнулся и расплющил морду в нескольких сантиметрах от моего лица. Третий шкрябал когтями по крыше — даже не представляю, за что он там держался.
— Ну что, началось веселье? — Андрей сдвинул рычажок на рулевой колонке. Заработавшие дворники треснули зверушку по носу, и он, недовольно заурчав, вцепился зубами. Еще щелчок — теперь твареныша мотало по всему лобовику с большой скоростью. — Настырный какой, скотина!
— Сейчас я его сшибу!
Но не тут-то было. Стоило мне только еще чуть опустить стекло, как в него сверху сразу же просунулась когтистая лапа. Я ткнул в кнопку, закрывая окошко, и в ответ услышал визг. Что, сука, не понравилось? А если ножом? Ну вот, почти новую куртку кровью заляпал. Но зато твареныш упал на дорогу, кувыркнувшись несколько раз. А первого все колотило задницей по капоту. Черт. Где же последний, который промахнулся? Акела хренов.
Бросаю взгляд в боковое зеркало. Он там, на дороге, ухватил за загривок трехлапого коллегу и волоком тащит в сторону кустов. Съест или по другой части употребит? Хотя вряд ли, у всех ранее виденных половые органы отсутствовали. Так… что-то вроде клоаки с единственным отверстием на все надобности. Значит, сожрет — взаимовыручку звери не практиковали. Стоп, а у озера вчера? Неужели умнеют? Вот только этого и не хватало.
— Останови! — Тормоза схватили намертво, и висящего на дворнике твареныша выбросило вперед.
Я выскочил из машины и влепил в него заряд дроби. Бабах! Это с другой стороны Андрей лупит по отступающим. От выстрела с десяти метров обоих снесло с грунтовки на обочину.
— Пап, проверим?
— Да ну их на хер!
Действительно, лучше нарушить наши неписанные правила и оставить за спиной недобитков, чем рисковать дождаться сбора стаи. И так, как думается, соберем за собой изрядный хвост. Нужно будет попросить Гусей-номерных немного проредить сопровождение у Грудцино. Все равно поедем по их бывшей центральной улице мимо КПП. А потом через Ворсму… Только бы там не было никаких сюрпризов в виде упавших на проезжую часть столбов, которые и в мирное-то время валились под грузом честно отработанных десятилетий. Не удивлюсь, если первые лампочки Ильича именно от них и запитывали. Советская власть виновата, не иначе.
Ладно. Поехали дальше, а то меня с философии на политику перекинуло. Ну, слава богу, политика теперь стала объектом изучения историков далекого будущего. То, что сейчас, это не она. Это обычное выживание и взаимовыгодное сосуществование. Или их попытки.
А вот и Фроловское показалось. Машина спустилась с одной горки, бодро прокатилась по мостику через ручей и пошла вверх, в следующую горку. Еще два поворота, и церковь с правой стороны, около которой вчера нашли нашу «Тойоту». Вчера… а кажется — не одна неделя прошла.
— Музыку включить? — предложил Андрей. — Пусть нам чего-нибудь спляшут.
— Угу, — согласился я. — Только не тот диск.
— А где я другие найду?
— Подожди, в бардачке гляну.
Так, что здесь есть? Такое, чтобы поритмичнее и потупее, как раз для дороги. Хватит серьезности, достала уже. Но прежний хозяин машины был еще тем эстетом: Битлы, Чайковский, Ванесса Мэй, Фредди Меркьюри, Элтон Джон. Хм… больше половины — пидоры. Но талантливые, заразы, вот чего не отнять. А это, в красной коробочке? Джо Дассен. Надо же, точно такая подборка, как и у меня была когда-то. Ставлю диск, и над нашими полями звучит голос слишком рано умершего шансонье, поющий про поля Елисейские. Париж… нет уже, наверное, праздника, который всегда с тобой. И твареныши давно доели последнего официанта в «Клозери де Лила». А музыка осталась. Давай, друг, пой! Нельзя стать бессмертным, но в человеческой памяти можно оставаться всегда молодым. У тебя это получилось, теперь наша очередь.
Опять захрипела рация:
— Чертобой, ответьте Птицефабрике.
— Старший слушает.
— Это Гусь-двадцать второй. Вижу джип со стороны Фроловского. Вы?
— Нет, блин, Дед Мороз на Снегурочке. Конечно, мы. Только заезжать не будем, пройдем по главной улице на Ворсму. Если есть хвост — обрубите. Как понял?
— Принято, Чертобой. — В динамике было слышно, как заколотили в обрезок рельса, объявляя тревогу. — Ждем.
— Добро, Двадцать второй, сейчас будем.
КПП промелькнуло слева, со стороны Андрея, и сзади сразу же захлопали выстрелы. Один, второй… два дуплета… еще одиночный. Не так уж и много за нами собралось, видимо, вчера изрядно проредили местное поголовье. Теперь не меньше недели в округе будет более-менее спокойно. Пока набегут на освободившиеся охотничьи угодья. Да и хорошо, сейчас самый сенокос начинается, все чуть-чуть безопаснее.
— Птицефабрика, ответь Чертобою-старшему.
— Я Гусь-двадцать второй.
— Спасибо, ребята.
— Да ладно, Михалыч, сочтемся.
Ну да, на том свете угольками рассчитаемся, если раньше не попадем в желудок к тваренышам. Кстати, а чем они питаются? Вряд ли осталось столько народу, чтобы хватило на прокорм. И в лесах никого нет. Даже зайцы пропали. И из крупных птиц — разве что водоплавающие. Ни глухаря, ни тетерева, ни куропатки. Скушали? А потом? Не комаров же ловят? Вот было бы здорово, если бы друг друга передавили. Просыпаешься в одно прекрасное утро, а на улице, как и прежде, кошки мяукают, собаки лают, пьяный сосед под забором валяется, жирная рожа с экрана телевизора об успехах экономики рассказывает… Нет, на фиг надо, сосед пусть лежит, а без рожи в ящике как-нибудь обойдусь.
В Ворсму въехали под грустную песню про следы на выпавшем снегу, помните ее в русском переводе? «Снег кружится, летает, летает…» В оригинале лучше, душевнее как-то. Вот промелькнула за окошком больница — наша вчерашняя цель, потом пошли частные дома с заросшими бурьяном палисадниками. В крайнем до самого Нового года, может, чуть больше, жила семья. Категорически отказывающаяся переселяться в Грудцино. Баптисты или адвентисты — не знаю точно, кто именно, но умудрились продержаться два с половиной года без всякого оружия. По весне нашел здесь восемь скелетов, разбросанных в беспорядке по разным комнатам — два больших и шесть маленьких. Во всяком случае, черепов со следами острых зубов было столько.
Мостик через Кишму. Рядом рыжий от ржавчины остов «уазика», въехавшего в киоск и сгоревшего вместе с ним. После моста узкая улица с чуть покосившимися, но вполне добротными домами дореволюционной постройки вела к парку. Маленькому, как и все в этом городке. И тишина. Такое ощущение — твареныши попрятались. Или испугались. Что из области фантастики. Или готовят какую-то грандиозную гадость. Тоже маловероятно — ну не могут они…
Память услужливо подсунула картинку из вчерашнего боя у озера — два десятка зверьков целеустремленно и, главное, вполне осмысленно строят плот из веток. Нет, ерунда, случайность! Этого не может быть просто потому, что не может быть!
— Вот бля-а-а! — Андрей резко ударил по тормозам, и я чуть было не треснулся башкой в лобовое стекло.
Огромный, в несколько обхватов тополь упал, обламывая под собой ветки, и перегородил дорогу. Сзади тоже послышался треск — второй такой же великан, высотой не меньше девятиэтажки, повалился, отрезая путь к отступлению.
— Вот жопа какая!
