«Dowtown Lexington Avenue Express».[33] Значит, ни в русское, ни в польское консульство он не ехал.
На Юнион-сквер они вышли. Вверх по лестнице, через маленький парк с чахлой травой и давно не крашенными, загаженными скамейками, к Бродвею, в этой части города узкому и замызганному. Рыжий шагал довольно быстро. На втором перекрестке он вошел в какой-то дом.
Георг остановился. Дом был старый, грязный, из бурого камня, с колоннами между окон и зарешеченными витринами на первом этаже. Георг насчитал девять с половиной этажей. Половина десятого представляла собой архитектурное украшение с романскими арками и капителями. Над узкой входной дверью он прочел: «Макинтайр-билдинг-874». Здание, доминировавшее над всем кварталом, судя по всему, видало и лучшие времена и даже умудрилось сохранить некие жалкие остатки былой красы и стати.
Дверь оказалась запертой. Не было и никаких окошек, и Георгу было не заглянуть внутрь, в подъезд или фойе, где, возможно, висела какая-нибудь табличка с именами жильцов или названиями фирм. Рядом со второй кнопкой звонка он прочел: «Андерсон», рядом с пятой, на новой медной табличке, витиеватым шрифтом было выгравировано: «Таунсенд энтерпрайзес», рядом с остальными кнопками надписи выцвели до полной нечитабельности или вообще отсутствовали.
Что делать дальше? Было уже четверть шестого; что на проезжей части, что на тротуаре негде было яблоку упасть. Георг перешел на другую сторону улицы и остановился перед витриной спортивного магазина, откуда мог хорошо видеть вход в Макинтайр-билдинг. Без четверти шесть Рыжий вышел из дома с папкой под мышкой в сопровождении молодого мужчины в джинсах и голубой рубашке. Минут через десять из подъезда выпорхнула целая группа молодых женщин, по-видимому секретарши, а около семи повалили один за другим господа в темных костюмах. Стемнело, и на шестом и седьмом этажах загорелся свет.
Георг устал. Он весь вспотел под перлоновым плащом, подбородок под бородой чесался, спина разламывалась. Вместе с усталостью пришло и разочарование. Каждый раз, когда открывалась дверь, он надеялся увидеть Франсуазу. Или хотя бы Булнакова. Или… Ах, он и сам не знал, что или кого он надеялся увидеть!
Как известно, терпение горько, а плод его сладок. Но никому и в голову не придет ставить знак равенства между терпением и успехом. Родители и учителя с детства внушают нам, что Господь Бог устроил так, что пресловутой рыбке из пруда должен предшествовать пресловутый труд, а не наоборот. Но зато если мы не жалеем сил и времени для достижения цели, то с полным правом можем рассчитывать и на успех. Чему нас никто не учит, так это
9
На следующий день в семь утра Георг уже был у Макинтайр-билдинга. На этот раз он отказался от спрея для волос, тонального крема, плаща и шляпы, ограничившись усами и темными очками. Он мог бы наблюдать за входом из-за столика у окна в «Макдоналдсе» на противоположной стороне улицы. Или с таким же успехом мог бы сидеть в ресторане на углу, где подавали завтрак, гамбургеры и жареных цыплят. Но поскольку он хотел иметь в поле зрения кнопки звонков, чтобы, может быть, разглядеть, на какую из них нажмет Рыжий, ему пришлось занять позицию в подъезде напротив. Все входившие подозрительно косились на него. В конце концов явился управляющий домом и пожелал знать, что он здесь делает. Георг ответил, что в здании напротив работает его подруга, она вот-вот должна вернуться из командировки прямо на работу и он поджидает ее здесь. А у кого она работает? В том-то и дело, что он этого не знает, иначе бы не стоял тут, а просто оставил бы ей записку или попросил передать, что заходил. Он знает только, что она работает в этом здании, потому что несколько раз встречал ее с работы. Сегодня она еще не приходила.
— А почему вы не пойдете и не спросите, где она работает?
Аргумент был настолько убедительным, что Георгу не осталось ничего другого, как выйти и пересечь улицу. Управляющий неотрывно смотрел ему вслед. Георг нажал первую снизу кнопку. Он не знал, что скажет или спросит, если ему ответят. Просто взять и уйти или только сделать вид, что он позвонил, ему не пришло в голову. Он нажал следующую кнопку. Управляющий продолжал следить за ним. В этот момент на улице показался Рыжий. Он шел торопливой походкой, размахивая руками. Георг повернулся и пошел прочь. Огромным усилием воли он заставил себя идти спокойно. Ему хотелось броситься бежать. Сердце его билось у самого горла. Метров через двадцать он обернулся, но не увидел ни управляющего, ни Рыжего.
Вечером Хелен взяла его с собой на бейсбольный матч «Нью-Йоркские янки» — «Кливлендские индейцы». Стадион даже издали выглядел огромным. А когда они поднялись по эскалаторам, пандусам и лестницам и добрались до своих мест, Георгу показалось, что они сидят на краю гигантского кратера, одна сторона которого взорвана. Верхняя трибуна была похожа на отвесную скалу; под ней, как под балконом, пологим склоном уходила вниз, к игровому полю, следующая трибуна. И все эти питчеры, кетчеры и бэттеры, которых называла ему Хелен, копошились у их ног, словно крохотные оловянные солдатики. Там, где полукруглый край поля заканчивался не трибунами, а огромными, величиной с киноэкран, табло и мониторами, виднелись дома Бронкса[34] и гаснущее вечернее небо над ними.
Хелен все очень доходчиво комментировала, и Георг быстро вник в суть игры. Игра то и дело останавливалась, команды менялись ролями, производилась замена игроков, а мячи, как на тренировке или словно забавы ради, бросались и ловились. Публика одобрительно или осуждающе ревела и свистела, аплодировала, улюлюкала, но вела себя прилично, никто ничего не крушил и никого не избивал. Торговцы разносили горячие колбаски, орешки и пиво. «Как на пикнике», — подумал Георг. Одной рукой он обнимал Хелен за плечи, в другой держал бумажный стаканчик, и настроение у него было прекрасное.
— Тебе нравится? — спросила Хелен и засмеялась.
Время от времени мяч вертикально взлетал ввысь в лучах прожекторов — белый шар на фоне темного неба. Один раз прожекторы выхватили из темноты пролетавшую над стадионом чайку. На одном из экранов представляли игроков и повторяли отдельные эпизоды матча. Телекамеры периодически скользили по трибунам.
— Где это?! — вдруг встрепенулся Георг и затормошил Хелен.
— Что?
— Вот это вот, на экране! Где сидят эти люди?
Он отчетливо увидел Франсуазу! Ее лицо! Сейчас на экране показалась какая-то семья — смеющийся толстяк в бейсболке с символикой «Янки», две чернокожие девушки, которые, увидев направленную на них камеру, помахали рукой. Все произошло в течение нескольких секунд.
— Это зрители. Здесь, на стадионе, — удивленно ответила Хелен.
— Я понимаю, что на стадионе! Но где? Внизу? Вон там? Где эти камеры?
Он вскочил и помчался вниз по крутым лестницам. Она, по-видимому, сидела где-то внизу: экран показывал ряды, расположенные почти на уровне поля. Георг споткнулся, чуть не упал, каким-то чудом сумел сохранить равновесие и понесся дальше. Поперечный проход, перила, охранники в красных бейсболках, синих брюках и синих рубашках перед отдельно устроенными лестницами — там начинались места для более респектабельной публики. Георг перепрыгнул через перила, через спинки трех пустых рядов, побежал влево, к ближайшей лестнице, и дальше вниз. Он сделал крюк, чтобы обогнуть охранника, но тот успел его заметить. Снова крутые ступени, снова вниз, все быстрее, через следующие перила. За ними все места были заняты. Он решил взять левее, к лестнице, увидел там охранника, справа — еще одного. Значит, вперед, через перила, туда, где было одно свободное место, потом вдоль трибуны, через спинку еще одного свободного кресла, потом еще одного и — вниз по лестнице.
