практически сразу же ему приснилась мама. Она плакала. Он почему-то ее такой и запомнил. Может, потому, что он ее и доводил до такого состояния. Дима, учи уроки. Не хочу. Дима, сходи в магазин. А на конфеты дашь? Дима, почисть зубы. Я вчера чистил. Димочка, вставай в школу. Да что мне с твоей школы? И так далее, и все в том же духе. Да лучше б ты с отцом тогда погиб. Нет, она так не говорила, но Дима читал это в ее глазах. И наверняка, чтобы скрыть эти мысли, она плакала. Почти все время плакала. Ну, хватит, подходил он к ней, перестань. Вот на что его хватало. У постороннего наблюдателя могло сложиться впечатление, что Дима ненавидит свою мать. Но это было обманчивое впечатление. Он ее очень любил. Может быть, как-то по-своему, но все же. Потом, повзрослев, он понял, что это он загнал ее в могилу. Родители отдают своим чадам все: любовь, нежность и свое здоровье. Он каждый раз, начиная с пятилетнего возраста, отбирал у нее кусочек здоровья. В тот день был первый кусочек.
– Сынок, ты сказал об этом папе?
Мальчик опустил голову и всхлипнул.
– Зачем?! Зачем, дрянной мальчишка?!
Дима молчал.
– Он же теперь убьет меня.
– Нет! – Дима поднял большие полные слез глаза на маму. – Нет! Он не убьет. Он никого не убьет. – Он не выдержал и зарыдал.
– Убьет, – тихо сказала мама.
Потом сон помутнел. Либо это слезы застилали глаза, но Дима видел только силуэты. Один силуэт (отец?) все время бегал перед глазами.
– Я решила от тебя уйти, – кротко сказала мама, будто не разрывала с мужем, а только спрашивала у него на это разрешение.
– Чего тебе не хватает?! Шлюха! Отвечай!
Женщина только пожала плечами. Отец сделал резкий выпад в ее сторону. Раздался громкий шлепок, и мама заплакала. Дима вжал голову в плечи. Ему тоже хотелось плакать. Ведь это он виноват в том, что папа сейчас бьет маму. Он рассказал ему, что они собрались убежать с мамой от него. Он не предатель, просто отец спросил, а Дима не смог солгать.
Отец схватил маму за волосы и начал таскать по комнате. Она смиренно висела у него на руке.
– Хватит! – взревел Дима. Он даже присел от собственного голоса не пятилетнего пацана, а мужчины тридцати пяти лет.
На лице отца читался страх. Он отпустил мать.
– Ах ты, сукин сын! Ха. – Отец хохотнул, и страх из глаз ушел. Его заменила ненависть. – Как метко. Сукин, – он показал на мать, – сын, – ткнул пальцем в Диму. – Ты на отца будешь голос повышать?
Дима знал, что это сон, но все равно боялся. Как тогда. Сейчас было все, как тогда.
– Ну-ка, пойдем, прокачу.
Он схватил Диму за руку и поволок к двери.
– Ты, сука, еще пожалеешь!
Когда отец запихивал его на заднее сиденье, Дима понял, что описался. А когда они выехали навстречу «КамАЗу», он проснулся.
Запах мочи был невыносимым. Дима встал. Он плохо понимал, где находится. Посмотрел в окно. На улице уже рассвело, но было пасмурно. Он принюхался. Мочой пахло от него или от дивана, на котором он сидел. В любом случае это значило только одно: он обмочился, как несмышленый ребенок.
Дима искупался и переоделся. Солнце начало проглядывать из-за туч, но настроение лучше не становилось.
Телефон зазвонил, когда Дима уже сидел в сарае, поглядывая на дверь. Все-таки он считал, что она таит в себе какую-то опасность. Дима начал связывать ее открытие и прояснения в голове. Если раньше об аварии он мог вспомнить только, что отец погиб и поэтому машины зло, то сейчас у него было кое-какое представление о том дне. И самое неприятное, конечно, было то, что Дима, похоже, на хрен никому не сдался. Все были заняты выяснением отношений. О Диме вспомнили, когда папа захотел отомстить маме. Неплохо так отомстить. Убить ребенка, и дело с концом. Ну, как говорится, на что ума хватило. Кто-то ссыт тебе в постель, а кто-то хочет тебя убить. И тут до Димы дошло. Если здесь действительно произошло убийство, а не самоубийство, то кто-то захочет и его убить. Их трое (теперь он был уверен – причастных к убийству трое), и хотя бы одному из них на ум может прийти такое простое решение.
Звонок вырвал его из размышлений о возможном собственном убийстве. Дима трясущейся рукой взял трубку. Посмотрел на дисплей. «Номер не определен». Улыбнулся. Это мог быть только Андрей. Нажал на зеленую трубку и поднес телефон к уху.
– Лаборатория писателя, – проговорил он.
– Я не сомневаюсь, – сказал Андрей. – Все с пробирками и колбами забавляешься?
– Не-а. Я в завязке, дружище.
– Надолго ли?
Дима пропустил мимо ушей его иронию и спросил:
– Ну а ты скоро к нам? Или вас в деревню уже и не затянешь?
– Затянешь, затянешь. Я и сам бы рад, да вот дела. Наверное, на выходные жди.
– Да, и захвати деньжат.
– Кстати, о деньжатах. Когда отрабатывать начнешь?
– Думаю, предыдущий аванс я уже отбил с лихвой. Так что все нормуль, шеф. Ждем дальнейших вливаний в выгоднейший проект.
– Хотелось бы верить. – Андрей хохотнул.
– Ну, до скорого?
– До него.
Дима долго держал телефон у уха. Речь друга показалась ему холодной не только потому, что он намекал на его пристрастие к алкоголю. Либо Дима, протрезвев окончательно, начал понимать истинное положение дел, а именно отношение к себе окружающих, либо их дорожкам пришло время разбежаться. Впрочем, он и не удивлен. То, что он никому не нужен, просто становилось аксиомой. Мать, отец, Лена, а теперь и Андрей. А себе-то самому ты нужен? У каждого на дне сознания (в полу, если угодно) есть дверь, за которой скрываются ответы на вопросы, узнав которые человек вряд ли захочет жить.
Дима знал, что не все так просто. Они не оставят его в покое. Первым пришел Никитка. Просиял своим румяным лицом над забором и ушел. Впервые не было никакого пакета. Был настоятельный совет вернуть долг в ближайшее время. Вот так-то. Крестный отец запустил репрессивную машину. Дима слышал о подобных махинациях. Когда навязывается долг и создаются все условия для невозможности отдать его в срок. А не отдал вовремя, включается счетчик. Метод выбивания денег из далеких девяностых может быть актуальным в их случае. Пока это его не пугало, это его раздражало.
Приход Стасыча и вовсе вывел его из себя. Участковый зашел во двор. Посмотрел на сарай. Дима сидел на крыльце дома. Незваные гости его не радовали, поэтому он даже не встал.
– Ну что, Димон, допрыгался? Я с обыском к тебе. – Петр Станиславович подошел к скамейке под яблоней и присел. Положил папку рядом и посмотрел на Диму: – Что скажешь?
Что он мог сказать? Примерно так он и представлял себе дальнейшее развитие событий. Обыск, наркота под подушкой, «ствол» в кроссовке, суд, срок. Все как положено.
– У вас и ордер есть? – не думал он, что спросит об этом.
– А зачем он мне?
Действительно. А зачем презумпция невиновности и суд? Давай ты меня просто расстреляешь, а потом подложишь то дерьмо, которое собирался.
– Или ты что-то скрываешь? Колюще-режущее, огнестрельное оружие, наркотики?
Дима встал, подошел к двери и толкнул ее.
– Заходи. – Он намеренно перешел на «ты», чтобы показать свое отношение ко всему этому процессу и, в частности, к представителю власти. – Ищи.
– Вот и правильно, вот и другое дело. – Петр встал, подхватил папку и пошел к крыльцу. В комнате он чувствовал себя как дома. Положил папку на стол, подошел к холодильнику, достал две бутылки пива и
