Очень не похоже на Андрея. Это что может твориться в голове, чтобы человек начал убивать? Тем более он не мог этого сделать, зная, что девушка беременна. Понятно, конечно, что убивал этот полудурок Сашка. Крестный отец (в прямом и переносном смысле) Семен прикрывал своего выпердыша. Ну а доблестный блюститель порядка Стасыч помогал скрыть это преступление. Но для чего все это? Мог ли на них повлиять Куликов? Или он был случайной причиной, то есть любовником, из-за которого ревнивый муж убил неверную жену? Непонятно. Вот это он выяснит, как только Андрей появится здесь.
Роман был практически готов. Это был первый случай в его писательской карьере, когда он так быстро разобрался с романом. И это несмотря на то, что после некоторых открытий в этом злосчастном доме он долго не мог сосредоточиться на истории. Сейчас его не покидали мысли о съемках Веры. Значит, у них было все оговорено, значит, Андрей знал о ребенке. Все эти факты говорили только об одном. Он собирался уйти из семьи. Пусть Дима недолюбливал Свету – жену Андрея, но она была его второй половинкой, и уйти от нее означало предать ее. Предать ее! Дима ненавидел предательство. Может, в этом как раз и кроется секрет? Девушка предлагает ему поставить кроватку туда, а телевизор сюда. Он кивает, соглашается, потому что если нет, то она все расскажет Светке.
Он вспомнил о том, что заперт, только когда дверь скрипнула и открылась. Дима не выказал никакой радости, хотя внутри ликовал. Он спокойно дописал предложение, поставил точку и сохранил текст. И только после этого встал и, будто ничего не произошло, направился к двери. С каждой ступенькой под ногой ему становилось все труднее сдерживать себя, чтобы не побежать. Он благополучно миновал последнюю ступень и наконец-то вздохнул полной грудью. Пока он поднимался, мысль, что это ловушка, что дверь вот-вот закроется, не покидала его. Но все обошлось. Его настроение омрачилось, когда он вспомнил о видении смерти жены. Он так ничего и не предпринял. А что он мог? Ни нового номера телефона, ни адреса Лены у него не было. В общем-то, кроме видений и желания помочь, у него не было ничего. Оставалось ждать Куликова. Только теперь, после того как открылись некоторые факты причастности Андрея к зверству, произошедшему здесь, Дима не был уверен, что Куликов захочет с ним встречаться. Но об этом он узнает не раньше чем завтра.
Дима прошелся по двору. Делать ничего не хотелось. Он поднял яблоко и уселся под деревом. Мысли путались, обгоняли друг друга. Казалось бы, вполне логичные выводы давались с таким трудом, что голова пухла. То, что его друг оказался двуличной тварью, не поддавалось никакой логике. Друг предал не только Свету, но и его – Диму.
Он увидел Петра Станиславовича, только когда тот присел рядом. Дима не испугался и не удивился. Он откусил от яблока и с набитым ртом спросил:
– Чем обязан?
– Подозрительна мне твоя личность, писатель. – Петр сложил руки на папке.
– Что так? Не поздновато спохватился?
– Ничего. Всему свое время. – Петр, не переставая, сверлил взглядом Диму. – Ты вчера был у Семена Макаровича?
Сука! Откуда он узнал.
– Да. Это тебе опять серьезные люди шепнули? – Дима доел яблоко и отбросил огрызок к сараю.
Петр кивнул. Не то соглашаясь с какими-то своими мыслями, не то отвечая на его вопрос.
– Я бы хотел осмотреть сарай, – сказал участковый и встал.
– Судя по всему, об ордере речи идти не может?
– Юморист, да?
– Что-то типа того, – улыбнулся Дима и тоже встал. – Могу я все-таки узнать, что мы ищем? Расчлененные тела? Наркоту? Оружие?
– Я, как найду, тебе обязательно скажу.
– Ну, тогда пошли искать?
Диму теперь не пугало, что ему подкинут какую-нибудь хрень лет на пять строгача. Он был уверен, что эта троица, эти три обезьяны боятся его как огня. Именно поэтому один сбежал, второй рыдает над фотографиями, а третий пытается что-то найти на него. Хотя не совсем понятно, что ему мешает подбросить неучтенный пистолет или изъятую у барыг шалу. Не буди лихо, пока оно тихо. Ведь, если на то пошло, Дима ничего еще не предпринял. Он просто их подозревал в причастности к трагедии, произошедшей здесь пару лет назад. Просто подозревал. А они, в свою очередь, в лице участкового проверяли, что он знает и на что готов. Дима и сам толком не разобрался, что знает. А уж на что готов, тут и вовсе говорить рано. Единственное, на что он был готов, так это дождаться Андрея и выслушать его версию.
– Ты знаешь, я поражен твоей наглостью, – начал участковый, когда они вошли в сарай, и тут же осекся. Дима понял, что привлекло внимание Стасыча.
– Неужели я нарушил закон? – съязвил Сысоев.
– Хватит паясничать! – Петр зло посмотрел на Диму. – Я сюда не шутки шутить пришел.
Дмитрий поднял перед собой ладонь и показал, что закрыл рот на замок.
– Клоун! – огрызнулся Петр и пошел к подвалу.
Дима последовал за ним. Для себя там ничего нового он мог и не встретить, но вот для блюстителя и орфографический словарь мог показаться предметом с другой планеты. Дима переживал за психику стража. Если на него так нервозно подействовала дверь в полу, трудно сказать, что с ним может случиться, когда он увидит диван в подвале или письменный стол.
Но тут пришло время удивляться Диме. Петр Станиславович подошел к столу, положил папку на закрытый ноутбук, прошелся около дивана, будто выбирая местечко поудобнее, и сел. Он вел себя так, будто этот визит в комнату под слоем земли был не первый.
– Вы здесь бывали? – набравшись наглости, спросил Сысоев. Собственно говоря, никакой наглости он не набирался, слова сами вылетали из него.
– Чем ты занимаешься здесь? – Петр намеренно пропустил вопрос мимо ушей. У него накопились свои.
– Месье Мегрэ в растерянности? Где же ваш дедуктивный метод, сыщик?
– Чем… ты… здесь… занимаешься?!
Пауза после каждого слова, произнесенного милиционером, означала значимость вопроса. Он очень хотел получить на него ответ.
Дима подошел к стеллажу, вынул первую попавшуюся книгу и показал Петру. Ею оказалось «Слово живое и мертвое».
– Книги сплошь о литературе. – Он поставил книгу назад, подошел к столу, откинул папку и показал на ноутбук: – На этом не только порно смотрят, но и печатают. Стол, стул… Тут, я думаю, объяснять не надо.
– Закончил, писака?
– Думаю, да. – Дима кривлялся. Он даже себе был противен, но ничего с этим поделать не мог. Мимика, жестикуляции, даже, черт возьми, язык получали приказы не от его мозга. Потому что он даже не успевал сообразить, когда произносил или делал что-то, чего не хотел.
– А теперь послушай меня. Я не знаю, кто ты. И мне, прямо сказать, начхать и размазать на это. Может быть, там, в своем гребаном мирке, ты какой-нибудь небесный житель, божок таких же шарахнутых типов. Заметь, я допускаю подобное. Но! – Петр поднял указательный палец, привлекая внимание. – У нас тут свои боги. Понимаешь? Мы поклоняемся другим. Вбей это себе в свою святейшую голову. Тебя любят не везде. И не всюду тебе будут прощаться твои закидоны.
– Что-то случилось? – Дима попытался выказать свое участие, но его снова подвела мимика.
– Ах ты, сука! – Петр соскочил с дивана, выхватил пистолет и направил его на Сысоева. – Что случилось?! Ты, сука, спрашиваешь, что случилось?!
Дима не стал рисковать здоровьем и просто молча смотрел на обезумевшего мента.
– Я скажу, что случилось! Ты приехал! Вот что случилось! До этого, твою мать, здесь мухи не трахались
