без моего пригляду! А сейчас что?! Сейчас два похищения за два дня! Не хреново, да?!
– Ниче так. – Опять слова выскочили раньше, чем Дима успел включить фильтр цензуры. Он боялся, что участковый в таком состоянии может выстрелить. Но, похоже, обошлось. Петр опустил пистолет и сел на диван.
– Я не знаю, кто ты… – прошептал милиционер.
Непонимание, неумение объяснить некоторые вещи порой могут свести с ума. Дима подозревал, что с Петром происходит что-то подобное. Участковый убрал пистолет в кобуру и встал.
– Аверченко мог податься в город, а вот Семен не мог. Он не мог оставить открытым магазин и уйти пешком. Понимаешь?
Дима ни черта не понимал. Единственное, что он смог уловить, так это то, что деревенский дон Карлеоне исчез, испарился.
Петр подошел к лестнице и посмотрел на Диму. Пристально. Сысоев подумал, что он видит даже камни в его желчном пузыре.
– Я не знаю, кто ты, но если выяснится, что к пропаже причастен ты, то я тебя с дерьмом смешаю.
В этот раз ни мимика, ни жестикуляция Диму не подвели. Он стоял как вкопанный.
Глава 11
Дима очень надеялся, что угрозы участкового были не более чем блефом. А пропажа Семена и его сына (сейчас он был уверен в их родстве еще больше) – это простое бегство от правосудия. Иначе что ему помешало предъявить обвинение Дмитрию, в конце концов? Все так, но был один вопрос: почему не побежал Петр или почему они не взяли его с собой? Тут одним дедуктивным методом не обойтись. Нужны улики, а еще лучше – допрос с пристрастием, с применением подручных средств. Он очень хотел помучить каждого из этой троицы. Или четверки? Была ли четвертая обезьяна? О наличии четвертой даже в японском фольклоре знают немногие. Сидзару – не совершаю зла. Обезьяна, прикрывающая руками промежность. Очень символично. Андрей своим членом совершил зло, Аверченко услышал, Семен увидел, а Петр сказал. Глупость. Бред. Может, между Андреем, Сашкой и Семеном кое-что и произошло, но Стасыч был нем как рыба. Вот для него пытки и нужны.
Итак, что мы имеем? Андрей знакомится в летнем кафе в Москве с Верой, дарит ей браслет. Потом приезжает в деревню, снимает летний домик и… Его легкий флирт превращается в настоящий роман со всеми отягчающими. Беременность Веры и желание (надо признать, вполне естественное) создать семью с отцом ребенка. Вот только это желание, судя по всему, было не обоюдным. Андрей наверняка не хотел менять все вот так, кардинально. Но почему бы не бросить Веру? Просто взять и уйти. Но тут не так все просто. Вера взялась за дело серьезно.
– Тебе бы детективы писать, писун.
Дима резко обернулся. На последней ступеньке сидел Аслан. Его распухшая шея, казалось, вот-вот лопнет.
Петр уже дошел до собственной калитки, когда вспомнил о папке. Она осталась лежать на столе писателя. Черт! Как не хотелось возвращаться! Лежали бы там те же самые бумаги, что и вчера, например, он бы до завтра о ней и не вспомнил. А так там сорок пять тысяч рублей. Девять пятитысячных купюр. Вклад трех земледельцев в их с Семеном лояльное отношение к их бизнесу. Семену, как он понял, теперь уж все равно. Не дай бог, конечно, но не мог он уйти вот так вот, в ночь, никому ничего не сказав. Петру с трудом верилось, что это нервное создание, именующее себя писателем, могло убить человека. Разве что в собственной фантазии.
Петр Станиславович дружил с Семеном Макаровичем с тех пор, когда их еще все в округе звали Петя и Сема. Они были как братья. Когда одному брату плохо, второму тоже. Сейчас Петр просто чувствовал, что Семена нет в живых. И виноват в этот писака. Он слишком слаб, нервозен, и глазки у него бегают, как тараканы, но это не делало из него ни убийцу, ни жертву. Вообще, про таких говорят: ни рыба ни мясо. Что-то было в нем, конечно. Но это так, пыль. Что-то же его подталкивало лезть в это дело. Упертость? Воля к победе? Какой победе?! Ему дали понять, чтобы не совался. Иначе смерть. Так он не только не прекратил разнюхивать, он еще и Сашку похитил. Да нет! Семен под сто килограммов, и Сашка лось здоровый. А писака и росточком не удался, и телосложением ближе к бабскому. Нет. Может, у него помощник завелся? Или вообще это не он? Просто совпало так. Были у Петра Станиславовича кое-какие соображения. Жил у них тут один залетный, собственно, после него и начался этот сыр-бор. Петр не видел его ни разу, он тогда работал в Балашихе. Вот этот самый ублюдок и втянул Сашку с Семеном в эту хрень. Он, конечно, не просил убивать Верку. Ему нужен был какой-то диск. Семен послал этого ушлепка, а тот разошелся. Вместо диска взял ее. Насильно, разумеется. Такие, как Аверченко, просить не могут. И, видать, переусердствовал. Семен позвонил Петру что-то около полуночи. Петр особо не расспрашивал, что да как. Он считал, что чужие тайны ему ни к чему. По причине неудобного их хранения. Свои-то не всегда… А чужие и подавно. За годы службы Петр научился держать язык за зубами. Чем меньше человек говорит, тем больше шанс не сболтнуть чего-нибудь лишнего. Он крепко вбил себе в голову одну пословицу, услышанную в каком-то фильме: «Рыбу убивает открытый рот». Так-то. И не только рыбу. Поэтому, чтобы не разделить ее участи, нужно держать рот закрытым. Он его держал закрытым и когда Семен убил Веру, и когда Сашка убил другую Веру. У них что это? Цикличность? Он держал рот на замке, когда хотелось всем рассказать, что Сашка сын Верки и Семена. Тяжело было, но он справился.
Петр за размышлениями не заметил, как подошел к магазину. Свет уже не горел, но в помещении кто-то был. Бледное лицо выплыло из темноты и тут же скрылось. В призраков Петр не верил. А вот в грабителей поверить пришлось. Самому сталкиваться доводилось. Он достал пистолет и бесшумно вошел в магазин. Как только он ступил на порог, колокольчик над головой предательски звякнул. И в этот же момент раздался знакомый скрип. С кресла-качалки кто-то встал. Петр напрягся и выставил перед собой пистолет. В дальней комнате, где продавались по большей части хозяйственные товары, кое-какая мебель и инструмент, что-то происходило. Грабитель или грабители, услышав, что в магазин кто-то вошел, вместо того чтобы притаиться, начали проявлять активность. Они метались по комнатке, гремели инструментом и ведрами, пересыпали гвозди из ящика в ящик. Какие-то странные преступники! Когда из хоззала раздался смех, Петр Станиславович понял: там психи.
– Эй, придурки, выходите по одному! – выкрикнул Стасыч и приготовился увидеть рожи сумасшедших. – С поднятыми клешнями! – добавил он тут же, почувствовав себя если не Жегловым, то Шараповым уж точно. А на самом деле он очень боялся. Рука с пистолетом тряслась. Совсем немного, и в темноте заметить это сложно, но он попытался взять себя в руки. Получалось очень плохо. Петр прошел мимо прилавка. И тут смех раздался где-то за спиной. Стасыч резко развернулся. Перед ним стояла Вера с вывернутой челюстью.
– Что это? – зачем-то спросил Петр.
Вера в ответ рассмеялась и показала куда-то за его спину. Он медленно (ох как не хотелось подставлять ей спину!) развернулся. Вера, та, младшая, которую он сам… Когда Семен позвонил и рассказал, что случилось, Петр, пока доехал, придумал сценарий самоубийства Веры. Он заставил Аверченко оттащить труп девушки в сарай, потом взял серп и вспорол ей брюшину, как дохлой рыбине. Сейчас девушка стояла, широко расставив ноги. Живот был цел, но из промежности свисала пуповина, на
