впивались в квадрат низкого набухшего неба. Закупоренные с зимы окна, никаких людей. Все подъезды под немыми дверьми, покрытыми ржавой облупившейся краской…
— Постоим, подождем, может, кто-нибудь покажется, — вздохнул Нюма.
Самвел топтался на месте и тихо что-то бормотал на своем языке.
— Что ты лопочешь? — Нюма уже терял терпение.
— Это двор? Двор — когда люди видят друг друга, смеются, разговаривают… Это даже не жильцы. Это пленные!
— Ладно, хватит! — разозлился Нюма. — Там, у тебя… Соседи смеялись, разговаривали друг с другом. А потом друг друга избивали и убивали…
Начинался очередной спор. Но на этот раз встречная фраза Самвела повисла в воздухе…
Дверь ближайшего подъезда, подобно старческим сухим губам, разлепилась и во двор вышла девочка.
— Послушай, здесь живет Дима? — разом воскликнули Нюма и Самвел.
— Вы из милиции? — девочка пытливо прищурила глаза.
— Почему из милиции? — спросил Самвел.
— Димку должна взять милиция, — ответила девочка. — Он наш сосед. Вчера напился и подрался. Мама вызвала милицию. А они все не идут. Со вчерашнего вечера.
— Напился? — удивился Нюма. — Он же еще совсем шкет.
— Совсем шмендрик, — поддержал Самвел. — Ты что-то путаешь.
— А какой вам нужен Дима? — почему-то озлилась девочка. — У нас три Димы. Один ходит в детский сад, второй в школу, а третий, что напился…
— В школу, в школу, — замахал руками Нюма.
— Тогда — на третий этаж. Тот Димка тоже хорош гусь! — девочка посторонилась, перепуская стариков в подъезд, и пробормотала вслед: — Ходют тут, а милиции не дождаться…
Кнопка лифта была продавлена. Нюма задрал голову. Шахта лифта ржавым позвоночником крепила площадки верхних этажей.
— Мертвое дело, — вздохнул Нюма, — придется идти пешком.
Самвел сурово молчал. Сказывалось настроение, вызванное незавершенным спором, прерванным появлением девчонки…
— Ладно, не злись, — Нюма перебирал ступеньки замызганной лестницы и старался наладить дыхание. — Я согласен. Здесь живут пленные.
— Ара, — бурчал через плечо Самвел, — ты всегда со мной споришь. Такой характер.
— Да. Вот такое я говно, — согласился Нюма, глядя в сутулую спину соседа. — И в бабах ничего не понимаю.
— Да, не понимаешь, — без намека на перемирие, подтвердил Самвел.
Тон переговоров явно вел к новому спору. Они уже ступили на площадку третьего этажа. Единственная деревянная дверь была покрыта веснушками звонков. Какая из них прятала шмендрика, непонятно…
— Жми на все! — сварливо посоветовал Самвел.
— Будет скандал, — боязливо ответил Нюма.
— Что, так и будем стоять? — Самвел решительно поднес ладонь к звонкам.
Но нажать не успел. Дверь открылась. На пороге стоял шмендрик Дима собственной персоной. В ногах у него восьмеркой выхаживал здоровенный кот…
— Вы к кому? — спросил Дима.
— К тебе, — подобострастно улыбнулся Нюма. — Не узнаешь?
— Ты нам собачку приносил, — поддержал Самвел. — Точку! Забыл?
Дима боязливо отступил на шаг, откинул ногой кота и закричал в глубину квартиры:
— Мама! Евреи пришли!
— Кто пришел? — послышался озабоченный голос из пещерной глубины коммуналки. — Иду, иду…
— Почему евреи? — всерьез возмутился Самвел.
— Ну не нанайцы же, — засмеялся Нюма.
— Я, мальчик, ар-мя-нин! — строго проговорил Самвел.
— А это кто такие? — поинтересовался Дима.
— Древнейший народ! — веско ответил Самвел и вздохнул. — Жаль, что ты этого не знаешь.
— У нас плохая школа, — посетовал Дима.
— Вы из школы?! — подошла мама шмендрика.
Невысокая, грудастая, довольно миловидная особа, в зеленом домашнем халате. Выкрашенные хной кудряшки кокетливо покачивались над широкими ее плачами. Придерживая пухлыми пальчиками ворот хала-та, она задержала удивленный взгляд на Нюме:
— Господи! Так это же Нюма! — воскликнула она простодушно. — Каким ветром Наум Маркович? Не узнаете? Я Вера! Вера Михайловна! Кассир. Вы у меня каждый месяц, пенсию получаете…
— Да, да! Узнаю! — засуетился Нюма. — Так вы Димина мама? Теперь я понимаю, кто тогда послал к нам Диму со щенком…
— Я и послала, — радовалась женщина. — А что он натворил, мой оболтус?!
И женщина легонько смазала шмендрика по затылку.
— Ничего я не натворил, — захныкал Дима и поднял на грудь кота.
— Оставь животное! — интеллигентно посоветовала Вера Михайловна. — Я уже устала отмывать Димку от всяких блох. Как кого увидит, в дом тащит! В вашем доме есть горячая вода?
— Была. Три дня, — вежливо вступил Самвел. — Опять отключили.
Вера Михайловна окинула Самвела одобрительным взглядом…
— И у нас отключили, — поддержала Вера Михайловна. — Да что мы стоим, как бедные родственники. Проходите в комнату…
Она широким жестом указала вглубь квартиры, разгоняя крепкий дух лука, жаренного на постном масле.
Самвел подмигнул Нюме и двинулся за хозяйкой. Подмигивание поразило Нюму, и он, лунатиком, последовал за ними. Дима, с котом на руках, замыкал процессию…
Комната оказалась самой последней в ряду насупленных дверей коммунальной квартиры. Бесчисленные белоснежные льняные вышивки на серванте, тумбочках, телевизоре, кровати и тахте придавали помещению вид площади, засиженной чайками и голубями. Особенно поражал абажур над столом, он походил на чайную бабу в широченной снежной юбке…
— Сами вышивали? — галантно поинтересовался Самвел.
— А то… — ответила Вера Михайловна. — Вы тоже ходите в нашу сберкассу?
— Теперь обязательно приду, — ответил Самвел. — Меня зовут Самвел Рубенович.
— Какое… романтичное имя, — Вера Михайловна улыбнулась.
— Он армянин! — вставил Дима.
— А ты иди к себе, со своим котом! — строго воскликнула Вера Михайловна и кивнула на дверь смежной комнаты. — Слово не даст сказать.
— Он как раз нам и нужен, — заторопился Нюма.
— Ладно. Унеси кота и возвращайся. Послушаем, что ты еще натворил. — Вера Михайловна повернулась к неожиданным гостям: — Хотите чаю?
Самвел призывно взглянул на Нюму. Но тот с нетерпением и надеждой смотрел вслед мальчику Диме.
— Нет, спасибо, — вздохнул Самвел.
— Как раз закипел чайник. У меня есть яблочный джем, — Вера Михайловна направилась было в кухню, но остановилась в дверях. — Вы смотрели вчера по телику «600 секунд»?! Ужас! Просто жить не хочется. Гниющие свиньи, из которых делают колбасу. Бр-р-р… А люди, что живут в уличных туалетах, среди крыс! Вот времечко, а?! Да озолоти, чтобы я теперь вошла в уборную на улице! И еще этот репортер хитрожопый… Простите, уже зла не хватает. Я бы его, мерзавца, в тюрьму упекла на всю жизнь…