Теперь я тем более хотел поддерживать с нею контакт, так как это давало мне реальный шанс выйти через нее на связь с западной спецслужбой. Итак, я предложил ей в будущем встречаться с большими интервалами в других странах, например, в Австрии или Югославии. За это время я как раз удачно провел в ходе моей первой операции в Югославии проверку наших агентов, выезжающих на Запад, и считал, что получу и соответствующие новые разрешения. Так как «Габи» и без того хотела через несколько недель поехать в Штирию ради горного туризма, я предложил ей оттуда на короткое время приехать в Любляну. В принципе, у нее не было возражений. Чтобы я смог сначала получить одобрение этого плана у меня в бюро, я попросил ее о второй встрече во время ее пребывания у матери.
Мой руководитель сектора полковник Хорст Фогель не считал смену места работы «Габи» столь проблематичной, а мыслил, пожалуй, прежде всего, с точки зрения карьеры: теперь там у нас как раз есть важная позиция в политическом Бонне, благодаря этому мы будем еще лучше выглядеть с точки зрения вышестоящих товарищей. Он быстро принял решение и дал мне зеленый свет на встречу в Любляне. Я не мог сам себе поверить, настолько легко все шло. Уже на следующий день я встретился с «Габи» в городке ее матери. Мы оговорили время и место встречи: отель «Слон» в Любляне. Если что?то изменится, она должна будет сообщить об этом на известный ей условный адрес в Восточном Берлине.
Я обдумывал: если «Габи» действительно управляла противоположная сторона, кто?то от них должен был появиться в Югославии, а если нет, то следующая встреча произошла бы как раз в Австрии, и тогда я смог бы действовать активно по собственной инициативе. Я предложил бы Зальцбург, так как он находится недалеко до Мюнхена, и тогда я смог бы лично постучать в двери БНД. Наконец, кажется, передо мной открывался реально прямой путь к цели.
К договоренному сроку я прилетел в Загреб и в первую очередь насладился там прекрасной едой, понравившейся мне со времен моего последнего посещения: поросенком на вертеле с конскими бобами. На следующий день я отправился на поезде вдоль живописной долины реки Савы в Любляну и поселился в «Слоне», богатом традициями пятизвездочном отеле. Я был в напряжении, но при этом настроение мое было приподнятым. Во второй половине дня я позволил себе отправиться в автобусную экскурсию в Камник у подножья Альп. После двухчасового марша я стоял перед моим первым «двухтысячником». Почему же Хонеккер и компания так хотели скрывать это от граждан ГДР? По какому праву господа — товарищи лишали, собственно, нас права на это?
Так как я теперь уже наслаждался привилегией быть «снаружи», я запланировал отдых по полной программе и на следующий день нашел еще время для второй туристической поездки, а именно в Копер на побережье Адриатики. Единственный портовый город Словении излучал неповторимый шарм. Но еще больше меня интересовала непосредственная его близость к Триесту, и тем самым — к Италии. Я гулял примерно в пяти километрах от пограничного перехода и с огромным удивлением отметил, что тут не было ни стены, ни проволочных заграждений. В стороне от контрольно — пропускного пункта стояли только несколько щитков, которые указывали на линию границы. Я оторопел: отсюда больше не было никаких препятствий в сторону запада. Теперь я понял, почему граждане ГДР не могли путешествовать в эту социалистическую братскую страну.
Вдруг у меня снова возник вопрос, не сделать ли мне прямо сейчас решающий шаг и просто уйти. Многие другие на моем месте с удовольствием бы поступили так. Это устранило бы всякий риск для меня, стало бы шагом в безопасное будущее. С уже накопившимися у меня знаниями о внутренней жизни Министерства госбезопасности БНД наверняка приняла бы меня с радостью. Но это казалось мне слишком простым, слишком примитивным, слишком скучным. Мне больше хотелось быть работающим на две стороны агентом, испытывать особенное возбуждение этого рискованного существования, проверить себя и доказать свои способности. Кроме того, у меня была еще семья в Восточном Берлине. Я повернул назад и вернулся в Любляну.
На следующий день я ждал «Габи» в вестибюле гостиницы. При планировании встречи я отказался от обычной процедуры с предварительной явкой, проверками на маршруте, сигналами об отсутствии наблюдения, что многие из моих коллег рассматривали как догму. Такая процедура предусматривала сначала визуальный контакт в точно определенное время в определенном месте, потом следовали проверочные мероприятия на случай слежки со стороны противника на специальном проверочном маршруте. После этого только, не раньше чем через один час, должна была состояться основная встреча. По моему представлению, однако, именно в этом процессе крылась также опасность слишком заметного для наружного наблюдения поведения. Почему бы просто не сесть за столик в пивной с садом или в ресторане быстрого питания, а партнер по встрече как бы случайно подсядет рядом? Или договориться о поездке в метро, войти по очереди в один и тот же вагон на двух разных станциях и потом усесться рядом. Это казалось мне намного естественней. Итак, я ждал в холле, часы проходили, а «Габи» все не появлялась. Не было и звонка в регистрационное бюро гостиницы, о котором мы договаривались на случай возникновения неожиданного объективного препятствия. Ничего. Мое настроение упало до точки абсолютного нуля. Я уже был полон иллюзий, что другая сторона сделает решающий шаг, и полагал, что нахожусь недалеко от цели. Но, как и в случае моей прежней попытки контакта, эта тщательно продуманная мною попытка тоже закончилась в тупике. Многомесячная подготовка оказалась напрасной. Я был на грани отчаяния и обдумывал в панике, не пойти ли мне еще перед моим вылетом, запланированным на следующий день, в консульство ФРГ в Загребе, чтобы оттуда установить контакт с Федеральной разведывательной службой. Но тогда было бы слишком много нежелательных посвященных и соучастников. Я решил не делать этого.
В Берлине мне пришлось признать свою неудачу в ходе официально запланированного укрепления контактов с источником в Бонне и потому дать заявку на проверку в будущем всей переписки между «Габи» и ее матерью. Но во всех открытых письмах не было обнаружено никакого скрытого намека, не стало известно и о новых планах поездок «Габи». Ничего. В конце концов, я сам захотел внести ясность и лично отправился к ее матери. «Габи» ранее представила меня своей матери как господина «Шиллинга», с которым у нее была пара дружеских встреч, и который очень заинтересовался ею лично. Поэтому мать без особых проблем дала мне адрес «Габи» и попросила меня спокойно почаще писать ей. В своем последующем письме дочери она тоже сообщила о визите к ней господина «Шиллинга». Я едва мог дождаться ответного письма. Наконец, служба почтового контроля МГБ, отдел М, прислал копию ее ответа. «Габи» писала, что господин Шиллинг может спокойно писать ей сам, он ведь знает, что она не замужем. Во время следующего посещения она с удовольствием встретится с ним. Но это, скорее всего, произойдет нескоро, потому что на новом месте у нее очень много работы и в ближайшее время на отпуск она не может рассчитывать. Но так как господин Шиллинг, судя по его рассказам, время от времени ездит в служебные командировки в Федеративную республику, он мог бы сам приехать к ней. Она очень охотно увидится с ним, даже если он не совсем похож на мужчину ее мечты.
Я понял, что это значило. Другая сторона хотела выманить меня на свою территорию, чтобы там, вероятно, арестовать или каким?то образом шантажировать. Мой шеф Кристиан Штройбель тоже почуял, что запахло жареным. Он был настоящим профессионалом и с самого начала учитывал возможность того, что за всем этим делом могла стоять вражеская спецслужба. Потому он приказал дождаться следующего приезда «Габи» в ГДР, а пока на первое время приостановить контакты. Прошел целый год, пока «Габи» в письме матери не упомянула о своей будущей поездке в ГДР. Но, тем не менее, к указанному в письме сроку она так и не приехала, а переносила встречу раз за разом. За это время мать вышла на пенсию и сама уже неоднократно ездила к дочери на Рейн. Мне пришлось окончательно похоронить свои планы сближения с другой стороной через посредство «Габи».
После моего перехода в Федеративную республику мои предположения подтвердились. «Габи» за время наших контактов испугалась, опасаясь того, что ее отношения с матерью окажутся под угрозой, если она продолжит иметь с нами дело. Как подтвердил мне господин Шорегге из ведомства по охране конституции в Кёльне, господа из тамошней контрразведывательной службы поставили на то, что я соглашусь вступить с «Габи» в контакт на западной территории. Тогда на своей земле, где они чувствовали себя уверенно, западногерманские контрразведчики увидели бы, кто я такой, что я делаю, и в чем собственно суть всего этого дела. В конце концов, это было недоразумением между двумя секретными службами. А ведь как великолепно всё могло бы быть: «Габи» официально была бы неофициальным сотрудником МГБ, но на самом деле курьером между БНД и мной. Какая чудесная двойная игра!
Но и контрразведка госбезопасности очевидно тоже о чем?то знала. Уже через три дня после моего ухода на Запад, когда в Штази собирали и анализировали всю информацию обо мне и моей работе,
