— Я никогда не забуду того, что там со мной творили. Только я вошла туда, сразу поняла, как презирают меня дочери баронов и лордов. Им казалось позорным дышать одним воздухом с дочкой служанки. Но если они были высокомерны, то я была горда. Училась день и ночь. Я решила стать выше них. И я увидела, что мне это удалось. Они не разговаривали со мной, но глаза выдавали их зависть. Я радовалась: ведь к тому-то я и стремилась. Но потом, когда меня выставили в эту дверь, а они смеялись мне вслед…
Она умолкла. Она скрипела зубами, сжав кулаки. Страшный гнев Эммы напугал Тома.
— Почему это до сих пор так вас волнует? — сказал он мягко, стараясь успокоить ее. — Не могу я этого понять. Если кто-то не хочет иметь со мной дела, я ухожу и ищу себе другое место.
С горьким смехом она пожала плечами.
— Ну, это ты!
Он покорно кивнул.
— Я знаю, вы из другого теста. Вы нежнее, да и кровь у вас горячей. Вы все время носите обиду в себе. Но так же, мисс Эмма, нельзя. Я и копил деньги, чтобы вы могли снова открыть дверь этого проклятого дома и войти туда. И занять там место среди этих надутых дочерей баронов и лордов: «Вот я здесь — и здесь я останусь!» Вот так я все придумал.
Он с улыбкой взглянул на нее сияющими глазами, наслаждаясь ее удивлением.
— Ты хотел это сделать. Том? — воскликнула она и, схватив его руку, крепко ее пожала. — Ради меня ты подвергал себя опасности, чтобы я могла продолжать учебу?
Он растроганно смотрел на тонкие пальцы, почти исчезнувшие в его грубой мозолистой ладони.
— Об опасности и речи нет, мисс Эмма. Просто развлечение, детская игра. Как вы думаете, не войти ли нам и не покончить ли с этим делом сразу?
Она невольно сделала шаг по направлению к дому. Ее лицо сияло. Но потом она внезапно остановилась в раздумье.
— Сколько же ты скопил, Том? У миссис Баркер дорого.
Он, смеясь, успокоил ее.
— Вот они, деньги. Завтра вечером будет ровно десять фунтов.
Она резко выпрямилась, ее пальцы выскользнули из его руки.
— Моя мать платила за меня восемь фунтов в месяц и это не считая одежды.
Теперь он смотрел на нее, пораженный.
— Восемь фунтов ежемесячно, — повторил он медленно. Потом сделал попытку вернуть мужество ей, а, пожалуй, и себе. — Эти десять фунтов — только начало. Пока их хватит, а тем временем я заработаю еще. Ливерпульцам всегда нужен контрабандный товар. Денежки так и поплывут ко мне.
— А если тебя поймает таможенник?
Он принужденно засмеялся.
— Король Георг — славный старый джентльмен и окажет бедному парню любезность, направив своих таможенников по другому фарватеру. Ну а если нет — Том Кидд не позволит себя изловить! Он лучше выбросит за борт весь хлам минхеров и месье, да и себя в придачу.
Он старался казаться беззаботным и веселым, но это плохо ему удавалось.
Эмма покачала головой.
— Ты очень добр ко мне, Том, и я благодарна тебе всей душой. Но если с тобой что-либо случится, и я должна буду еще раз пережить оскорбление… Да к тому же я не хочу отвечать за твои дела. Прошу тебя. Том, позволь мне самой все решить. Я знаю, что делаю тебе больно, и меня огорчает это, но поступить иначе я не могу. Не думай больше обо мне. Том, и ищи свое счастье в другом месте.
Она протянула ему руку, прощаясь с ним. Но он удержал ее, как бы желая никогда больше не отпускать. Его глаза робко всматривались в ее лицо, и он невольно заговорил простодушно, как в детстве.
— Что ты задумала, Эми? Ты собираешься сделать что-то такое, что заставит тебя страдать. Скажи мне, Эми. Позволь мне помочь тебе.
Она отвела глаза.
— Я и сама еще не знаю, что буду делать. Я совсем запуталась. Но я не могу жить и дальше так, как жила до сих пор, я погибну! Ты мне помочь не можешь, ни ты и никто иной. А теперь, Том, оставь меня, не иди со мной дальше. Я должна поговорить с матерью с глазу на глаз.
Она мягко высвободила свою руку и пошла вперед. Но он по-прежнему шел с нею рядом.
— А когда ты решишь, Эми, что тебе делать, ты мне скажешь? Ты скажешь мне, прежде чем предпринять что-нибудь?
— Может быть, — пробормотала она, не глядя на него. — Может быть.
Она свернула на площадь. Ее красивая, стройная фигурка смешалась с рыночной толпой. Том смотрел ей вслед пока она не исчезла из виду. Потом медленно двинулся следом за ней.
Эмма нашла мать в лавке мистера Блосса, где та обслуживала покупателей среди блестящих кувшинов с молоком, выложенных зелеными листьями корзиночек с маслом и громоздящихся друг на друге клеток с птицей. Она крепко обняла дочь, прижала ее к груди и поцеловала в лоб. И тут же хлынул поток жалоб. Мистер Блосс арендатор, с каждым днем становится все невыносимей. С тех пор как она потеряла доставшееся ей наследство, он придирается ко всему, что бы она ни сделала. Ничем ему не угодишь. Он называет ее бездельницей, говорит, что она даром ест хлеб, держит он ее по доброте и из милости.
Эмма слушала молча. Она видела, как поседели у матери волосы на висках, какие глубокие морщины прорезали на ее щеках и лбу тяжкие думы и заботы.
Довольно нужды! Довольно!
Во время перерыва, когда покупатели не докучали им, она рассказала все матери.
— Если я отправлюсь к мисс Келли, — взволнованно закончила она свой рассказ, — тебе больше не придется обо мне заботиться. Да я, наверно, и тебе смогу высылать деньги, чтобы освободить тебя от мистера Блосса.
Мать охватил страх.
— Мисс Келли! Да ты ведь ее не знаешь! Как ты можешь доверять ей? От знатной дамы впору ждать чего угодно. Сегодня она нарядит тебя в шелк и бархат, а завтра выбросит на улицу, если ей больше понравится другая.
Эмма засмеялась.
— Тогда я пойду к мистеру Ромни. Он хочет писать мой портрет. За каждый сеанс он дает мне больше, чем я теперь зарабатываю за целый год. Ему понравилось во мне все, он влюбился в меня до безумия. Я стану знаменита! Понимаешь, знаменита!
Она сияла. Однако с лица матери не сходила тревога.
— Вот, вот — знаменита! Ты только этим и бредишь с тех пор, как побывала у миссис Баркер. А знаешь ли ты, что это такое — знаменитая натурщица? Разумеется, люди тебя знают. Знают все о тебе. Ты стоишь перед ними, раздетая и потерявшая стыд. Встретив тебя, они станут показывать на тебя пальцами: вот Эмма Лайен, самая красивая девка в Лондоне!
— Матушка!
— Конечно, девка. Натурщицу можно купить. Каждый может купить тебя за несколько фунтов, которые он тебе швырнет. И это длится до тех пор, пока ты молода и красива. А потом уже никому до тебя и дела нет. И ты оказываешься на улице, в отрепьях, опозоренная, измученная. А я, твоя мать, — боже мой, для того ли я тебя родила? Для того ли растила, терпя унижения, надрываясь в трудах и заботах?
Она закрыла лицо руками и зарыдала. Совершенно убитая, она села на ящик в глубине лавки, стараясь спрятаться от взглядов прохожих.
Эмма угрюмо уставилась в одну точку.
— Перестань плакать, матушка, — сказала она наконец через силу. — Если тебе так тяжело отпустить меня, ну что ж, попробую и дальше терпеть эту жизнь.
Она отвернулась, чтобы скрыть слезы, невольно набежавшие на глаза. Ее взгляд скользил по идущим мимо людям, по пестрой толчее рынка.
Внезапно она вздрогнула. Что это там появилось в узком проходе между лавками?
