благородный Иван великодушно взял вину на себя. Мол, он сам захотел, никто его силком не тянул.
Вот такие прекрасные принцы еще живут на нашей грешной матушке-Земле.
Наш принц не пропал. Все у него со временем появилось: и квартира, и машина, и свой бизнес, и жена, и сын. Не могу сказать того же о Светлане. Просто не знаю, где она и что с ней, ее след затерялся.
У нас все как будто с ног на голову перевернулось, и в первую очередь в наших головах. Сначала секс — потом все остальное. Торопимся скорее все попробовать, всех запретных плодов надкусить, сколько успеем; ведь съесть — не поместятся, так хоть по крошке, но от каждого. Заглатываем, хватаем, тянем ручки — мне, мне, мне! Все дозволено, человек — звучит гордо, я сам себе хозяин, сам себе царь, бог и воинский начальник, что моя левая нога захочет, то и сделаю. И никто мне не указ.
Только все равно скучно. Все равно плохо. И почему же меня никто не любит?! Я же весь из себя такой человек! Я же звучу, черт меня подери, гордо! Мои права защищает туева куча всяких институтов, судов, организаций, прочая и прочая… Так почему мне так плохо? Так одиноко? Почему все вокруг такие гады, равнодушные, слепые, жлобы, хабалки, козлы и шалавы???!!! Люди! Ау! Я здесь! Кто-нибудь?!
Заметьте, я не призываю нас всех вернуться к старине, есть лаптем щи да кашу и спать на печи. Пряничная Русь-матушка, придуманная нашими русофилами, не имеет ничего общего с дремучей кондовой Расеей, в которой жили наши предки. В те времена тоже хватало всякого, если бы все было так уж замечательно и распрекрасно, как думают идеалисты, то откуда бунты, перевороты и братоубийственные войны.
Если бы брачные отношения и семья действительно были идеальными, то откуда стремление все разрушить, освободиться, бросить.
Так ли уж невинны были невесты, так ли благородны женихи? Может, не было внебрачных детей? Не процветала проституция? Жесткая общественная мораль, опять-таки вывернутая наизнанку, внешне все благопристойно, а что там за кулисами?
Конечно, мы всегда хотим как лучше, у нас вполне благие намерения, и мы знаем, как жить нашим ближним, у нас на все готовы ответы-советы.
А ежели кто против общества, то у общества завсегда найдутся камешки, чтоб забросать несогласного.
Не хуже других
Так что, господа хорошие, говорить о том, что раньше было лучше, бессмысленно. Хорошо там, где нас нет, и тогда, когда о нас и слыхом не слыхивали, и видом не видывали. А обычаи и обряды — это всего лишь обычаи и обряды. Уклад деревенской жизни, размеренная медлительность, незыблемость традиций, полная зависимость человека от мнения «общества» в совокупности создавали иллюзию неизменности жизни вообще. На том и держалась деревня, потому она и сохранила отголоски древних обрядов. Город — суетный, все время меняющийся, легко принимающий всевозможные новшества, впитывающий разные культурные традиции, бурлящий котел, где смешивались разноголосые и разноязыкие, такие и сякие, где из многого и разнообразного постепенно формировалась та самая общность, которую мы сегодня называем городской культурой.
Сюда же относятся и свадебные традиции. Город внес свои изменения в традиционный деревенский обряд: появились профессиональные свахи, ужесточились условия брачного договора, в ремесленной среде во время смотрин невеста держала экзамен на «профпригодность», показывала свою сноровку и умение в том или ином мастерстве.
В купеческой и зажиточной мещанской среде огромное значение имело приданое, поэтому сваха зачастую вела длительные торги с отцом невесты. В остальном смотрины проходили по старинке, с молитвой, троекратным хождением вокруг стола, долгим совместным чаепитием. Все делалось неторопливо и обстоятельно. Споры относительно приданого велись до тех пор, пока не удовлетворялись обе стороны, в противном случае свадьба расстраивалась или откладывалась на неопределенное время.
В дворянских семьях обрядам не уделяли такого большого внимания. Смотрины как таковые не проводились, жених и невеста уже достаточно хорошо знали друг друга. Поэтому вместо смотрин родители невесты устраивали званый вечер, куда приглашали родителей и родственников жениха.
Размер приданого также имел большое значение. Но никаких торгов, моветон, господа! Опись приданого, включая все движимое и недвижимое имущество, размер денежного капитала и ежегодного дохода от него, составлялась заранее, а перед свадьбой ее оформляли в виде особого брачного контракта.
Во время сговора также устраивался бал, на котором жених преподносил невесте кольцо с драгоценным камнем, теперь они официально считались обрученными или помолвленными. О помолвке и дне свадьбы сообщалось в прессе. И самое главное, в приходской церкви каждое воскресенье после литургии священник оповещал прихожан о том, что такие-то и такие жених и невеста в такой-то день вступают в брак. Признавались действительными только освященные церковью браки.
В богатых купеческих семьях во всем старались подражать аристократам. А те, кто победнее да посермяжнее, совершали подготовку к свадьбе по старинке. Во время сговора собирались обе семьи, перед тем как ударить по рукам, ходили посолонь (вокруг) стола и после рукобития опять ходили, хоть и языческий обряд, да кто же об этом помнит, троекратное хождение символизировало общее согласие и своего рода поклонение Пресвятой Троице, хотя корни, истоки обычая тянутся к тем незапамятным временам, когда наши предки поклонялись солнцу.
Молодых благословляли и специально приглашенный священник, и родители. После чего опять-таки помолвка, или сговор, оглашалась публично, в церкви, через газеты, или при большом скоплении народа, при свидетелях. Например, в городских ремесленных слободках сговоренная невеста выходила на крыльцо родительского дома и, кланяясь собравшимся соседям, сообщала о своем новом положении.
Беднота и ремесленники гуляли всей улицей или слободкой, вечером собиралась молодежь, жених угощал всех пряниками, пели, плясали, поздравляли.
На следующий день после официального сговора родители вручали невесте «Божье благословение» — иконы Спасителя и Богородицы. После торжественного вручения иконы вместе с приданым перевозили в дом жениха.
После троекратного церковного оповещения, если не последовало никаких возражений, священники выдавали молодым билетики «разрешение на брак», в которых указывался возраст, сословная принадлежность, отметки о том, что жених и невеста регулярно бывают на исповеди, причастились Святых Христовых Тайн и никаких помех к свадьбе не обнаружено.
После того как все формальности бывали улажены, а приданое отправлено, невеста вместе с матерью уединялись, чтоб совместно помолиться.
Зажиточные купцы любили похвалиться своим достатком, потому перевоз приданого часто выглядел довольно забавно. Нанимали несколько подвод, чтоб организовать целый «постельный поезд». В первой подводе везли икону и самовар. Рядом с самоваром сидел мальчик-блюдник, который держал в руках поднос с пачкой чая, завернутой в шелк, и огромной сахарной головой, украшенной лентами. На второй подводе ехала крестная мать невесты, которая везла фарфоровую посуду. В руках крестной матери была серебряная с позолотой солонка. На третьей подводе перевозили постель, а на четвертой — мебель и плюшевый ковер. В последней, пятой, подводе ехали сваха, державшая в руках живую индюшку, и тетка невесты, которая везла полную опись приданого. «Парадом командовала» тетка, желательно старшая сестра матери невесты, или сваха. Встречала «постельный поезд» мать или старшая замужняя сестра жениха. Сваха вручала ей украшенную лентами и чепчиком индюшку и дарила отрез на платье. Принималось приданое строго по
