Китай. Искусство есть палочками

тратить на меня столько усилий казалось тренеру бессмысленным.

Я присела на скамейку у стены и заговорила с американцем. Он тренировался здесь уже два месяца, а японец, по его словам, хотел стать звездой боевиков. Если верить американцу, то я еще легко отделалась, поскольку он провел первые две недели, занимаясь по четыре часа в день, оттачивая базовую стойку. Мы пришли к выводу, что вся проблема в том, что наши бедные западные мозги просто не приспособлены для подобного механического запоминания. Китайцев чуть ли не с рождения заставляют методично повторять материал, пока от зубов не станет отскакивать, и помалкивать. В нашей культуре детей воспитывают другим образом. Китаец, если ему велят выйти за рамки привычной модели, впадет в панику, а у меня, наоборот, мозг расплавился через два часа однообразных повторений.

А в другом конце зала японец явно делал успехи. Он летал туда-сюда, с силой рассекая воздух, и издавал крики, от которых кровь стыла в жилах. За окном группа детей крутилась на одной ножке, нанося убийственные удары воображаемым противникам. Ученики постарше тягали штанги, а несколько мальчиков лет семи учились боксировать, другие садились на поперечный и продольный шпагат, даже не охнув.

Возможно, дети старались, поскольку понимали, на какие жертвы пришлось пойти родным, чтобы отправить их в престижную школу. Обучение тут, как объяснил Шоуянь, стоило от восьми до десяти тысяч юаней в год. Для большинства китайских семей это огромная сумма. Время здесь равномерно разделено между обычными уроками и занятиями по кун-фу. После окончания школы лучшие ученики могут остаться преподавать, другие идут работать охранниками или полицейскими или же просто возвращаются домой помогать родителям по хозяйству. Мало кто станет новым Брюсом Ли или Джеки Чаном. Даже Шоуянь, которого пригласили работать тренером, не ждал многого от жизни.

— Кун-фу это еще не все, — сказал он, сидя на скамейке и угрюмо глядя на деревянный пол спортзала.

Как выяснилось, мой тренер родился в маленьком городке в провинции Аньхуэй в семи часах езды отсюда, теперь он занимал койку в крошечной комнатке прямо за стеной этого спортзала. Платили мало, но он больше ничего не умел.

Плотно пообедав в местной столовой рисом и овощами, я вернулась в спортзал и стала отрабатывать разнообразные удары ногой ? из стороны в сторону, изнутри наружу, а также так называемый удар полумесяцем, а потом мы вернулись к базовым выпадам и ударам. Снова и снова. Снова и снова.

Согласно популярному мифу, Шаолинь дал прибежище не только гибким монахам. Здесь же зародилась еще одна печально знаменитая тайная армия, которая предпочитала более кровавые методы, чем удары кулаком, например, вонзить оппоненту кухонный нож в спину. Триста лет тому назад предки сегодняшних монахов стали первыми китайскими «триадами».

Легенда гласит, что в начале восемнадцатого века монгольские племена восстали против правления династии Цин. Шаолиньские монахи были настоящими экспертами в военном деле, они рвались применить свои знания на практике и предложили императору помощь в усмирении бунтовщиков, и через несколько месяцев, в прямом смысле слова надрав восставшим задницы, вернулись ко двору с победой. Император на радостях предложил им титулы и должности, но монахи отказались, предпочтя привычный монастырский уклад светской жизни. Правда, перед тем, как уехать, монахи умудрились насолить одному из советников императора, и тот, разозлившись, что Сын Неба так обласкал невесть кого (и, скорее всего, завидуя кубикам на их прессе), внушил императору, что монахи представляют угрозу официальной власти, а от должностей они отказались только потому, что планируют свергнуть законного правителя. В итоге советник убедил послать в монастырь войска. Поскольку в бою монахи превосходили императорские войска, то было принято самое простое, но действенное решение — сжечь монастырь дотла.

Уцелела лишь горстка монахов. Войска продолжали преследовать их, и через какое-то время монахов осталось всего пятеро. Они решили, что будут меньше бросаться в глаза, если разойдутся, так что каждый из пяти пошел своей дорогой, но все как один горели ненавистью к правящему дому. Эти пятеро монахов, путешествуя по просторам Китая, создали тайные общества, они обучали боевым искусствам и строили планы, как отмстить императору, разрушившему их родной монастырь. Они известны в истории «триад» как Пять Отцов-Основателей, и по сей день тайные общества повторяют их лозунг: «Свергнуть Цин, восстановить Мин».

Шли годы. Династия Цин пала, Шаолинь же отстроили заново, правда в 1920-х снова сожгли, а во времена «Культурной революции» и вовсе объявили вне закона. Монахи приходили и уходили. А «триады» тем временем вовсю развернули преступную деятельность, поскольку их члены горели желанием быстро заработать деньги нечестными способами. Религиозный и политический символизм, который члены «триад» использовали в своих церемониях, стал чисто ритуальным, поскольку теперь их в основном интересовали более прибыльные вещи — шантаж, отмывание денег, контрабанда наркотиков, подделка денег и проституция. К началу двадцатого века, когда династия Цин пала и в стране воцарился хаос, «триады» обладали огромной властью, а боссы «триад», такие как Рябой Хуан и Большеухий Ду, стали в Шанхае полумифическими персонажами.

Илона Ральф Сьюз в своей книге «Плавник акулы» (Ilona Ralf Sues «Shark`s Fin and Millet») так вспоминала встречу с Большеухим Ду в 1930-х годах: «У него действительно были огромные уши и жестоко изогнутые губы, которые не скрывали желтые разрушенные зубы, а хилая фигура выдавала наркомана…

Я никогда не видела таких глаз, настолько темных, что казалось, будто у них нет зрачков. Взгляд у него был ничего не выражающий, словно передо мной труп, а не живой человек. Мистер Ду подал мне дряблую холодную руку, костлявую, с длинными ногтями, коричневыми от опиума».

Этого же человека описывал и Стерлинг Сигрейв (Sterling Seagrave «The Soong Dynasty»): «Отличительными чертами Ду были бритая налысо голова и огромные уши, которые торчали, словно два древесных гриба. Одутловатое лицо напоминало мешок с картошкой — результат драк в детстве. Челюсть так сильно выдавалась вперед, что Ду не мог толком сжать губы. Левый глаз подергивался, придавая лицу похотливое выражение».

Кристофер Ишервуд и У. Оден (W. Н. Auden and Christopher Isherwood «Journey to a War») встречались с Ду во время своего путешествия по Китаю в тридцатые годы, результатом которого стала их совместная книга «Путешествие на войну», увидевшая свет в 1939 году. Вот что они пишут: «Почему-то нам особенно пугающими показались его ноги в шелковых носках и остроносых европейских ботинках, торчавших из-под длинного халата».

Деятельность «триад» пронизывала всю жизнь и политику Китая, находившегося под контролем националистов, в первой половине двадцатого века.

Сам Сунь Ятсен, первый президент Китайской республики, которому Китай обязан свержением маньчжуров, являлся членом «триады». На самом деле, переворот в октябре 1895 года был осуществлен в основном силами «триад».

Чан Кайши, лидер националистов, который пытался управлять раздробленной страной после смерти Сунь Ятсена в 1925 году и вплоть до окончательной победы коммунистов в 1949-м, тоже был вовлечен в преступную деятельность. Денежные средства он получал не только от американского правительства, которое боялось коммунистов как огня, но и от торговли опиумом, шантажа и отмывания денег. Вот только после прихода к власти коммунистов подобный бизнес стал слишком опасен. Коммунисты поставили задачу ликвидировать тайные общества: членство в них в материковом Китае до сих пор карается смертной казнью. Члены «триад» спешно бежали в Гонконг, где уже существовала хорошо организованная сеть, или же последовали за Чан Кайши на Тайвань.

Поскольку большие деньги привлекают «триады», как голодных акул запах крови, то сейчас они возвращаются в Китай. А уж что касается иммигрантов, то здесь «триады» стали постоянными спутниками китайской диаспоры. За пределами Китая живет около шестидесяти миллионов китайцев, и «триады» управляют целыми империями в Лондоне, Сиднее, Нью-Йорке и Окленде.

Если честно, я не очень удивилась, узнав, что члены «триад» бросили занятия кун-фу, решив, что надежнее вонзить острый нож в спину оппоненту, хотя они не всегда прибегают к крайним мерам. Если им просто нужно предупредить кого-то и выразить недовольство, то ему всего лишь отрезают мизинец или же ограничиваются отрыванием рук.