Такое болезненное отношение нашего директора к «творческой мысли» было вызвано работой с Параджановым.
Он рассказывает:
– Дает мне Сережа задание: привезти на съемки в горы лань, тигра и попугая. Представляете, ведь абсолютно разные животные... Ну я 10 дней бегал по циркам, зоопаркам, пока достал этих животных, нашел транспорт подходящий, клетки, дрессировщика для тигра и, наконец, поехали мы на трейлере по горной дороге к месту съемок. Целый день ехали... Приехали, наконец... Сережа осмотрел всех животных и остался доволен. Молодец, говорит, это то, что надо. На следующий день снимаем тигра. Подготовили все, Сережа командует в мегафон, тигр внимательно на него смотрит, мы готовимся выпустить тигра из клетки, и по задумке перед самым выходом тигра дрессировщик должен сделать ему укол снотворного, которое через минуту подействует, и тигр потому будет не опасен. Ну, Сережа командует в свой мегафон, дрессировщик делает тигру укол, дает отмашку Сереже, тот кричит «Мотор!», мы открываем дверцу и тигр, вместо того, чтобы бежать к лани, сразу прыгает в сторону Сережи. Сережа бросает мегафон и бежит от него как олимпийский чемпион, тигр вот-вот его настигнет, дрессировщик стреляет в воздух из пистолета, кричит тигру что-то вроде «Акбар! Фу!
Фу!» – ничего не помогает... Я даже глаза закрыл, чтобы не видеть, как тигр Сережу растерзает... Но в последний момент тигр уснул... Как в замедленном кадре вдруг пошел вяло и повалился на землю. А Сережа так далеко убежал, что потом его искать пришлось... Когда нашли, он мне говороит: молодец, все отлично! Забирай тигра, он нам не нужен.
Будем снимать только лань и попугая... А теперь скажите мне, разве нельзя было все это заранее предусмотреть? Если думать по человечески, а не «творческой мыслью»? Или, пожалуйста, другой случай на этой же картине. Сережа мне говорит: достань мне для финала картины 100 белых петухов. А кур нельзя, тоже белых? – спросил я. Нет, нельзя, – отвечает Сережа.- Только петухи должны быть. Что делать, поехал я по всем соседним птицефермам. Стал покупать везде белых петухов. Даже в Грузию пришлось ехать, чтобы собрать нужное количество. Наконец собрал. Приехал к Сереже. Снимаем финал. Сережа расставил у всех дверей церкви мужчин с ножами и сказал: по моей команде режьте петухам головы и кидайте их в церковь. Я говорю: как режьте?! Как я потом за них отчитываться буду! Сережа мне: отчитаешься как-нибудь, а пока не дави на мою творческую мысль! И вот.
За несколько дублей всех этих петухов мы перерезали и я потом собирал подписи со всех членов съемочной группы, что они безвозмездно приняли у меня в качестве поощрения от 5 до 10 петухов. Цвет я не указывал. На Сережу я списал 20 штук. А три дня вся группа ела этих петухов в любых видах – начиная от шашлыков и кончая бульоном.
А вот что рассказал мне тогдашний директор «Арменфильма» Размик Меликсетович Мадоян:
– Приехал я по делам в Киев и решил навестить Параджанова. Позвонил ему, он дал мне адрес, я взял привезенную специально для него бутылку коньяка «Наири» и поехал к нему. Звоню в дверь. Мне открывают какие-то молодые ребята, в потертых джинсах, кедах. Захожу в прихожую, полутемно, ничего не вижу... Ребята мне говорят:
– Проходите, пожалуйста!
Прохожу в комнату и прямо вздрогнул от неожиданности: передо мной на полу лежит гроб, а в нем человек. А рядом с гробом эти молодые ребята на полу играют в карты, смеются... И Параджанов откуда-то появился, усадил меня в кресло... А я все смотрю на покойника, ничего не понимаю... Параджанов понял и объяснил:
– После фильма «Тени забытых предков» остался этот гроб с «трупом», жалко было выбрасывать. Взял на память.
И еще мне запомнился рассказ критика Демина, преподавателя наших курсов, о Параджанове. Студенты мастерсокй Савченко собрались у мастера на даче и должны были сервировать стол перед его приходом. И вот, заигравшись, они опрокинули сервант с саксонским фарфором.
Все были в панике, что делать? Метр вот-вот приедет...
И Параджанов нашел выход: он собрал в саду кленовые листья разных цветов и оттенков (дело было осенью) и сервировал ими стол, да так, что получилось произведение искусства, не меньше. Заходит Савченко, видит необычно сервированный стол, бросает взгляд на сервант, ему все ясно и он спрашивает:
– Кто сервировал стол?
Ему отвечают:
– Параджанов.
– Молодец, ставлю пять с плюсом. Садимся за стол!
Форпост
В конце сороковых – начале пятидесятых годов в пионерском движении появилась новая форма – форпосты. Они организовывались во дворах жилых домов – нечто вроде пионерского лагеря для детей, оставшихся летом в городе. Пионеры жили у себя дома, а целый день проводили в форпосте – играли, занимались и даже совершали экскурсии. Я в форпост не входил – мне он был не нужен. Мое неприятие пионерских лагерей распространялось, очевидно, и на городскую их форму. И, кроме того, в нашем форпосте была, в основном, одна малышня – лет по девять–двенадцать, а мне тогда уже было четырнадцать. Я самостоятельно ездил на рыбалку на Шихову косу со своими сверстниками, и, когда мы возвращались с уловом (обычно это были бычки и креветки), форпостовцы смотрели на нас с явной завистью.
И вот однажды руководительница форпоста (уже не помню ее имени, назовем ее Таня), очень нравившаяся мне тогда пионерка лет семнадцати-восемнадцати, предложила мне возглавить пеший поход форпоста на Шихову косу.
– Говорят, что туда можно пройти через Волчьи Ворота? – спросила она меня. – То есть, если идти напрямик через горы, то не так уж и далеко, верно?
– Да, должно быть близко, – сказал я. – Ведь шоссейная дорога, идущая вдоль моря, делает огромный круг. А любая дуга длиннее хорды, – привел я постулат из геометрии.
– Ты сможешь отвести нас на Шихову косу? – спросила Таня.
– Запросто! Выйдем на улицу Кецховели и, если прямо по ней идти, в конце концов придем к морю, – уверенно сказал я.
– Хорошо, тогда я назначаю поход на понедельник, – сказала Таня. – На семь утра, чтоб идти не по жаре. Там выкупаемся и на попутной машине назад. До полудня управимся?
– Думаю, да, – солидно сказал я.
В понедельник в семь утра весь форпост построился у нас во дворе и меня разбудила мама:
– Там тебя все ждут! Вставай! Ты обещал их куда-то отвести…
Я уже забыл об этом походе, но, услышав звук горна, все вспомнил, быстро умылся и, схватив что-то со стола и жуя на ходу, выскочил во двор.
– Веди нас! – сказала Таня.
– Пошли, – сказал я барабанщику и пошел впереди, а весь отряд под звуки барабана и горна потащился за мной.
На улице я решил, что идти впереди барабанщика и горниста не совсем для меня прилично – мои сверстники из соседних домов могли решить, что я тоже член форпоста, и это могло подорвать мой авторитет «нормального пацана». Я пошел по тротуару, как будто просто прохожий, а барабанщику и горнисту сделал знак, чтобы они не шли за мной по тротуару, а шли как и шли до этого – по мостовой.
Так я вывел всех на улицу Кецховели и повел по ней в сторону гор, что начинались на окраине города. По моим расчетам, перевалив через гору, мы сразу должны были оказаться на Шиховой косе. Во всяком случае, со стороны Шиховой косы гора эта имела ту же конфигурацию, что и со стороны улицы Кецховели, только в зеркальном отображении. Так мне казалось.
К сожалению, мои предположения оказались абсолютно неверными. Когда мы с большим трудом
