взобрались с улицы Кецховели на гору, то нам не открылся, как я предполагал, прекрасный вид на Шиховский пляж – перед нами стояла новая гора почти с теми же очертаниями.
– А где море? – спросила меня Таня.
– За той горой, – уверенно сказал я. В самом деле, море должно быть в той стороне – в этом я не сомневался.
Под руководством Тани дети затянули популярную тогда пионерскую песню о дружбе и взаимовыручке, которая должна была поднять общий моральный дух:
Во второй половине дня мы перевалили через вторую гору, а моря не было – стояла еще одна гора. Вокруг были одни горы, ни одного деревца, травинки – горы и больше ничего – самый настоящий космический пейзаж. Некоторые дети стали плакать, Таня как могла их успокаивала, да и я был растерян, но не показывал виду. Барабанщик и горнист давно перестали оглашать пустынную местность своими бодрыми звуками.
– Куда ты нас завел? – строго спросила меня Таня.
– Там должно быть море! – показал я на следующую гору. – Я в этом уверен, – говорил я тоном Магеллана, предрекающего наличие в океане Вест-Индии. – Вы сделайте привал, перекусите, отдохните, а я за это время поднимусь на гору и дам вам знать, что там дальше…
– Учти, если за той горой не будет моря – мы повернем назад, – сказала Таня. – В горах с детьми я ночевать не собираюсь. Здесь могут быть волки – не зря ведь назвали, Волчьи Ворота!
– Там будет море, за этой горой! – твердо сказал я и пошел взбираться на эту гору. Я тоже хотел есть, пить, хотел передохнуть, но об этом не могло быть и речи – я чувствовал, что не имею на это права. Я взобрался на гору и увидел море: оно не было близко – это был явно не район Шиховой косы, но зато под горой начиналась долина, ведущая к морю, видна была железная дорога и шоссе с машинами, короче, цивилизация. Я, как мы договорились с Таней, протрубил несколько раз в горн и услышал в ответ через некоторое время барабанную дробь.
Уже было часов пять вечера, когда отряд, возглавляемый Таней, достиг вершины горы, где я их поджидал. Вниз спускаться было легче и веселей, но кое-кого из малышей уже приходилось временами нести. Когда мы достигли автомобильной дороги, Таня объявила, что никакого купания в море не будет – до него нужно еще час добираться, что лучше постараться засветло вернуться домой, чтобы среди родителей детей не началась паника, и вообще, черт ее дернул связаться с таким безответственным человеком, как я.
Она остановила автобус – выяснилось, что мы, оказывается, находимся рядом с Лок-Батаном, а это намного дальше от Баку, чем Шихова коса.
– Ты бы еще нас в Тбилиси привел! – раздраженно сказала Таня, усаживая детей в автобус. – Садись! – чуть ли не приказала она мне. – Несчастье наше!
– Нет, я должен выкупаться в море, – сказал я независимым тоном. – Не для этого я тащился в такую даль, чтобы сразу уехать…
– Ну, как хочешь! – Таня села в автобус, и автобус укатил.
Я остался один на дороге, мне стало грустно, и я почувствовал себя чуть ли не осиротевшим. Но предаваться унынию было нельзя, а поехать за ними следом и того хуже – с каким лицом я войду во двор вскоре после их приезда?
И я хорошим шагом направился в сторону моря, хотя, честно говоря, в тот момент мне было не до купания. Но я нутром чувствовал, что только достижение конечной цели может оправдать глупость и трудности всего этого нашего похода.
Я добрался до моря, поплавал, снял вроде всю дневную усталость, но какая-то противная тяжесть на душе все же оставалась и я никак не мог понять ее причину. Теперь я знаю, что причиной такого временного «унынья» бывает резкий переход от активной деятельности с группой людей к одиночному вялому существованию. Сейчас я к этому привык и как можно быстрей гашу «в душе побег унынья», как говорил Хайям. И в тот раз я попытался настроить себя на победный лад и бодро зашагал в наступающей темноте к шоссе, остановил попутную машину (тогда попутки подвозили бесплатно) и поздним вечером вернулся домой. Во дворе никого из ребятни не было – они, видно, зализывали дома раны. А родители мои были очень встревожены и места себе не находили – все вернулись, а меня нет!
Прошли годы, и, как ни странно, многие из тех «форпостовских» ребят при встрече со мной охотно предаются воспоминаниям о нашем беспрецедентном походе к морю через Волчьи Ворота, явно преувеличивая трудности, которые мы мужественно преодолели, иронизируя по поводу впавших тогда в уныние товарищей и приходя в конечном счете к выводу, что этот поход – одно из ярчайших событий нашего детства. А пионервожатая Таня, которую я как-то встретил на вечере у себя в институте, увидев меня, радостно вскрикнула:
– Привет, Сусанин! Ты на меня не в обиде?
– За что? – удивился я.
– Я простить себе до сих пор не могу, что оставила тебя одного черт-те где! Как вспомню – переживаю. Простишь меня?
– Ерунда! – успокоил я ее. – Я там отлично искупался. Ты прости меня – я ведь в самом деле чуть не стал для всех Сусаниным!
В последнее время я все чаще вспоминаю эту историю с форпостом. Думаю, наверное, потому, что в работе режиссера очень часто возникают ситуации, когда надо уверенным тоном сказать: надо это делать так! Хотя, если спросить каждого члена группы в отдельности, все наверняка критически отзовутся о моем решении. Да и у меня самого не всегда бывает стопроцентной уверенности в безошибочности выбранного пути. Но, как показал мой жизненный опыт, только так, как ни странно, можно что-то сделать. Ведь вышли мы все же к морю, идя по улице Кецховели!
Ау-у!
После окончания Высших сценарных курсов мне не удавалось долго сидеть в Москве – не было денег и я уезжал в Баку к родителям, писал сценарии, рассылал их веером по разным студиям и ждал, чтобы кто-то заинтересовался ими и меня вызвали бы на заключение договора.
И вот в один из таких моих приездов в Баку раздается вдруг звонок.
– Здравствуйте, с вами говорит режиссер Горковенко. Я хочу поставить фильм по вашему рассказу «Что наша жизнь?», напечатанному в «Литературке»!
– Очень приятно, – отвечаю. – А Слава стоит рядом с вами?
– Какой Слава?
– Ладно, не Слава. Значит, Валера! – Мне было ясно, что надо мною решили подшутить мои друзья, оставшиеся в Москве.
– Вы, видно, меня не расслышали, моя фамилия Горковенко! – продолжал человек в трубке. – Я выпускник ВГИКа и выбрал ваш рассказ «Что наша жизнь?» для своего дипломного фильма. Худрук у меня Ролан Быков, и он предлагает вам написать сценарий по вашему же рассказу. Вы ведь закончили сценарные курсы?
– Да, закончил, – ответил я, понимая, наконец, что это не шутка моих друзей: «дипломный фильм», «худрук Быков» – такое им не пришло бы в голову.- Извините, я думал, что это мои друзья решили
