сможете показаться на глаза королю.
Он понял, что она выполнит свое обещание, и отступил.
– О, попадись вы мне в руки на всю ночь, – прошептал он, стиснув зубы, – клянусь, к утру вы бы стали мягкой как воск!..
– Вот-вот, – рассмеялась она, – продумайте как следует свою месть… держась рукой за щеку.
Она ушла и быстро пробралась к выходу, так как толпа уже поредела – многие отправились завтракать.
Чувствуя себя оскорбленной и униженной, Анжелика прижимала к укушенной губе платочек.
«Только бы было не очень заметно… – думала она. – Что я скажу Жоффрею, если он спросит? Он проткнет мерзавца шпагой, этого нельзя допустить. А может, просто посмеется… Уж Жоффрей-то, во всяком случае, не питает иллюзий в отношении нравов этих блестящих сеньоров-северян… Теперь я начинаю понимать, что имеет он в виду, когда говорит, что двору необходимо привить светские манеры… но лично у меня нет ни малейшей охоты заниматься этим…»
В толпе, заполнившей площадь, она стала высматривать свой портшез и носильщиков.
Кто-то взял ее под руку, и Анжелика увидела рядом высокую фигуру герцогини де Монпансье.
– Душенька, я вас искала, – сказала ей герцогиня. – Я так терзаюсь, вспоминая глупости, которые я наговорила при вас утром, не зная, кто вы. Но что вы хотите, такой торжественный день, а я лишена привычных удобств, и нервы, естественно, расшалились, а язык несет всякий вздор.
– Пусть ваша светлость не беспокоится, ведь все сказанное – истина, хотя и не слишком приятная. В моей памяти сохранятся лишь эти ваши слова.
– Вы – само очарование. Я счастлива, что мы с вами оказались соседями… Вы еще одолжите мне своего цирюльника? Вы не торопитесь? Пойдемте в тень, там можно пощипать немножко винограда. Хотите? Эти испанцы, верно, никогда не прибудут…
– Я в вашем распоряжении, ваша светлость, – приседая в реверансе, ответила Анжелика.
На следующее утро все отправились на Фазаний остров, чтобы присутствовать при завтраке испанского короля. Сеньоры, толкаясь, лезли в лодки, не боясь замочить свои нарядные туфли, дамы поднимали подолы юбок и то и дело вскрикивали.
Анжелика в зеленом платье, а поверх него – в белом атласном, расшитом серебром, с помощью Пегилена оказалась в лодке между какой-то принцессой с одухотворенным лицом и маркизом д'Юмьером. Здесь же сидел и Филипп Орлеанский, он много смеялся, вспоминая огорченное лицо старшего брата, которому пришлось остаться в своей резиденции. Людовик XIV не должен видеть инфанту, пока она, обвенчавшись по доверенности на испанском берегу, не станет королевой. Только тогда он собственной персоной прибудет на Фазаний остров, чтобы дать клятву жить в мире с Испанией и увезти свою блистательную победу. А настоящая свадьба будет в Сен-Жан-де-Люзе, где новобрачных благословит архиепископ Байоннский.
Лодки с ослепительно нарядными пассажирами скользили по неподвижной глади реки. Когда подплыли к берегу и Анжелика ожидала своей очереди, чтобы выйти из лодки, один из придворных, ставя ногу на скамейку, где она сидела, наступил высоким каблуком ей на пальцы. Она с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть от боли. Подняв глаза, она узнала того самого молодого дворянина, который так нагло вел себя с нею накануне.
– Это маркиз де Вард, – сказала сидевшая рядом с Анжеликой юная принцесса. – И конечно же, он сделал это нарочно.
– Настоящая скотина! – жалобно сказала Анжелика. – Как можно терпеть таких грубиянов в свите короля?
– Он забавляет короля своим бесстыдством. Впрочем, в присутствии его величества он свои коготки прячет. Его репутация при дворе всем известна. Даже песенку о нем сочинили.
И она вполголоса запела:
Осел, хоть шкуры нет на нем, Но без нее ясна картина:
Ни плащ, ни шпага, ни камзол Не утаят, что Вард – скотина.
– Замолчите, Генриетта! – крикнул брат короля. – Если вас услышит госпожа де Суассон, она придет в ярость и нажалуется королю, что высмеивают его любимца.
– Чепуха! Госпожа де Суассон уже не пользуется таким доверием у его величества. Теперь, когда король женится…
– Но почему вы решили, сударыни, что жена, будь она даже инфанта, может иметь больше влияния на мужа, чем его давняя возлюбленная? – вмешался в разговор де Лозен.
– О господа! О сударыни! – запричитала госпожа де Мотвиль. – Умоляю вас! Разве сейчас время для подобных разговоров, когда испанские гранды едут нам навстречу?
Какая-то почерневшая, высохшая, с лицом, изборожденным морщинами, она своим темным туалетом и чересчур целомудренным видом странно выделялась среди разряженных дам и болтливых красавцев мужчин. Кто знает, может быть, фрейлина Анны Австрийской оказалась здесь не совсем случайно? Скорее всего, королева-мать поручила ей следить, как бы эти неразумные молодые дамы и кавалеры, привыкшие к злословию и сплетням, не задели чем-нибудь обидчивых испанцев.
Анжелика начинала уже уставать от этих пустых, злых сплетников, у которых за показным лоском скрывались развращенные души.
Она услышала, как темноволосая графиня де Суассон сказала одной из своих подруг:
– Дорогая, я нашла двух скороходов и ужасно горжусь ими. Мне так расхваливали басков, говорили, будто они бегают быстрее ветра. И вы знаете, они действительно могут проделать за день больше двадцати лье. Не правда ли, когда впереди кареты, выкрикивая ваше имя, мчатся скороходы с собаками, а собаки лают, разгоняя чернь, – это великолепное зрелище?
