– Решительно, сегодня вы мне кажетесь уже не такой спесивой, как в первый раз, когда мы с вами познакомились. И волнение вам к лицу.
Она уже готова была вцепиться ему в физиономию, ударить его, обозвать трусом, но тут услышала звук вынимаемой из ножен шпаги и небрежный голос маркиза:
– Ну что ж, пойдемте посмотрим.
Анжелика последовала за ним, стараясь унять дрожь, и тоже спустилась на несколько ступенек.
Маркиз перегнулся через перила.
– Ничего не видно, но так и бьет в нос этими канальями. Здесь не ошибешься: лук, табак да дешевое вино из таверны. Там, внизу, их не меньше четырех или пяти.
Он вдруг схватил ее за руку:
– Слышите?
В мрачной тишине ясно раздался всплеск, сопровождаемый легким шумом брызг, словно в воду упало что-то тяжелое.
– Ну вот, они бросили труп в Сену.
Повернувшись к Анжелике и прищурившись, словно змея, завораживающая свою жертву, он продолжал:
– О, лучше места не сыскать! Тут есть дверца, которую частенько забывают закрыть, а иногда нарочно не закрывают. Это пустяки для тех, кому нужно подослать туда наемных убийц. Сена в двух шагах, все происходит молниеносно. Вот прислушайтесь, и вы услышите, как они шепчутся. Видно, догадались, что прикончили не того, кого им приказали. Так, выходит, красавица моя, у вас есть серьезные враги?
Анжелика стиснула зубы, чтобы они не стучали.
Наконец она с трудом выдавила:
– Что вы думаете предпринять?
– Пока ничего. У меня нет ни малейшего желания скрещивать шпагу с ржавыми рапирами этих бродяг. Но через час там встанут на караул швейцарские гвардейцы. Убийцы удерут, а может, их зацапают. Но так или иначе, вы сможете спокойно выйти. А пока что…
Продолжая держать Анжелику за руку, маркиз привел ее обратно в галерею. Она машинально шла за ним, думая только об одном: «Марго мертва… Меня хотели убить… Это уже во второй раз… А я ничего, ничего не знаю… Марго мертва…»
Вард остановился у ниши, где стоял столик с гнутыми ножками и табуреты – по-видимому, она служила прихожей чьих-то апартаментов. Он неторопливо всунул шпагу обратно в ножны, снял перевязь и вместе со шпагой положил ее на столик. Потом подошел к Анжелике.
Она вдруг поняла, что он замыслил, и с отвращением оттолкнула его.
– Как, сударь, у меня буквально на глазах только что убили служанку, к которой я была так привязана, и вы думаете, что я соглашусь…
– А мне наплевать, согласитесь вы или нет. Меня не интересует, что у женщины в голове. Мне важно только то, что у нее ниже талии. Любовь – это формальность. Разве вам не известно, что именно так расплачиваются красавицы за право пройти через галереи Лувра?
Она попробовала оскорбить его:
– Ах да, я и забыла. «Ни плащ, ни шпага, ни камзол не утаят, что Вард – скотина».
Маркиз до крови впился ногтями ей в руку.
– Маленькая дрянь! Если бы вы не были так соблазнительны, я бы с радостью отдал вас на растерзание тем молодчикам, что поджидают под лестницей. Но мне было бы грустно видеть, как пустят кровь такому нежному цыпленочку. Хватит, будьте умницей.
Она не видела своего мучителя, но угадывала на его красивом лице самодовольную и злую улыбку. Рассеянный свет из галереи освещал его напудренный парик.
– Если вы прикоснетесь ко мне, я позову на помощь, – задыхаясь, проговорила она.
– Это вам не поможет. Здесь редко кто проходит. Ваши крики могут взволновать только господ с ржавыми рапирами. Не устраивайте скандала, дорогая. Я хочу вас, и Я вас получу. Я уже давно решил это, и судьба пошла мне навстречу. Вы предпочитаете возвращаться домой одна?
– Я попрошу кого-нибудь проводить меня.
– Но кто поможет вам в этом дворце, где все было великолепно подготовлено к тому, чтобы отправить вас на тот свет? Кто привел вас к этой знаменитой лестнице?
– Шевалье де Лоррен.
– Вот как! Значит, в этом деле замешан брат короля? Впрочем, он уже не в первый раз отделывается от нежелательной «соперницы». Так что сами видите, в ваших интересах молчать…
Анжелика ничего не ответила и, когда он снова приблизился к ней, не шелохнулась.
Не торопясь, с наглым спокойствием он приподнял ее шуршащие длинные юбки из тафты, и она почувствовала на спине прикосновение его рук.
– Очаровательна, – проговорил он вполголоса.
Анжелика не помнила себя от унижения и страха. В ее помутневшем сознании мелькали несвязные картины: шевалье де Лоррен с канделябром в руке, Бастилия, вопль Марго, ларец с ядом. Потом все исчезло, и ее обуял ужас, физический ужас женщины, которая знала лишь одного мужчину. Близость с другим вызывала у нее отвращение, чувство гадливости. Она извивалась, пытаясь вырваться из его
